На встречу не соглашался и на ее главный вопрос «почему?» по-прежнему не отвечал. Алина ждала его ответы месяцами, а позднее и годами.
Я чувствовала, что эти несколько эсэмэсок Максима были просто отписками. Было совершенно очевидно, что отец не хочет или, по какой-то причине, не может сказать дочери правду.
А Алина была не в состоянии смириться, забыть отца. Да и как забыть о существовании близкого человека, с кем у нее когда-то были такие прекрасные отношения? Тепло и нежность, врезавшиеся навсегда в ее память, и которые уже во второй раз так резко и непонятно оборвались? Как забыть того, от кого ты произошел? Есть от чего сойти с ума.
Время не лечит. Удивительное дело – я видела, что, несмотря ни на что, Алина продолжала любить и ждать отца! Она и сама признавалась мне в этом.
Так же, как и многочисленных женщин, встретившихся на его пути, Максим сумел влюбить в себя и свою дочь. Пусть «по-дочерни», но тем не менее.
Я наблюдала за Алиной в те редкие моменты, когда мы встречались. По ее высказываниям осознавала, как сильно она страдала – как будто у нее вырвали кусок души, оставив кровоточащую рану. Чувствовала, что дочь переживает настоящую психологическую травму, которая глубоко застряла в ее подсознании. Как она ни старалась успокоиться, у нее не получалось. А мои уговоры и доводы по-прежнему не помогали.
Прошло около четырех лет.
Дочери так и не удалось получить от отца ответа на сакраментальный вопрос «почему?». Где он находится и что с ним, Алина не знала. Лишь из его интервью, которые изредка видела в Интернете, она узнавала, что отец провел отпуск с женой и с девочками в Лос-Анджелесе, в Италии или в Болгарии, или поставил новый мюзикл. Скупая информация о родном отце, идущая даже не от него, а из соцсетей. Но, главное, она знала, что он был жив и здоров. Радовалась за него, за его творческие успехи и одновременно сильно тосковала по нему.
По ее собственному выражению, чувствовала себя «сиротой при живом отце».
Пятое марта 2012 года, Москва.
Мы с дочерью Алиной и ее другом Давидом находимся в гостевой комнате Первого канала Российского телевидения «Пусть говорят». По приглашению этого канала мы прилетели на запись передачи с участием Максима Исааковича Дунаевского.
На этот раз Алина ухватилась за такую возможность как за соломинку – это был ее последний шанс увидеться с отцом. Встретиться с ним иным путем стало невозможно. Ведь даже поехать к нему «экспромтом» для разговора она не могла. «Незваный гость хуже…», не заканчиваю фразу, так как с уважением отношусь к той части населения России, на которую ссылается эта поговорка.
Но смысл, думаю, понятен каждому – незваные гости нигде не приветствуются, будь то брат, сват или даже родная дочь.
К тому же, как мы узнали из интервью самого Максима, у него появилась новая недвижимость не только в Москве и ее области, но и в Лос-Анджелесе и в Болгарии. Где именно он проживал и в какие периоды своей жизни, Алина не знала. По какому адресу, под какой именно из его многочисленных дверей нужно было бы стоять дочери, дожидаясь ответа отца? Да и пустили ли бы ее вообще на порог?
За четыре года Алина испробовала все возможности, чтобы объясниться с ним.
Не получилось. Осталась последняя – встреча на телевидении, о которой говорила редактор. Дочь мечтала хотя бы благодаря ей снова увидеться с отцом, хоть только еще один раз. Хоть в последний раз!
Все, что она хотела – посмотреть ему в глаза и понять, узнать, почему он все порвал?
Редакторы Первого канала были настроены оптимистично. Убеждены в том, что оношения отца и дочери благополучно возобновятся в студии, в «теплой непосредственной атмосфере». Алине предлагали исполнить для папы его песню «Позвони мне, позвони». Спросили даже, дочь предпочитает исполнить ее под фонограмму или в «лайв». Алина ответила: «Конечно, в лайв!». На своих концертах во Франции она никогда не пела под фонограмму – «фанеру», как говорят русские музыканты, и под «плейбак» – французские. Там это совсем не принято.
Как именно произойдет встреча с отцом, Алина себе не представляла, но непреклонно верила в то, что все будет хорошо, как же иначе?
Даже я не подозревала ничего плохого по своей неисправимой привычке верить во все лучшее в людях. Максим войдет с букетом цветов? Обнимет дочь? Превратит все в шутку, в «легкое недоразумение», как он так замечательно умеет это делать?
– Мама, а может, папа готовит мне какой-то сюрприз, поэтому и молчит? Во Франции, на телепередачах так часто бывает! Может, он сам хочет нашу встречу на телевидении? Ведь если бы он не хотел моего участия, то позвонил бы мне или написал, правда?
– Правда, Алина, мне тоже так кажется, по логике вещей. Наверно, ему все подходит.
Мы ехали на телевидение с доверием, с добрыми чувствами и с надеждой, что передача будет радостной и дружелюбной. Тогда мне еще и в страшном сне не могло присниться, какой «сюрприз» папа приготовил своей дочери. Если бы я хоть на секунду могла представить себе лишь малую частицу того, что произойдет 5 марта 2012 года, то не отпустила бы Алину в студию и не сопровождала бы ее сама.
Началась запись. Андрей Малахов вызвал Алину в зал, уже заполненный публикой, и начал задавать ей вопросы. Но удивительное дело, вопросы не о ее творчестве, как мы думали, а вопросы личного характера – об отношениях с отцом. Алина поблагодарила за приглашение на телевидение и стала медленно отвечать. Отвечала честно, по своей привычке, но довольно скованно. Я сразу почувствовала, что она тоже удивлена, находится в замешательстве.
Наблюдая за этим по монитору за сценой, по специфике вопросов и высказываний Андрея мне очень скоро стало понятно, что Максим Дунаевский в студию не пришел.
По-видимому, не смог или не захотел посмотреть дочери в глаза. Но вместо себя прислал своих «адвокатов» – подружек и друзей, своих и своей жены. Отстаивать «честь», как он когда-то написал. Да, Максим… отстаивать можно только то, что имеешь.
Но оказалось, что на эту запись из Германии прилетела одна из бывших жен Максима – пятая, если говорить языком хронологии. Та самая Ольга, о которой он когда-то рассказывал мне в Париже. Молодая симпатичная женщина рассказывала всем о том, какой хороший и щедрый ее бывший муж – оставил ей при разводе квартиру!
Откровенно говоря, я не поняла, для чего именно она приехала так издалека. Московских «адвокатов» у Максима и так был «воз и маленькая тележка» (нет, пардон, скорее целый батальон!), а ее личная история не имела никакого отношения к нашей. Мне кажется, было бы гораздо логичнее, чтобы вместо нее в этом ток-шоу участвовала седьмая жена Максима, Марина. Но, по-видимому, у нее, как и у ее мужа, не хватило смелости встретиться с нами честно, в открытую.
Оглядываясь назад, мне кажется, что своей позицией, своими словами каждый участник этого ток-шоу проявил свою истинную натуру. В ходе записи передачи стало совершенно ясно «кто есть кто».
Друзья Максима Дунаевского пришли в студию с явно заранее заготовленными речами и с очевидной целью оправдать действия их друга, при этом «растоптав» его родную дочь.
От всего увиденного и услышанного у меня осталось ощущение парадоксально-театрального (чтобы не сказать эстрадно-циркового) представления.
Желчь и предвзятость. Театр гротеска.
В какой-то момент меня охватило ощущение нереальности происходящего.
Как будто я увидела нас с дочерью со стороны и удивилась: «Что это? Сон или реальность? Как такое возможно?!».
Прозвучала серия обвинительных и провокационных речей.
Алине приписывали корыстные замыслы, обвиняли во всевозможных скрытых меркантильных интересах и намерениях. Задавали каверзные вопросы и сами же отвечали на них за нее. Осуждали и выносили приговор.
У меня невольно возникает вопрос: эти женщины и мужчины действительно искренне разделяют позицию их друга по отношению к родной дочери? Они точно так же ведут себя по отношению к своим детям? В каком возрасте они порвали с ними все связи – в 18, 20, 25 лет? Надо думать, что это именно так, иначе как можно сказать, что отец «просто охладел к дочери», и это нормально? Что «у него много детей, и при его заслугах он может сам выбирать, с кем из них общаться, а с кем нет»?
Что Алине в «ее возрасте не нужно общение с отцом»!
Что «нужно завести детей и забыть о нем»!
Или «стать «знаменитой, и тогда отец сам вспомнит» о ее существовании!
И тому подобное – длинный список «перлов».
Мне было одновременно и дико и смешно наблюдать за всем этим.
Дико потому, что я видела, в какое недоумение и ужас приходит Алина, выслушивая все это. Мне было ее безумно жаль. Со слезами на глазах она пыталась что-то сказать, возразить, но ее обрывали. Пыталась что-то объяснить, но ей не верили. Говорила о любви к отцу, но ее подозревали в денежных интересах. Ее всячески старались очернить, сломать, растоптать.
А смешно мне было потому, что это были двойные стандарты. Фарисейство.
И как бы себя повели те же «судьи», если бы на месте Алины находилась их собственная дочь или внучка? А вот в студии у них все просто – ставки сделаны, господа?
Алину обвинили в «огромной корысти» – в мечте сделать с отцом совместный артистический номер! Она обмолвилась, отвечая на провокационные вопросы, будучи подведенной к этому. Но дочь никогда и ничего не навязывала отцу. И ведь в другой обстановке или передаче те же самые люди восхищаются детьми, выступающими вместе со своими знаменитыми папами или дедушками. Или папами, «продвигающими» своих детей в области искуства или шоу-бизнеса. Исключения не составляет и сам Максим Дунаевский, как уже показали события и факты. Но только не по отношению к своей старшей дочери Алине, а к дочерям своей жены. Тогда почему же именно ее «милые» друзья отца обвиняют в тяжких грехах, в корыстных замыслах?
Дочь – певица и автор-композитор своих песен, которая достигла профессионального уровня самостоятельно, благодаря лишь своему непрестан