Вот уж не зря существует поговорка: «Каждый судит в меру своей испорченности». Да, однозначно, Марина судит мою дочь по себе!
Алина имеет понятия о морали, о культуре и о семейных ценностях. Она нормальный человек и никогда не делала того, в чем Марина пытается обвинить ее. По какому праву жена Максима Дунаевского клевещет на его родную дочь, пороча ее, выставляя в глазах общества корыстной и расчетливой особой?!
Чем мешает ей падчерица, живущая к тому же на таком далеком расстоянии?
Но что взять с женщины, которая, рассказывая небылицы о моей дочери, не помнит даже настоящего возраста своего мужа? Приводя вымышленный ею диалог с Алиной в экспрессе Санкт-Петербург – Москва в 2004 году, она утверждает, что ее мужу «63 года» и что он «может подать на алименты» на дочь. Но Максим родился в 1945-м, то есть в то время ему было 59 лет. Как жена, прожившая с мужем 14 лет, может не знать его точного возраста?
И уж совсем смешно запугивать Алину выплатой алиментов отцу, который сам их ей не платил!
Хотя, конечно, если у него такое тяжелое материальное положение, то пусть позвонит нам, и мы с дочерью подумаем, как помочь ему.
Из рассказа Марины я узнала также, что Максим якобы оплачивал дочери квартиру в Париже, каникулы в Лондоне и учебу! Очень красивый список и, главное, с юмором. Особенно если учесть, что Алина никогда не жила в Париже, а только в Венсене, а это пригород, и ее съемную квартиру мы оплачивали сами.
В Лондоне она побывала в первый раз только в 2009 году, будучи уже взрослой, в рамках концертного тура своей музыкальной группы. То есть через год после того, как отец уже снова порвал с дочерью все отношения.
А что касается учебы, то, как я уже упомянула, Максим отказал Алине в помощи, в оплате только лишь одного года частной школы, после того, как спросил мнение жены.
И ни отец, ни Марина никогда не предлагали ей пожить у них в Москве, создать какой-либо творческий проект. Иначе она бы согласилась.
Так же Алина никогда не училась «вокалу в Парижской школе», как утверждает Марина, поскольку у нас не было материальной помощи от отца, на свои личные средства я смогла оплатить дочери лишь стаж в Академии искусств.
Алина требовала у отца «красный кабриолет»?! Забавно. Ну, а что же тогда Марина не указала марку «требуемого» автомобиля – Porsche, Maserratti, Jaguar, Ferrari или хотя бы BMW? Наверно, все выглядело бы более правдоподобно. Или на это фантазии у нее уже не хватило?
Раз уж на то пошло, то я должна сказать, что в течение четырех лет общения с дочерью, 2004–2008, Максим сделал ей несколько денежных подарков и кое-что из одежды, самым дорогим из которых явилось то самое тонкое пальто из черной овцы, которое Марина так уважительно называет «шубой». Безусловно, Алина очень благодарна отцу за эти подарки, но я не могу не внести поправок, ввиду такой бурно разыгравшейся фантазии у жены Максима.
И она совершенно напрасно пытается выставить Алину корыстной девочкой, придумывая за нее мотивы ее желания общаться с отцом, и это очень видно.
Как она уже пыталась сделать подобное по отношению ко мне. Я не голословна – у нас имеются доказательства.
Даже когда Алина была еще маленькой, никакого меркантильного интереса к ее отцу с нашей стороны и в помине не было. Я никогда не поднимала вопроса об алиментах, хотя по закону могла бы, имея свидетелей и вещественные доказательства. И никогда не просила у него денег – ни разу.
Что же тогда говорить о последнем времени, когда дочь стала взрослой и успешной? Алина с группой, и сама по себе, как певица и автор-композитор, хорошо известна во Франции и за ее пределами. Дочь независима и встала на ноги сама, а это дорогого стоит.
Все посылы и интриги Марины Дунаевской шиты белыми нитками.
Но коль скоро она претендует на правдивость своего рассказа, то тогда почему не пришла в студию, чтобы высказать нам все это в лицо? С «пачкой писем», которыми я их якобы забрасывала?
Потому что у нее их нет – они просто не существуют!
Почему не пришла, если ей нечего бояться и она считает себя правой? Ведь это была блестящая оказия!
Теперь мне ясно, почему – трудно незаслуженно обвинять невинных людей, глядя им в глаза. Понимая, что получит отпор и доказательства обратного. А вот писать вымысел в газете-журнале легче – бумага все вытерпит. Но нельзя порочить людей бездоказательно!
Я никогда раньше ни в чем не обвиняла ее, считая, что ответственность в отказе от общения с дочерью лежит только на Максиме как на отце. Но теперь, прочитав ее нечистоплотные выдумки о нас, мне лишь кажется совершенно очевидным, что Марина оказала решающее влияние на мужа в его отношениях с дочерью. Убедила мужа в корыстности дочери, все перевернула. Так как тот факт, что она написала подобное, намеренно пороча нас публично, свидетельствует о ее крайней враждебности по отношению к падчерице и ко мне – «бывшей возлюбленной» ее мужа.
Я могла бы опровергнуть каждую строчку этого пасквиля, одну за другой, аргументированно, но уже совсем не хочется – откровенно говоря, тошнит. Если жене Максима хотелось что-либо высказать мне или Алине, почему просто не набрать номер телефона? Мы всегда были открыты к диалогу.
Марина никогда не задумывалась, не боится ли она испортить свою карму бесчестными, бесчеловечными поступками? Ведь ничто в жизни не проходит бесследно, а зло имеет свойство материализовываться. И возвращаться бумерангом.
Максим как-то сказал, что приглашение Алины в Москву было якобы инициативой Марины.
Но если это правда, тогда возникает вопрос: «Для чего ей это было нужно, если после их женитьбы с Максимом она в течение многих лет препятствовала общению отца с дочерью, что очевидно?»
Пригласила для того, чтобы ответить журналистам, активно интересующимся «французской» дочерью Максима: «Да, мы общаемся, недавно она была у нас в гостях…»?
Для того чтобы отыграться на Алине за то, что ее «злодейка-мать» позволила себе написать опровержение в газету в ответ на публичную ложь о себе?
Для того чтобы убедить мужа в том, что Алина не его дочь – так же, как она пыталась убедить и саму Алину в том, что у нее нет ничего общего с отцом?
Чтобы затем вызвать новый разрыв отца с его дочерью?
Позднее, в передаче Татьяны Пушкиной «Две жены» в 2015 году, Марина расскажет ей и публике, что муж «боится» ее. И еще:
«Я очень ревнивая и хочу его оградить от людей, которые ему совершенно не нужны… абсолютно… которые не просто не нужны, а мешают ему, в первую очередь… иногда нужно вовремя резко отодвинуть человека…»
Мне не обязательно ходить к гадалке, чтобы понять, как Марина «отодвигает» от мужа тех, что «не нужны и мешают» в первую очередь, ей. Зная, как она обошлась с моей дочерью.
После выхода этого пропитанного едва прикрытой враждебностью интервью Марины Дунаевской в «Караване историй» кто-то из читателей написал дочери в почту ее артистического сайта (орфография сохранена. – Прим. автора.): «…Алина, Ваша история очень напомнила мне историю Золушки. Такая же злая и коварная мачеха с избалованными, завистливыми дочками, и слабый муж под пятой у расчетливой жены, которая из корысти и ненависти к падчерице отвернула отца от родной дочери…».
Но, думаю, что именно Алинины личные воспоминания о событиях в Москве, ее собственные наблюдения и выводы лучше всего прольют свет на сложные отношения с женой отца.
В момент появления этого сочинения Марины я не стала рассказывать о нем дочери, зная, что оно стало бы для нее большим эмоциональным потрясением. Тем более, что тема отца у нас больше не поднималась – мы с Алиной обе всячески обходили ее. Я очень надеялась на то, что дочь постепенно успокоится, даже если и не забудет всего того, что произошло. Одним словом, думала, что она никогда не прочтет его.
Но дождливой осенью 2013 года, просматривая по Интернету русские сайты, дочь случайно натолкнулась на него.
Шок все-таки случился. Огромный шок. Алина была совершенно ошеломлена.
В полном непонимании – за что ее снова обвиняют и снова «на пустом месте»? Сначала хотела позвонить Марине, объясниться с ней. Я отговорила ее – было ясно, что это ничего не даст. Но Алина не могла успокоиться. Чаша боли, накопленной капля за каплей долгие годы, переполнилась.
Глубоко потрясенная отъявленной ложью в свой адрес, дочь не могла не поделиться острым возмущением со своим окружением. Прорвавшимся фонтаном эмоций, с настоящим фейерверком чувств, она написала письмо кругу друзей на одной из своих частных электронных страниц. Впервые рассказала правду, о которой молчала до тех пор.
Это письмо я полностью привожу здесь:
«Дорогие мои друзья!
Сегодня я обращаюсь к вам не по артистическому поводу, как обычно.
Просто я больше не могу делать вид, что ничего не произошло, что у меня все хорошо.
Я всегда была искренна с вами, посредством своей музыки. Но сегодня мне нужно обратиться к вам, будучи просто человеком, а не артисткой.
Я пыталась абстрагироваться от всего, отстраниться, пыталась продолжать жить нормально, как будто ничего не произошло. Как будто все эти ужасные вещи не существовали. Но это невозможно.
Как в моем сознании забыть о существовании своего отца?
Как жить, сознавая, что я не могу ни позвонить ему, ни увидеть его?
Как жить после того, как часть моей жизни, моего существования была поругана, высмеяна, вычеркнута?
У некоторых детей несчастье состоит в том, что они не могут поцеловать своего отца потому, что он умер. Я же чувствую себя сиротой при живом отце.
Да, я писала об этом в своих песнях, и да, это немного помогло мне экзорцировать факт отсутствия отца. Помогло попробовать понять, почему я не имею права на его внимание и любовь, как его другие дети.
Я не наивна – так иногда бывает в жизни. Отец может быть алкоголиком, хулиганом, токсикоманом и поэтому быть равнодушным к своим детям.
Но мой отец – уважаемый и талантливый человек, которым я, артистически, очень горжусь. Тогда что же такое случилось, что он больше не хочет видеть меня, отвечать на мои эсэмэски и на звонки, даже просто объясниться со мной?