Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни — страница 36 из 148

Медузы были большими, с длинными склизкими щупальцами. Из той опасной породы, которая сильно жалит. Мне казалось, я уже почувствовала жжение в тех местах, где они успели прикоснуться ко мне. Морские «чудовища» облепили меня со всех сторон, и я изо всех сил старалась бороться со страхом и с омерзением. Как доплыть до берега, если они глухой стеной окружили меня? Звать на помощь было бесполезно – я находилась слишком далеко от берега.

Мне казалось, что единственным выходом было раскидать медуз в стороны, расчистив себе водный проход. Но как это сделать, когда они вплотную прилегают одна к другой и ко мне, к тому же жалят?

Стресс и усталость забирали последние силы. Вспышкой возникла мысль, что мне не выбраться, что это, возможно, конец… причем такой нелепый…

Я невольно подумала о том, каким горем это было бы для моих родителей, для Вовки, для моих друзей. Меня снова охватил страх, но лишь на секунду. Следом за ним я встрепенулась – поняла, что если не начну немедленно действовать, то точно утону. Нужно было сопротивляться, искать решение – я не собиралась сдаваться.

Мне вспомнилась сказка, которую моя бабушка прочитала мне когда-то в детстве. Две мышки упали в горшок со сметаной и начали тонуть. Одна из них настолько испугалась, что в панике опустила лапки и ушла на дно. А вторая отчаянно продолжала биться лапками – бороться за свою жизнь. Через какое-то время она взбила кусочек масла, на который вскочила и выбралась наружу.

Как у той мышки, у меня тоже сработал инстинкт самосохранения. Только тогда я узнала, что это значит.

По ее примеру решила бороться за свое спасение, воевать с медузами. Сжав зубы, преодолевая омерзение, принялась сама атаковать их. По очереди, правой и левой рукой попеременно, приподнимала каждую из них со стороны щупалец и изо всех сил отбрасывала в сторону. Медузы оказались очень тяжелыми и склизкими, мои пальцы утопали в них. Теперь я понимаю, что только очень сильное желание выжить дало мне необходимые силы.

Таким образом, отчаянно разгребая медуз, я начала понемногу продвигаться вперед. Вначале мне казалось, что я остаюсь на месте, и это добавляло мне стресса. Но все же берег медленно приближался. Я потеряла чувство времени – все было, как во сне. Сколько все это продолжалось, не могу сказать. Помню только, что уже совсем недалеко от берега ко мне бросился какой-то мужчина, вытащил из воды. Потом приехала «Скорая», которую кто-то вызвал, и я оказалась в больнице. Помню, как умоляла нянечку пойти домой к бабушке, успокоить ее, объяснить, что я не утонула. Домашнего телефона у нее в те времена не было.

Мое тело было сильно обожжено. Но благодаря лекарствам и мазям я быстро пришла в себя, и кожа восстановилась. Молодость помогает.

И, наверно, это снова мой Ангел-спаситель помог мне – дал силы и разум, чтобы выкарабкаться, избежать худшего. Верю в это и безмерно благодарна ему.


Вернувшись в Ленинград, я первым делом бросилась к Маше – узнать новости о Володе. Несчастье очень сблизило нас – мы буквально стали сестрами.

– Ниночка, у нас ты у себя дома! Приезжай, когда захочешь, ты мне как сестра! – неоднократно повторяла Маша. Она подробно рассказала мне, что адвокат взялся за дело, что он уже побывал у Володи в «Крестах».

– Вовка, конечно, невероятный – он со всеми умеет найти общий язык! Уже два раза звонил нам домой, хотя в тюрьме это запрещено! Сумел договориться с каким-то надзирателем, ясно, что не за бесплатно. Как хорошо, что появилась такая возможность! Он постоянно говорил о тебе, переживает за тебя, за твое состояние. Передает много поцелуев. Просил меня заботиться о тебе.

В тот же вечер после одиннадцати в моей квартире раздался телефонный звонок. Трубку в доме обычно снимала я. Когда услышала родной голос, сердце затрепетало от радости и волнения. Я была абсолютно уверена, что Вовка позвонит мне, постоянно ждала.

Володя просил у меня прощения за то, что все так получилось, за то, что оставил меня одну. За все, что не успел сделать. Слова любви и надежды на встречу. Море нежности.

– Малыш, я буду бороться ради нас с тобой! Сделаю все, что в моих силах! Я уже делаю что могу. Видишь, звоню тебе, хотя здесь это почти невозможно. Буду иногда звонить и дальше. Кстати, у меня появилась еще одна возможность.

С восьми до десяти вечера, два раза в неделю, я работаю в мастерской на четвертом этаже здания тюрьмы. Окно выходит на трамвайные линии перед входом в здание. Я буду писать тебе письма, свертывать их и всовывать в специальную трубочку, а затем сильно выдувать так, чтобы письмо приземлилось на улице. Приедешь подобрать? Так у тебя будут постоянные вести от меня!

Мы договорились о том, что в определенные дни я буду вечером приходить на указанное место. Как только он увидит меня в окно, то выбросит записку.

Так в моей жизни начался новый и необычный этап. Я жила мыслями только о Вовке и о его письмах. После занятий, в восемь вечера, была на трамвайных путях перед «Крестами». Напротив единственного освещенного окна на четвертом этаже.

Система сработала безотказно. Тень в окне, затем свист. В полумраке я почти не видела, но слышала, как каждый раз что-то приземлялось на рельсы, отскакивало от них. Тогда я бежала поднимать узко скрученную записку. Иногда Володе удавалось выбросить две-три – одну за другой. Но я всегда оставалась ждать примерно два часа, наблюдая за окном, так как не знала, сколько записок он сможет выдуть.

Вначале все было достаточно просто. Но с октября дни укоротились, вечер опускался рано, видимость резко снизилась. В восемь вечера было уже совсем темно. Стало все труднее в темноте различать записки на рельсах. Тусклые фонари не давали много света. Из-за плохой видимости я как-то даже чуть не попала под подъезжающий трамвай, разыскивая упавшую записку. Завизжал гудок, я едва успела отскочить.

Наступила зима, и с приходом холода и снега все стало еще сложнее.

Пространство перед тюрьмой было завалено сугробами, которые почти не расчищались. Но я приезжала точно по установленному нами графику, не пропуская ни одного дня. Знала, что это было необходимо Володе – для него это была большая поддержка. И это тоже было необходимо мне.

Однажды произошел очень странный случай, который напугал меня и перебил ритм нашей связи.


В тот вечер я, как обычно, стояла перед окном, ожидая, когда Вовка «высвистит» записку. На улице было темно, сыро и сумрачно. Трамвайные пути перед зданием тюрьмы были так плохо освещены, что приходилось постоянно напрягать глаза.

Вовка выбросил одну записку, я подобрала ее. Не знала, будут ли другие, поэтому решила на всякий случай подождать до десяти вечера, а затем уходить.

Но примерно в половине десятого дверь тюремного здания открылась и оттуда вышли двое мужчин в черных пальто.

Сработала интуиция – я почувствовала опасность. Мужчины не могли не видеть меня – я была единственной в том пустынном месте. Мгновенно развернувшись, пошла по маленькой улочке, в противоположную от тюрьмы сторону. Как будто я случайно оказалась в этом месте – просто проходила мимо. Но зря понадеялась на их наивность – наивной оказалась именно я. Уже через минуту с растущей тревогой осознала, что мужчины идут прямо за мной и расстояние постепенно сокращается. Это не могло быть простым совпадением – стало очевидно, что они вот-вот нагонят меня, задержат и, скорее всего, отведут в отделение милиции.

Я очень испугалась. Представила себе, что будет с моими родителями, когда они узнают о моих «прогулках» перед тюрьмой. Да и из университета наверняка отчислят. Несколько лет учебы впустую!

Недолго думая я бросилась бежать. И сразу же убедилась, что мои опасения были не напрасны – мужчины бежали за мной! Они действительно преследовали меня!

Я чувствовала, как сильно колотилось мое сердце, пытаясь выпрыгнуть из груди. Возникло острое мучительное ощущение, что меня вот-вот схватят. Но вот тут мне и пригодились мои длинные ноги. Я перевела дух, собралась с силами и резко рванулась вперед. Мужчинам не удавалось догнать меня, как они ни старались.

А у меня как будто открылось второе дыхание, как у спринтера. Но куда я бежала, совершенно не представляла себе – совсем не знала этого района.

Расстояние между нами увеличилось. Вскоре я начала «выдыхаться» – воздуха больше не хватало, усталость цепко овладевала мной. В конце длинной улицы увидев двор-колодец, которыми так богат Ленинград, я влетела в него, надеясь, что мои преследователи не заметят этого. Спряталась в одном из четырех подъездов. Он был сырым и неприятно пахнущим. Поднялась на самый верхний этаж, решив переждать, наблюдая из лестничного окна за двором. Двор был пуст и лишь только покрыт свежим снегом, с моими следами посередине.

– Они вычислят меня по следам! – с досадой подумала я. Снова заколотилось сердце – я почувствовала себя в ловушке.

Но время шло, а во дворе никто не появлялся. Я стала приходить в себя и даже порадовалась – видимо, моим преследователям надоело гоняться за мной – не такой уж я важный преступник! Наверно, ушли домой, время-то уже позднее. По истечении двадцати минут я решила спуститься.

Осторожно вышла из подъезда, медленно прошла по двору, дошла до подворотни. Никого! Я воспряла духом, расслабилась. И тут, выходя из подворотни, впритык наткнулась на своих преследователей!

Они стояли на улице, совсем рядом, курили. Увидев меня, двинулись навстречу.

Но, видно, они не были достаточно сконцентрированы, поскольку курили, поэтому потеряли секунду-две. Это была их ошибка. Я воспользовалась их легким замешательством и бросилась изо всех сил бежать в обратном направлении, к станции метро.

Один из мужчин закричал: «Стойте!»

Но я бежала не оглядываясь.

Мне повезло – им не удалось догнать меня. Я была моложе их и в другой весовой категории – гораздо легче. Они быстро отстали. Добежав до метро, я нырнула в толпу и затерялась.

В тот же вечер, за полночь, позвонил Вовка.

– Малыш, я все видел! Менты пошли за тобой! Я очень волновался! У тебя все в порядке? Тебя засекли, теперь они будут следить за местом! Нужно переждать, больше не приходи, пока я не буду уверен, что это безопасно для тебя. По мере возможности буду сам тебе звонить по вечерам.