Как потом оказалось, в тот вечер мои родители легли спать рано и ничего не заметили. А бабуля ждала-ждала «на вахте» очень долго. Но затем, поскольку мы сильно задержались, она тоже стала засыпать. Сквозь сон услышала звонки, с трудом поднялась с постели и пошла открывать. Фактически она спасла нам жизнь! И, может быть, это был тоже Ангел-хранитель, который вовремя разбудил ее? Как когда-то в море, он снова спас меня? В любом случае, спасибо им обоим! И светлая память моей любимой бабуленьке, которая два года спустя покинула нас.
На следующее утро мы с Ларой встали поздно. Ночь была тяжелой и беспокойной, мы толком и не спали, ворочаясь с боку на бок. После завтрака, посовещавшись, решили из дома не выходить. После того, что произошло, нам вообще ничего не хотелось. Нет худа без добра – я порадовалась, что вот так побольше пообщаюсь со своими родными.
В разговорах прошел день, а после ужина мы простились с мамой и бабушкой, и папа повез нас на своей машине на Московский вокзал.
Все закончилось благополучно, но эта «приятная» поездка к моим родителям до малейших мелочей врезалась в мою память фильмом ужасов на всю жизнь.
А вернувшись в Москву, мы с Ларой очень быстро пришли в себя. Потом эту историю не раз обсуждали уже со смехом. Круговорот жизни снова захватил нас.
Работа и отдых, смена «декораций». Мы постоянно куда-то выходили, с кем-то знакомились, общались. Работали и развлекались.
Лариса часто рассказывала мне о прошлых событиях в ее жизни, о своих знакомых. В частности, поведала мне о знакомстве с французским бизнесменом Артуром и с композитором Максимом Дунаевским, с которыми она оказалась в какой-то компании.
– Ника, у меня остался телефон Макса! Хочешь, я познакомлю тебя с ним? Позвоню ему, встретимся, весело проведем вечер, а?
Я не хотела. Знаменитости не только не интересовали, но, скорее, отталкивали меня. Я была убеждена, что в большинстве своем это люди избалованные, высокомерные, «нарциссы»-себялюбцы, которые считают себя выше других.
Но, видно и вправду «от судьбы не уйдешь».
Однажды в выходной день мы с Ларисой ловили такси на улице Горького, возле Елисеевского гастронома.
Такси не попадалось. Но через какое-то время перед нами остановилась машина «Жигули», за рулем которой сидел секретарь композитора Максима Дунаевского, Аркадий Старцев…
Париж сто́ит обедни
Раздался резкий гудок и рывком вырвал меня из потока мыслей.
Наш поезд уже миновал Польшу и приближался к Германии. Затем должна быть Бельгия, и за ней – конечная цель – Париж. Париж… тот самый, который воспевался в веках, который «стóит обедни». Невидимая странно-прохладная и непонятная волна вдруг окатила мое сердце.
Алинка продолжала мирно посапывать на нижней полке. Уютное купе принадлежало только нам двоим.
Поезд почему-то всегда вызывает у меня ощущение свободы, входа в новое измерение, начала нового жизненного этапа. С детства люблю путешествовать именно в нем, люблю, откинувшись на мягкую подушку, рассеянно наблюдать за постоянно меняющейся картиной за окном, думая о своем. Хочется оторваться от привычной атмосферы, задуматься о своей жизни, попытаться все переосмыслить. Одним словом, совместить приятное с полезным.
По мере того, как поезд въезжал в «зону» капиталистических стран, пейзаж начинал меняться в лучшую сторону. Радовали глаз чистые красивые домики с ухоженными садиками, современные постройки, чистые гостеприимные вокзалы.
Проехав Бельгию, поезд приближался к Парижу. Покормив и переодев Алинку, я смотрела в окно, размышляя о том, что у нас началась новая жизнь. Какой она будет? Эти мысли будоражили меня, приводили в волнение и азарт. По привычке я настраивала себя только на лучшее.
Наконец по радио объявили, что поезд прибывает в Париж, на Северный вокзал.
Показался перрон. И почти сразу же я увидела Мишеля. Он стоял с огромным букетом красных роз и сосредоточенно переводил глаза с одного вагона на другой.
Наши взгляды встретились. Мишель радостно помахал мне букетом и вбежал в вагон. Поцелуи, восклицания. Муж без конца смеялся, говорил, что ему не верится, что мы с дочкой, наконец, во Франции. Мне тоже в это еще не верилось до конца. Но было приятно видеть, как он обнимал и целовал Алинку. Чувствовалось, что он был «безумно» рад нашему приезду. Тем более что праздник был двойным – мы приехали 24 декабря 1986 года, – в самый канун католического Рождества.
Машина мужа была припаркована прямо перед вокзалом.
Северный вокзал (Gare du Nord) – один из семи вокзалов Парижа. Я уже читала о том, что его фасад выполнен в форме триумфальной арки и украшен скульптурами, символизирующими города, в которые ходили поезда компании. Восемь больших статуй относятся к международному сообщению, двенадцать меньших, расположенных на фасаде ниже, – к внутреннему.
Выйдя из вокзала, мы оказались на большой площади с красивой старинной архитектурой. Зная, что я интересуюсь архитектурой, Мишель объяснил мне, что она относится к османскому периоду, что очень часто встречается в центре Парижа.
На площади меня охватило странное чувство – что я здесь уже когда-то была. Хотя я точно знала, что никогда ее не видела ни в книгах, ни по телевизору. Говорят, иногда такое бывает. Или же я здесь уже побывала, в другой жизни?
Мишель предложил, для начала, сделать «тур» по городу, показать нам Париж. Город предстал передо мной восхитительным – красивейшие здания и памятники, красочные витрины магазинов и ресторанов, уютные террасы под навесами, на тротуарах кадки с красивыми цветами. Смешно, но меня почему-то поразили больше всего именно кадки и клумбы с цветами и другими растениями, которые постоянно попадались на глаза – все остальное я уже заранее предполагала. Растения «нарциссически» гордо и независимо составляли часть улицы.
– Миша, а что, цветы постоянно остаются в кадках на улице? Не прикрываются чем-то на ночь?
– Да, конечно. У нас здесь нет дефицита и цветы в целом недорогие. Никому в голову не придет обрывать их в кадке или на клумбе. Они посажены для общего уюта, для эстетики, – рассмеялся Мишель.
Я подумала, что будь такое тогда в Москве, то за одну ночь цветов бы уже не осталось – ребята вмиг бы растащили их для своих подружек или на продажу.
Была приятно удивлена его ответу и с удовольствием впитывала в себя виды Парижа, нанизывала в своем сознании – вот она, наша новая жизнь!
Как быстро я смогу привыкнуть к новой стране с ее неведомыми мне правилами и традициями? C совершенно другим социально-экономическим строем. За два дня, проведенных в поезде, я резко перешагнула из социализма в капитализм.
Это страна, безусловно, очень привлекательная, но при этом такая чужая для меня. А родная осталась далеко. «Как странно складывается моя жизнь, – подумалось мне, – сначала я вышла замуж и переехала в Москву, а теперь, после нового замужества, в Париж. Как долго мы с дочкой останемся здесь? Год, два, навсегда? Выдержу ли я ностальгию? Вернется ли Мишель со мной в Москву?»
В голове невольно возникал водопад вопросов, порой тревожных. Но думать о негативе не хотелось. Стала настраивать себя на радужные мысли. Все хорошо и все будет хорошо. Наша маленькая семья воссоединилась, и впереди у нас только радости. Я искренне верила в это.
Покатавшись по городу и насладившись яркими впечатлениями от Эйфелевой башни и других парижских шедевров, мы отправились за город, в поместье Мишеля. B машине оживленно обменивались новостями. Мишель включил радио. Звучала песня «Voyage, voyage» – новый хит Desireless, который сразу захватил меня, взволновал, затронул какие-то струнки. Именно в этот момент я осознала, что нахожусь во Франции – почему-то даже Эйфелева башня не тронула меня до такой степени. Волшебная сила искусства? Впоследствии я много раз слушала эту песню, которая явилась для меня символом моей жизни во Франции, этого нового жизненного «путешествия». Она неустанно заставляет меня мечтать, увлекает за собой в неизведанные дали – по сей день!
Ехать было довольно далеко – Мишель вез нас в свой загородный дом, находящийся в сорока километрах от Парижа. Два дома, расположенные на восьми гектарах леса, принадлежали его маме. В одном из них в то время проживал он, а в другом жила она, в пятидесяти метрах от сына.
Когда мы приехали в поместье, было уже совсем темно, «хоть выколи глаз».
И меня сразу поразило то, что территория имения не была освещена. Алинка, до этого весело щебечущая в машине, вдруг затихла – испугалась. «Неужели у них перегорели пробки?..» – подумала я. Муж заметно занервничал.
– Merde! Я же просил мать зажечь повсюду свет – в домах и в саду! Она забыла… Но ничего, не волнуйся, дорогая, сейчас все исправлю…
Миша открыл ручным пультом большие электрические ворота и въехал в сад. Стояла полная темнота. Глухая и пугающая. Попросив нас оставаться в машине, муж побежал в дом матери.
Вскоре весь сад осветился иллюминацией. Это оказалось очень красивое и ухоженное имение, с массой елей различной высоты и других деревьев, часто необычных, невиданных доселе. Но больше всего меня поразила зеленая трава на газонах – в конце декабря! Во Франции оказался очень мягкий климат.
Свекровь не вышла встретить нас, познакомиться. Я удивилась, но не стала «зацикливаться» на этом. Будучи из бывших «принцесс», она, вероятно, еще стояла перед зеркалом, готовясь в Рождеству, наряжаясь, надевая жемчуга.
Зато нас очень радушно встретили три великолепные немецкие овчарки – Копейка, Водка и Кунак. К неописуемому восторгу Алинки, они не отходили от нее и старательно вылизывали ее маленькие ручки, пахнущие печеньем и конфетами.
Садовый домик, который моя свекровь одалживала Мишелю, оказался очень уютным. Очень маленьким, но обставленным со вкусом и с массой предметов русских народных промыслов. На полках много русских книг и альбомов по искусству, посуды и декоративных изделий из Гжели и Хохломы. Матрешки разных размеров и стилей, палехские шкатулки, расписанные пасхальные яйца на цоколях. Было видно, что в этом доме любили Россию.