Я, конечно, расстроилась, но согласилась, что это правильное решение. Мои походы становились опасными не только для меня, но и для Володи. Он рисковал получением наказания за нарушение порядка, даже добавлением срока. Маша пришла к такому же мнению, когда я все рассказала ей.
А моя подруга Ольга по-дружески пожурила меня:
– Ниночка, вот видишь, я же тебе говорила, что не нужно туда ходить! Хорошо еще, тебе повезло, что удалось убежать. С ужасом представляю себе, чем это могло закончиться! Ты не подумала о родителях, об учебе, о своей репутации?
Ольга была категорически против того, чтобы я поддерживала с Вовкой отношения. Снова уговаривала меня «поставить точку». Но для меня это было неприемлемо, я продолжала любить его и, естественно, не могла оставить его в беде без поддержки.
Конечно, для меня не было новостью то, о чем она говорила, – я знала, чем рискую.
Но о своей репутации я тогда думала меньше всего – мое дело было «правым», и я не могла поступить иначе.
После этого неприятного происшествия прошел месяц. Вскоре у Володи должен был состояться суд.
Я больше не ездила на «явку» в «Кресты», а лишь несколько раз официально привезла ему передачи. Сигареты, сладости, сушки, колбасу. Как-то даже купила у швейцара в «Астории» «из-под полы» пачку «Мальборо». Тогда в России американских сигарет в продаже не было, и швейцары за «бешеные» деньги перепродавали полученные в подарок от иностранцев сигареты. Но я так и не узнала, переданы ли они были Вовке или их зажали контролеры.
Я тяжело переживала нашу разлуку – мне очень не хватало моего возлюбленного. Однажды вечером, когда я находилась дома, у меня возникло отчетливое ощущение, что Володя зовет меня. Я буквально слышала в ушах его голос. Поскольку такое было впервые, не могла понять, что это означало. Поначалу подумала, что от стресса и переживаний у меня появились слуховые галлюцинации. А затем возникла мысль: «А что если это телепатия? Если он просит меня приехать к нему»?
Недолго думая я решила проверить. Быстро оделась и поехала к «Крестам», несмотря на Вовкин запрет. Тщательно выбрала свой пункт наблюдения, встав подальше от той самой зловещей двери, откуда когда-то вышли мужчины в штатском. Теперь у меня уже имелся опыт конспирации. Приготовилась к тому, чтобы сразу броситься бежать, если что… Но на этот раз прямиком к метро – дорогу уже изучила.
Я принялась пристально наблюдать за так хорошо знакомым мне окном. Долго в нем был виден лишь свет. Я мысленно обратилась к Володе, принялась звать его, заклинать:
– Вовка! Выгляни! Я здесь! Услышь меня! Я здесь! Выгляни, прошу тебя!
Без конца повторяла эти слова, как молитву, вложив в них всю свою энергию и эмоции, свое страстное желание, чтобы он услышал мои мысли.
И, о чудо, через пять минут в окне появилась прильнувшая к нему тень человека. А еще через несколько минут в воздухе послышался привычный свист летящей записки.
Я мгновенно бросилась за ней на рельсы, чувствуя, наверно, то, что чувствует охотник, бросаясь за заветной дичью. Схватила записку и, опасаясь слежки, стала быстро уходить. Но заметила, что никто не вышел из здания тюрьмы, никто не шел за мной вслед. Операция удалась!
На соседней улице, остановившись под тусклым светом фонаря и отдышавшись, я дрожащими пальцами раскрутила трубочку:
«Малыш, это настоящее чудо! Я сегодня так сильно думал о тебе! На сердце было очень тяжело. Мы договорились, что ты больше не будешь приходить, поэтому я ничего не ждал. Но случайно зашел в ателье, случайно выглянул в окно и увидел тебя! Это просто невероятно! Спасибо тебе! Только больше не приходи, это слишком опасно. Береги себя, я не переживу, если с тобой что-то случится. Я очень люблю тебя, больше жизни!»
Действительно невероятно! Я не ошиблась, это была телепатия! Я читала и счастливо улыбалась. На душе стало так хорошо и легко! Ради этого стоило рисковать! Вовка не «случайно» зашел в мастерскую и выглянул в окно в неурочный час. Я была убеждена, что он почувствовал, услышал мои мысли так же, как и я его.
Маша, к которой я заехала после этого, сказала мне:
– Вовка прав, тебе больше не нужно туда ездить! Тем более что на днях состоится суд. Адвокат сообщил, что после суда его переведут на зону, и родственники получат право на свидание, на два часа. Я попрошу адвоката, чтобы он договорился с судьей подписать разрешение и на тебя.
Через десять дней состоялся суд. Я пришла туда вместе с Машей.
Мама Володи была в тяжелом моральном состоянии, она решила остаться дома. Других родственников не было. Мы с сестрой молча застыли в ожидании.
Наконец в зале появился Вовка в окружении двух милиционеров – совсем такой, как обычно, – милый, близкий и родной. Без тени грусти, паники или страха. Но теперь такой недоступный – под конвоем. Он сразу увидел нас с Машей, радостно кивнул нам. Спокойно и ласково улыбаясь, во время всего заседания он не спускал с меня, с нас, глаз.
Судья начал опрашивать свидетелей. Маша была близкой родственницей Володи, ее слова не имели никакого веса. Но, как оказалось, и мои тоже, хотя по просьбе адвоката меня вызвали как свидетельницу. Я постаралась подчеркнуть все хорошие стороны Володи, говорила о его душевной щедрости, о том, как он помогал людям, старикам. Но мне показалось, что мои слова не произвели никакого впечатления на судью.
Затем выступали другие свидетели. Но я не слушала их – неотрывно смотрела на Вовку – мы переговаривались глазами. Я пыталась донести до него биотоками все, что думала и чувствовала, ведь у нас это уже получалось. Он отвечал мне глазами, наполненными нежностью.
Речь прокурора, затем адвоката. Вовка отказался от слова.
Перерыв. Судья ушла для вынесения приговора.
Вернулась, объявила 6 лет! У меня перехватило дыхание, зашлось сердце – срок показался мне целой вечностью!
Милиционеры стали мгновенно выводить Володю из зала. Он был по-прежнему очень спокоен и улыбался, как будто ничего особенного не произошло.
– Я люблю вас! – крикнул нам, выходя, в проеме двери. А у нас с Машей в глазах стояли слезы.
Вечер я провела вместе с сестрой, в семье. Мы все дружно «ломали головы», как лучше помочь Вовке. Но вариантов не было. Единственным решением была кассационная жалоба. Последняя надежда. Адвокат должен был заняться этим в течение десяти дней.
Я прижималась к Маше, утыкалась ей носом в шею.
– Что с тобой? – посмеивалась она.
– Я вдыхаю твой запах… ты пахнешь Вовкой…
Действительно, от их кожи исходил один и тот же нежный запах, я давно почувствовала это. Мне всегда становилось хорошо, когда я так прижималась к Маше.
Вскоре Володю перевели на зону под Ленинградом. Сестра стала собираться к нему на свидание. А я написала и передала с ней судье свое заявление с просьбой о свидании, с нетерпением ждала разрешения. Не допускала в сознание и тени сомнения в том, что оно будет.
Но через неделю Маше позвонил адвокат и объяснил, что моя просьба отклонена, так как я не являюсь близкой родственницей, и вообще никакой.
Я была в шоке, но сдаваться не собиралась. Видимо, уже морально закалилась, бродя месяцами перед зданием тюрьмы. Решила записаться на прием к судье, убедить ее в личном разговоре.
Судья оказалась сухопарой женщиной лет пятидесяти, с острым, как лезвие бритвы, холодным взглядом. Она спокойно выслушала меня, а затем отрезала:
– Вы не жена, поэтому прав не имеете. Законом разрешаются только близкие родственники – жена, мать, отец, сестра, брат, дети.
Я стала умолять ее, говоря, что я – «гражданская жена», что «мы должны были расписаться, но не успели». Но судья оставалась холодной, как лед. Сухо и твердо предложила мне выйти, сказав, что ей «нужно работать».
Выйдя из кабинета, я села напротив кабинета судьи и стала ждать. Ждать неизвестно чего. Отказ был очевиден, но я не могла уйти просто так.
Через какое-то время судья вышла, видимо, на обед. Удивленно взглянула на меня и, не сказав ни слова, ушла. Я продолжала сидеть.
Через час-полтора она вернулась. Снова пристально смерила меня взглядом и молча вошла в кабинет.
Через какое-то время ко мне подошел какой-то мужчина, работник суда.
– Девушка, чего вы ждете?
– Разрешения на свидание с моим гражданским мужем, – ответила я, и слезы брызнули фонтаном. Больше я уже не могла остановиться.
Мужчина удивленно изучал меня несколько секунд, затем вошел в кабинет судьи. Через пять минут вышел.
– Это невозможно, судья не даст разрешения. Езжайте лучше домой…
Я не ответила, у меня беззвучно лились слезы. Мимо ходили люди, рассматривали меня, но мне было все равно – я была в тот момент далеко.
Судья дважды выходила из дверей. Меряя меня холодным безучастным взглядом, она проходила мимо без слов.
Сколько часов я так просидела, не помню. Помню только, что рабочий день кончался, суд должен был закрываться.
Внезапно дверь приоткрылась. На пороге стояла судья и пристально смотрела на меня. Мне показалось, что что-то смягчилось в ее глазах.
– Зайдите ко мне!
Я встала перед ее столом. Она что-то писала на листке.
– Как ваша фамилия? Вот разрешение. Я пишу, что вы являетесь его женой, фактически. Не забудьте на свидание паспорт.
Я не верила своим глазам, свершилось еще одно Чудо!
Судья признала меня Володиной женой! И хотя я понимала, что это лишь формальность, лишь маленький подарок, который судья, растопленная моими горячими слезами, решила сделать мне, для меня он был огромным! Эта неказистая бумажка открывала мне дверь к Вовке!
Поблагодарив судью, вне себя от радости, я поехала к Маше. Мы символично отпраздновали это маленькое-большое событие и с энтузиазмом обсудили детали нашей будущей поездки.
На деле она оказалось длинной и изнурительной, с пересадками и ожиданиями на морозе. Стояла холодная суровая зима. Но когда мы, наконец, увидели Вовку в сером угрюмом тюремном здании – наголо бритого, с непривычно большой головой, но такого родного, веселого, с его привычными шуточками, усталость как рукой сняло. Нашей общей радости не было конца.