«Déjà vu». Отец снова исчез и снова без объяснений.
История повторилась во всем своем драматизме, как когда это произошло сразу после седьмой женитьбы Максима.
Только Алине на этот раз стало еще тяжелее – старая рана вскрылась с острой болью по еще не до конца зажившему рубцу. Мне было очень тяжело сознавать это. Тем более что я оказалась бессильна помочь дочери.
Вспоминаю, что в 2007 году вышел музыкальный альбом Алининой группы «Transparence». В него вошли две написанные ею песни, посвященные отцу – жгучая «Pardonne moi» и нежно-трепетная «Will You Be Here». Если в первой дочь просит у него прощения за то, что он «оставил» ее, то во второй (написанной уже после ее второй поездки к нему в Москву, в 2006 году) она говорит папе, что даже если она «выросла», то все равно «навсегда остается его ребенком». Спрашивает, будет ли он «здесь», то есть с ней «всегда»? По словам дочери, папе «очень понравился» этот альбом, который она подарила ему, с посвящением, во время ее третьего посещения. Как жаль, что папа остался глух к словам дочери, с таким искренним доверием обращенным к нему…
Через какое-то время, теряясь в догадках и волнуясь за здоровье отца, Алина снова принялась посылать ему смс. Длительные месяцы Максим не отвечал, а когда вдруг ответил, то очень пространно и неопределенно. На конкретный вопрос Алины, почему он больше не хочет ни видеть, ни слышать ее, отец так и не дал объяснения по сегодняшний день.
Не найдя ответа на вопрос, «почему» с ним снова произошла такая метаморфоза, Алина впала в жуткое состояние. Очень переживала, снова ходила как потерянная. Давид забил тревогу и, несмотря на ее запреты, решил обратиться ко мне.
Я с грустью убедилась, что мои первоначальные сомнения в искренности появления отца в жизни дочери после семилетнего перерыва были совершенно обоснованными. Они полностью подтвердились. Четыре года относительного покоя оказались лишь иллюзией.
И вот снова молчаливый разрыв с дочерью. Хотя, очевидно, молчаливый именно потому, что никакой вины Алины не было, так же как и в прошлый раз.
Все это уже становилось традицией, «классикой». Но сколько же можно?
Девочка ведь не машина, не бесчувственный робот, чтобы воспринимать игнорирование, пренебрежительное отношение к себе бесстрастно – как норму?
Неужели отец не понимает, какие душевные муки он этим причиняет дочери?
В разговоре с кем-то из моих московских друзей, вращающихся в тех же кругах, что и Максим с женой, я поделилась этой тяжелой новостью. Рассказала историю с «микрофоном и компьютером». Реакция была наполовину со смехом, наполовину с иронией:
– Нина, ты просто не в курсе! Говорят, они вернулись из Америки оба со «свежими» лифтингами и с десятью чемоданами покупок! Видимо, на Алинкин подарок денег не осталось…
Я не знаю, правда это или нет, и не хочу знать. Меня интересует лишь один вопрос: почему отец так поступил с дочерью? Как с собачкой – подразнил «косточкой» и «иди гуляй!». Даже не позвонив ей, не объяснившись по-человечески… ведь дело не в подарке. Снова вспоминается аллегория – выражение Максима, отозвавшегося в своем интервью об Алине как о «хвостике». Видимо, совсем неспроста он его употребил. Но только у людей с сердцем и собака считается членом семьи…
Как будто оправдывая занятую им позицию, в 2009 году в интервью, данном газете «Новая», в ответ на вопрос журналиста о его детях, Максим Дунаевский произнес странные, непонятные слова:
– Какие новости у старших?
– Митя сейчас живет в Швейцарии. Женился. Он парень умный, так что не стал торопиться со свадьбой, а два года общался со своей избранницей. С Алиной сложнее. Поскольку она пошла по моей линии и стала музыкантом, по натуре более бесшабашная. Я бы сказал – безбашенная. Поэтому ее сложно контролировать, куда-то направлять и общаться.
Мы с дочерью были крайне удивлены, и все наше окружение тоже. С каких это пор Алина стала «бесшабашной» и «безбашенной»? Она всегда отличалась здравым смыслом и дисциплиной, поэтому и закончила лицей, а также консерваторию и университет с «красным» дипломом и с грамотами. Особенное недоумение вызывает, что эти слова пишет человек, который и не стремится ни общаться с дочерью, ни направлять, ни контролировать ее. Или когда нет мужества сказать правду, нужно что-то выдумать?
Или, может быть, одной из причин такого поведения Максима Дунаевского является его интервью: «Кто рядом, тот и родной»?
Может, это и есть ответ на Алинин вопрос, который он не нашел в себе смелости дать дочери лично? Алина находится далеко, поэтому она больше «не в счет»? Больше не член семьи, не его дочь?
Наши друзья – московские, питерские и другие, рассеянные по всему миру, читая различные интервью Максима Дунаевского в Интернете, в недоумении писали мне, не понимая, что происходит. Крайне удивлялись, как человек в таком возрасте и при таком статусе мог повести себя подобным образом по отношению к родной дочери? Старались поддержать нас как могли. А кто-то шутил:
– Ваша история с Дунаевским настолько противоречиво-парадоксальна и наполнена переворотами, что она просто готовый сценарий для музыкальной комедии в стиле «Карнавала»! И композитора искать не надо – он уже имеется! Наверно, когда-нибудь о вас будет снят фильм!
Я улыбалась, но смеяться не хотелось, мне было не до смеха. Конечно, у меня есть чувство юмора, которое помогло мне выжить в трудных условиях. И я всегда говорила себе и окружающим: «Все в жизни относительно! Будем искать положительные стороны!» Но в данной ситуации, зная, как сильно переживала моя дочь, оно не срабатывало.
Я пыталась убедить себя в том, что уже давно должна была привыкнуть к метаморфозам Максима. Но одновременно понимала, что привыкнуть к такому невозможно. Так же, как и утешить Алину – только сам отец смог бы утешить ее, если бы захотел.
Он обрек ее на самое тяжелое – на игнорирование. За что?
Зачем тогда снова появился в жизни дочери, если не собирался относиться к ней серьезно? Она ведь не игрушка! Зачем в очередной раз принес ей такое потрясение?
Алина замкнулась в себе, страдала молча. Я больше не могла хоть немного поддерживать ее, как когда-то, когда она была подростком и еще жила со мной. Теперь мы виделись не часто, и тему об ее отце обе избегали. Я лишь чувствовала, что дочь находилась в подавленном состоянии. Она даже почти не звонила мне – как всегда, когда ей бывало особенно тяжело.
Так прошел год. Я несколько раз меняла работу. Искала, находила, работала, заканчивала контракт и снова искала новый. Обычно контракты были короткими. Но, к счастью, мои усилия всегда увенчивались успехом – в конце концов, после массы беготни, хлопот и сомнений, я неизменно находила их.
Кроме того, я записалась на вечерние курсы школы при Лувре, для изучения истории искусств – от древности и до наших дней. Мне давно это советовала Алина, у которой уже было искусствоведческое университетское образование.
Меня всегда притягивали различные области искусства, поэтому я с удовольствием ходила на занятия после работы. Они проходили в просторной и оснащенной новейшей техникой аудитории, в одном из исторических зданий Парижа – Carousel du Louvre.
В сентябре 2009 года на мой мобильный телефон поступил неожиданный звонок из Москвы. На другом конце незнакомая девушка представилась Александрой.
– Здравствуйте, Нина! Я редактор передачи «Пусть говорят» с Андреем Малаховым. Мы узнали, что Максим Дунаевский прекратил общение с дочерью Алиной. Поэтому хотели бы пригласить вас обеих к нам на передачу – помочь дочери наладить отношения с отцом! Тем более что у них есть общие интересы – музыка. Кстати, мы уже разговаривали с Максимом Исааковичем, и он не отказывается прийти в студию! – с улыбкой в голосе объяснила она.
Я очень удивилась. Просто невероятно, как журналисты всегда обо всем узнают?! Даже мой телефон где-то разыскали…
– Извините, а откуда у вас мой номер телефона?
– У нас есть база данных с информацией об известных людях. Так что, вы приедете? На два дня? Мы позаботимся об авиабилетах и о гостинице – берем это на себя!
– Не знаю… ваше предложение слишком неожиданно… Решать будет Алина. Кроме того, я на работе, мне сейчас некогда разговаривать. Пришлите, пожалуйста, всю информацию электронной почтой. Покажу ее дочери, и она даст вам ответ.
Дав девушке свой адрес почты, я отключилась. Мне действительно было не до разговоров – в то время работала в коммерческой галерее отеля «RITZ». Должность была ответственная, и в тот момент меня ждал клиент VIP.
Вернувшись вечером домой, я обнаружила в своей электронной почте предложение от Первого канала, о котором говорила девушка. Переслала его Алине. Дочь тотчас позвонила мне. С грустью сказала мне:
– Мама, я не хочу, чтобы посторонние люди помогали мне налаживать отношения с папой. По крайней мере пока у меня есть надежда достучаться до него самой… Попробую снова написать ему. Попрошу, чтобы он, наконец, объяснил мне, что произошло. Он же мой родной отец – не может не понимать, что я страдаю от того, что он так долго игнорирует меня? Если даже больше не хочет общаться, видеть меня, то пусть скажет «почему» – это все, что я прошу! Разве это слишком много? Разве не правильно?
– Правильно. Хорошо, Алина, поступай как хочешь, как ты чувствуешь.
Я отправила редактору ответное письмо, объяснив, что Алина не приедет, что предпочитает попытаться наладить отношения с отцом сама.
Девушка отнеслась к этому с доброжелательностью, даже вежливо перезвонила мне:
– Конечно, я понимаю! Предлагаю остаться в контакте.
На следующий же день Алина послала отцу эсэмэску, написав, что волнуется за него, за его здоровье, поскольку он очень давно не отвечает ей. Затем другую, третью. Через две-три недели Максим что-то лаконично ответил в ответ на Алинины послания – мол, у него все в порядке. Затем опять долгое молчание.
Дочь продолжала писать.
Как-то отец ответил снова, спустя много времени, крайне туманно, пространно.