Потом мама чем-то отпаивала меня, снова пыталась успокоить. Я ничего не соображала – внутри была только острая боль, а вокруг пустота.
Вечером пришел папа. Он тоже всячески пытался уговаривать меня. Наверно, сразу понял, что случилось, он не задавал мне никаких вопросов. Но я не реагировала на слова и уговоры родителей – весь мир разрушился для меня в одно мгновение. В голове все было, как в густом тумане. Только перед глазами постоянно стояли преданные глаза Рыжика. Его такие добрые, влажные, блестящие – такие «человечьи» глаза!
Родители вызвали врача, и он дал мне освобождение от школы на неделю или две.
Несколько дней я не могла есть, не могла спать – до головокружения, до тошноты. Ушла в себя, как в летаргический сон. Временами снова взрывалась потоком слез. Мне больше ничего не хотелось, абсолютно ничего. Я была не в состоянии идти ни в школу, ни во двор и больше не могла видеть Лену. Она стала для меня материальным воплощением зла и ужаса…
В тот страшный день я потеряла сразу двоих друзей. Лена умерла для меня одновременно с Рыжиком.
Я не стала разбираться с ней – не было ни слов, ни сил, и это уже ничего не могло изменить. Все последующие дни, месяцы и годы я просто напрочь игнорировала ее. Даже сталкиваясь с ней нос к носу в школе, я смотрела «сквозь» нее. Как будто я теряла зрение – ее лицо каждый раз становилось для меня размытым, как в тумане. Как будто она стала призраком. Пустым местом.
И даже когда мы стали взрослыми и уже заканчивали последний класс, я по-прежнему продолжала избегать ее. Не могла посмотреть ей в глаза. Мне казалось, что она прочитает в них все, что я о ней думаю. Мои ненавистные мысли. Мои друзья часто говорили, что у меня «все написано на лице». Я категорически избегала того, чтобы Лена попыталась заговорить со мной – для меня она больше не существовала.
Когда я вспоминаю Рыжика, моего нежного, чистого и преданного друга, у меня всегда на глаза набегают горькие слезы. Как и сейчас.
Прошло так много лет, а я все так же вижу его перед собой, вижу его все понимающие влажные глаза, смотрящие в мои. Как будто все это произошло только вчера.
Невинное существо, которое всем несло только доброту и любовь, было хладнокровно уничтожено бездушными, бесчеловечными людьми. За которых мне безумно стыдно – до тошноты, поднимающейся в горле каждый раз, когда я думаю об этом.
Я снова прошу у Рыжика прощения за людскую жестокость и за то, что не уберегла его. Очень хочу верить в то, что в своем собачьем раю он слышит меня.
«Мой любимый Рыжик, ты не зря существовал на этом свете, если разбудил во мне такие нежные и глубокие чувства, оставил о себе такую светлую память… на столько лет! На что способен даже не каждый человек. Спасибо тебе!»
И это все…
Время лечит. Лечит – да, но память не отбивает.
Существуют события, факты, которые невозможно забыть. И тогда мы несем их в себе всю свою жизнь.
После трагедии с Рыжиком – да, да, для меня произошла именно трагедия, я как-то сразу очень повзрослела. Тогда я впервые столкнулась с завистью, со злом и жестокостью. Они очень больно ударили по мне, но в то же время открыли мне глаза на окружающий мир. До этого он существовал в моем представлении лишь только в призме добра, любви, дружбы и нежности.
Я начала глубоко задумываться над тем, что такое смерть. И над тем, что такое предательство. Что из двух страшнее?
Стала иначе смотреть на многие вещи, на мелкие ссоры и «разборки». На своих одноклассников. Многое стало казаться «мышиной возней», не заслуживающей внимания.
Снова принялась читать, очень много читать. Чтение уводило меня в совершенно другой, воображаемый и лучший мир, далекий от грустных мыслей и жестокой реальности. Читая, я могла проживать новые жизни, мечтать, «летать».
Вечером, когда родители загоняли меня в постель, я тайком брала папин фонарик, забиралась под одеяло с книжкой и читала так половину ночи.
В моем классе меня считали замкнутой. Так как я редко участвовала в походах или в каких-то других школьных выездных мероприятиях. Но причина была не во мне, а в моей маме. Она постоянно думала, что со мной может что-то случиться – что я снова себе что-нибудь сломаю, ввиду моего хилого здоровья. И, как бы мне ни хотелось чувствовать себя с моими одноклассниками на одной волне, у меня не было выбора – приходилось смиряться и оставаться дома.
Помимо чтения, у меня еще одна страсть – музыка. Иногда, когда родители выходили в гости, я ставила на старый проигрыватель виниловые диски с органными фугами Баха и Бетховена, гасила свет и в полной темноте погружалась в мир мощной органной музыки. Я просто обожала ее – она вызывала у меня совсем новые, волнующие и почти физически ощутимые эмоции.
Еще я любила бардов. Часто слушала Булата Окуджаву, получая удовольствие от его позитивных стихов и округлой музыки.
Но моей настоящей страстью стали песни Владимира Высоцкого. Кто-то, наверно, не поверит, ведь я тогда была еще ребенком. Дело в том, что мой внезапный интерес к совсем незнакомому певцу, которого я никогда не видела ни в журналах, ни на экране телевизора, возник из любви к нему моего отца и брата. Брат как-то принес в дом несколько больших магнитофонных бобин, и с тех пор песни Высоцкого буквально поселились у нас – звучали каждый день, каждый вечер. И я влюбилась в его хриплый голос, в неподдельную искренность исполнения, в ту невероятную энергию, которая исходила от его исполнения. Я вслушивалась в его тексты, искала смысл и поражалась оригинальности и цепкости его слов. Моими любимыми песнями стали «Парус», «Кони привередливые», «Охота на волков», «Скалолазка». Они ими остаются и до сих пор. Позднее неожиданная смерть Владимира Высоцкого очень потрясла меня и стала практически личной драмой – я оплакивала любимого барда несколько дней, как будто потеряв близкого родственника.
Шло время, и я выросла, превратившись в высокого и худого подростка с длинными ногами, длинными волосами и большим ртом. Из-за этого в школе, где обычно принято «приклеивать ярлыки», я получила два прозвища – «лягушка» и «цапля». Но меня это не обижало, даже просто совсем не трогало. Я чувствовала себя взрослее моих одноклассников, как будто поняла что-то важное, чего еще не поняли они.
Не обижалась еще и потому, что считала себя некрасивой.
«Они правы, так чего же обижаться на правду?» – думала я, разглядывая себя в зеркало. Даже школьные фотографии, которые мы в обязательном порядке делали каждый год, я рвала на кусочки и выбрасывала, так как совсем не нравилась себе на них.
Что-то начало меняться, когда мне исполнилось 14 лет.
Однажды мой дядя пригласил меня с собой на прогулку. По дороге он встретил какого-то своего знакомого, представил меня. Мужчина оглядел меня с ног до головы, а затем сказал: «Какая очаровательная Дюймовочка! Не мог представить, что у тебя есть такая племянница!»
Я восприняла это как банальный комплимент «из вежливости». Но позднее дядя уверял меня, что это правда:
– Ты действительно стала красивой, даже очень. Но я не хотел тебе этого говорить, так как главным для тебя должна быть учеба, а не зеркало!
Я не очень поверила ему, отнеслась скептически, но все последующие события постепенно подтверждали его слова. Молодые люди начали обращать на меня внимание, многие пытались подойти познакомиться даже на улице, спонтанно делали комплименты.
А когда в 16 лет я поехала на каникулы к бабушке в Евпаторию, где она тогда проживала, то уже не знала, как отделаться от парней, которые под любым предлогом пытались завязать отношения. Там я познакомилась и немного повстречалась с одним очень красивым мальчиком – двадцатилетним студентом Колей, который также приехал на море в свои летние каникулы. С ним я познала, что такое «первый поцелуй». Он был очень внимательным и нежным со мной. После окончания лета мы начали переписываться. Мне нравилось, что такой взрослый, красивый и спортивный парень регулярно признавался мне в любви. Он даже приезжал к нам домой в Ленинград на зимние каникулы, чтобы снова увидеться со мной. Но тогда я поняла, что не влюблена в него и что его приезд явился для меня ненужным грузом. Как ни грустно, но я больше не знала, о чем с ним говорить, и вела себя безразлично и негостеприимно, из-за чего мне потом было очень стыдно. После его отъезда написала ему короткое письмо, извинилась.
Я была еще очень молодой и не готовой к длительным, серьезным отношениям, но поняла это не сразу.
Постепенно я перестала чувствовать себя «гадким утенком», которым считала себя предыдущие годы. Раскрылась самой себе, познала себя, свой внутренний мир. Поверила в свои силы, почувствовала себя уверенно, но самоуверенной не стала. К счастью, так как эту черту характера в людях я всегда презирала.
Мои одноклассницы уже активно встречались с мальчиками. Но меня они почему-то не притягивали ни в 16, ни в 17 лет. Мне было не интересно встречаться с парнем просто так, «для опыта», мне было необходимо влюбиться.
Когда я училась уже в десятом классе, в кинотеатрах появился французский фильм, который произвел настоящий фурор – «Анжелика – маркиза ангелов». Все мои знакомые девчонки, в том числе одноклассницы, дружно поскакали на просмотр, а потом разговорам не было конца – абсолютно все подпали под шарм этого действительно очень красивого фильма и исполнительницы главной роли, Мишель Мерсье.
Не удержалась и я. Как и все, я была совершенно очарована необычной любовной историей Анжелики и Жофрея. А позднее была ошеломлена, когда люди вокруг начали сравнивать меня с Анжеликой, говоря, что мы с ней очень похожи. Некоторые даже начали так звать меня. Я же не могла смотреть на себя объективно, поэтому своего мнения о сходстве так и не составила. Но, естественно, такое сравнение мне было очень приятно и придавало мне новую уверенность в своих женских силах.
В десятом классе я, наконец, решилась и покрасила свои пепельные волосы в золотисто-медовый цвет. Возможно, цвет волос сыграл не последнюю роль, приближая меня к чувственной Анжелике.