Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни — страница 39 из 148

Молодой человек представился Георгием, или Гошей. Он был начинающим научным работником, только что закончившим институт. Работающим и пишущим диссертацию. Культурный, деликатный. Мы погуляли два часа по центру города. Я показывала ему церкви и соборы, рассказывала истории Петра Великого и строительства Санкт-Петербурга на трехстах и одном островах.

Под вечер Гоша пригласил меня в кафе.

Я отнеслась к нему чисто «по-человечески», как к обычному собеседнику, пусть и приятному. Он должен был оставаться в Ленинграде две недели. Попросил меня встретиться снова, предложил новую культурную программу.

С ним было интересно разговаривать, я согласилась. После занятий мы снова встретились на том же самом месте. Прошлись по историческим местам, окунулись в истоки Санкт-Петербурга. Мужчину я в Гоше не видела, совсем. Между нами стоял Вовка.

Так прошли две недели. Каждый день, после моих занятий, мы гуляли по городу, а затем пили в «Севере» горячий кофе. Гоша расспрашивал меня о моих увлечениях, о семье, даже о моем детстве. Ему все было интересно. Мы обсуждали все на свете – от театров до политики. Теперь я смотрела на него как на нового хорошего знакомого.

Накануне отъезда Гоша пригласил меня на ужин в ресторан. Явился с букетом красных роз. Меня это сразу удивило и насторожило.

А за ужином он просто огорошил меня, торжественно обратившись ко мне:

– Нина, я узнал и полюбил вас. Выходите за меня замуж!

Замуж?! Он с ума сошел? Мы едва знакомы, у нас чисто дружеское общение, и мы даже еще на «вы»! Откуда такие мысли? Я с недоумением смотрела на него.

Вежливо поблагодарила, вежливо отказала.

Гоша воспринял это спокойно. Ответил, что предполагал отказ, но что он будет «бороться и добиваться» моего согласия.

Признался, что, встретив меня, сразу вспомнил фильм «Ирония судьбы» Эльдара Рязанова, который тогда недавно вышел на экраны. Якобы я ему очень напомнила главную героиню. Забавно, конечно, но для меня, как говорится, это «не повод для знакомства», а тем более для замужества.

– Этот фильм и главная героиня поразили меня… У вас с ней очень много общего. Питерские девушки такие нежные и романтичные… – восхищенно произнес он.

Меня это рассмешило, но я не стала объяснять ему, что «питерскую девушку» в фильме сыграла польская актриса Барбара Брыльска.

– Я понимаю, что мы мало знакомы, – продолжал Гоша, – но бывают же случаи, когда ты сразу понимаешь, что это твой человек. Вы – мой человек, я уверен в этом, уверен в себе, уверен в том, что смогу принести вам счастье. Только дайте мне такую возможность!

Тогда я в двух словах объяснила ему, почему это невозможно. Что у меня уже есть любимый человек.

– Даже если мы больше никогда не увидимся с ним, я все равно не способна думать о ком-то другом. И общаться с мужчинами могу только по-дружески.

– Хорошо! Будем друзьями, а там будет видно. Я буду часто приезжать.

Он действительно начал регулярно приезжать в Ленинград.

Я чувствовала себя неуютно. Даже если я не делала ничего плохого и Володе не изменяла, хотя сам он подталкивал меня к знакомству с кем-то, все же у меня было по-прежнему тяжело на душе. Я никогда не выносила двусмысленности, а тут у меня появилось еще и неприятное чувство раздвоенности. Вероятно, это шло оттого, что Гоша не довольствовался только дружбой, а претендовал на меня, на мои чувства.

Подумав, я решила написать Вовке откровенное письмо – так было честнее. Изложить факты: познакомилась с москвичом, мы в дружеских отношениях, но он сделал мне предложение. Сказать правду. Узнать его мнение.

На этот раз ответ пришел очень быстро. Володя писал, что он «радуется» за меня. Советовал, чтобы я делала то, что считаю нужным. Что он никогда не упрекнет и не осудит меня, какое бы решение я ни приняла. Снова подтвердил, что срок ему прибавили, и он даже не представляет себе, когда сможет выйти. И что еще до этого может произойти.

Я была в смятении. Его письмо оставило во мне глубокое чувство горечи и безнадежности. С одной стороны, оно говорило о том, что Володя думает обо мне, а не о себе, искренне желает мне счастья. Великодушно – по-человечески и по-мужски.

Но, с другой стороны… он не боролся за меня.

Стало быть, его дела настолько плохи, что совершенно непредсказуемо, сколько лет он будет находиться в заключении. И вернется ли вообще когда-нибудь в Ленинград. А может быть… его чувства прошли? Кто сказал, что «любовь – как огонь – без пищи гаснет»? Ведь «ничто не вечно под луной».

Я продолжала общаться с Гошей. Это доставляло мне некоторое удовольствие, отвлекало от мрачных мыслей. Но я не была влюблена в него «ни на грамм» и честно сказала ему об этом. Гоша не огорчился моей откровенности. Сказал, что, на его взгляд, для брака это не главное:

– Нина, самое главное – это чтобы нам было интересно вместе и мы находили общий язык! Остальное приложится со временем – чувства часто приходят, когда их не ждешь.

Уговаривал меня «поменять жизнь», переехать к нему в Москву, где он жил отдельно от родителей в своей двухкомнатной квартире. А моя учеба не могла стать помехой.

– Всегда можно оформить перевод в аналогичное высшее учебное заведение, в особенности когда это связано с замужеством. Я сделаю все для того, чтобы вам было со мной хорошо. Давайте попробуем, а? – уговаривал он меня.

Постепенно у нас сложились хорошие, доверительные отношения. Казалось, мы понимали друг друга. Он не давил на меня и этим нравился мне. Как человек. Нравился умом, но не сердцем. Но в какой-то момент я перестала «копаться» в себе.

Может, он и прав? Может, для семейной жизни именно это и нужно – спокойные доверительные отношения, взаимопонимание? А любовь… как часто она приносит страдания? И как долго она длится? По Фрейду, два года…

Вот и Вовка уже стал писать мне очень редко. Создавалось впечатление, что он внутренне отошел от меня. Больше не борется за меня… за нас. Я зашла в тупик.

Гоша, казалось, решил взять меня мягкой «осадой». Он не ослабевал своих усилий и уговоров, но делал это достаточно деликатно.

Так или иначе, долго так продолжаться не могло. Нужно было принимать какое-то решение. Делать выбор. А это было самым трудным, ведь в зависимости от нашего выбора вся дальнейшая жизнь затем идет в том или ином направлении.

Меня раздирали сомнения.

Оставаться в Ленинграде, где каждый день приносил мне страдания, где каждый перекресток, каждый квадратный метр напоминал мне о любимом? Которого я, возможно, больше никогда не увижу? Это было ежедневной медленной пыткой.

Или же нужно было «перешагнуть» через себя, через свои чувства и эмоции? Полностью изменить свою жизнь, заставить себя если не забыть (это было невозможно), то хотя бы переключиться на новую сферу деятельности – в новой обстановке и с новыми людьми? С человеком, который любит меня, борется за меня и который, пусть не любим, но все же приятен мне. И может, это другая форма любви, любви-дружбы?

Я колебалась, пыталась понять себя, свои чувства и желания. Отчетливо понимала лишь одно – я очень устала страдать и бесконечно ждать, ждать, ждать – теперь уже неизвестно чего. Володя, в определенном смысле, лишил меня надежды.

Однажды мы с Гошей долго и допоздна гуляли по городу. Мне была пора возвращаться домой – родители, как всегда, установили мне «лимит». Гоша настоял на том, чтобы проводить меня до самых дверей – беспокоился за меня. Внезапно дверь открыла мама – я даже не успела нажать на звонок. Она уже, по своей неизменной привычке, волновалась, поджидая меня. Услышала мой голос на лестнице. Я представила Гошу, и она поблагодарила его за то, что проводил меня. Предложила зайти «на пять минут».

Затем все произошло мгновенно, я не могла опомниться. Гоша представился папе и торжественно попросил у родителей моей руки. Они немного опешили, но ответили, что решение принадлежит мне.

И тут, неожиданно для себя самой, я ответила «да». Вероятно, созрела для того, чтобы полностью изменить свою жизнь.

Гоша был в восторге. А я вдруг почувствовала облегчение. По крайней мере исчезли неопределенность и тяжелые сомнения, которые долго мучили меня.

Я приняла решение, и, таким образом, все сдвинулось с «мертвой точки».

Все честно написала Володе и начала готовиться к переезду.

Он не ответил, и больше у меня от него не было вестей. Я гнала от себя грустные мысли, чтобы не бередить душу. Решение было принято, и я больше не подпускала в душу эмоции – просто запретила себе это.

Незадолго до отъезда из Ленинграда я встретилась и объяснилась с Машей.

Это было нелегко – во мне снова горячей волной поднималась глубокая грусть – я была очень привязана к своей «сестричке» и к «моей дочке» Жанке.

Оказалось, что Маша уже была в курсе всего, брат рассказал ей в письме.

Спокойно выслушала меня и… одобрила. Сказала, что я права.

А я смотрела ей в глаза и видела перед собой Вовку. Это было прощание не только с Машей, но и с ним, одновременно. Заколотилось и болезненно сжалось сердце. Но отступать уже было некуда.

Мы очень тепло распрощались, расцеловались, стараясь не плакать. Договорились, что «не потеряемся», будем поддерживать отношения и обязательно встретимся снова! Иначе и не могло быть – мы очень многое пережили вместе, поэтому «срослись» душами.


Прошло много лет… В настоящее время мама с дочкой уже давно и успешно проживают в Нью-Йорке. Семья разрослась, пустила «корни и ветви».

Время от времени мы с Машей и перезваниваемся, и делимся новостями, обмениваемся советами, радуемся или печалимся друг за друга.

Володя стал очень крупным и известным бизнесменом. Он строит торговые комплексы в Москве и Петербурге.

Я часто думаю о том, что в то время у него уже были все деловые задатки и коммерческий талант. И если бы не было тех нелепых законов о валюте, то его жизнь сложилась бы иначе. И, вероятно, моя тоже. Наша жизнь…

Моя первая любовь остается одной из самых красивых и светлых страниц моей жизни. Чистой и самоотверженной. И, самое главное, – с Володей, его сестрой и племянницей мы на всю жизнь остались друзьями, близкими людьми. Больше, чем близкими людьми, – родственными душами, родственниками. Они – моя вторая семья, навсегда.