– Отец сказал мне перед нашим уходом: «Твоя жена слишком хороша для тебя, скоро она тебя бросит…». Не знаю зачем под конец он решил испортить мне настроение!
Я не знала, что ему ответить. Ничего не поняла, когда они обменялись двумя фразами по-французски. И в самом деле, зачем отец сказал такое сыну? На основании чего? Непонятно. Какая-то странная семья…
– Миш, а может, просто у него такой юмор? – я рассмеялась, пытаясь смягчить обстановку.
– Не думаю… я хорошо знаю его, – хмуро ответил Мишель.
Через несколько дней нас к себе на ужин пригласила тетя Миши, Марин.
Она жила с мужем-декоратором в фешенебельном районе Парижа, в Сен-Клу.
Приняла нас очень радушно и… влюбилась в Алинку. Своих детей у нее не было, и она с явным удовольствием тискала и целовала малышку. Марин была такой же красавицей, как и ее сестра, они были очень похожи.
Миша рассказал тете о проблемах с матерью, и та пообещала поговорить с ней, постараться все уладить.
Но время шло, а отношения никак не улучшались. Со своей стороны, я делала все возможное для того, чтобы изменить мнение свекрови обо мне, но ничего не получалось. Теперь она часто даже не отвечала на мой «бонжур», когда мы с Мишей проходили мимо нее, делая вид, что не слышит меня.
Кроме того, вскоре произошел случай, который убедил меня в том, что дружбы у нас со свекровью не получится.
Алинка заболела – очень сильно простудилась. Надрывный кашель, жар, температура за сорок. Жаропонижающие компрессы, которые я ей делала, не помогали.
Очень испугавшись за ребенка, я попросила Мишеля срочно вызвать врача. Он пошел к матери в дом, так как в нашем доме менялась проводка и телефон был отключен. Очень долго не возвращался. Я была в нетерпении, мерила шагами дом, начала всерьез беспокоиться. Наконец муж появился в дверях.
– Нина, быстро одевай Алинку, едем на прием в клинику! Я поругался с матерью, она отказала мне в телефонном звонке! Сказала, что вызвать врача сюда на дом будет стоить дорого, мы находимся в зоне резиденций, частного сектора. Что не будет способствовать «транжирству» – она так считает! Я не хочу связываться с матерью, раз она отказала. Будет только хуже…
Нельзя было терять время на пустые разговоры. Я бросилась одевать дочку, и мы срочно повезли ее в клинику. Врач установил диагноз – острый пиелонефрит. Как когда-то в Москве. Я расстроилась – заболевание становилось хроническим. Но в больницу ребенка на забрали. К счастью, она довольно быстро поправилась дома, с помощью антибиотиков.
Отныне Мишель часто находился в мрачном настроении – обида на мать грызла его изнутри. В конце концов мы оба окончательно поняли, что нужно было принимать какое-то решение – жизнь по соседству со свекровью становилась невыносимой. Мишель ругался с матерью каждый раз, когда заходил к ней. Меня она по-прежнему отказывалась принимать, да и мне претило навязывать себя.
Я очень соскучилась по родителям, мечтала съездить домой. Решила поговорить об этом с мужем.
– Миша, мне кажется, что было бы проще, если бы мы с Алинкой вернулись на время в Москву. Мы для твоей мамы, как красная тряпка для быка. Ты же понимаешь, что женщина в ее возрасте просто так не изменит своей позиции. Я для нее – «большевичка», инородный элемент… Не нужно ее принуждать, что-то навязывать. Или она примет нас сама, или нужно разъезжаться. Но я не хочу, чтобы из-за нас у тебя с ней испортились отношения. Тогда будет еще хуже. Окажусь виноватой я, и она мне этого никогда не простит…
Но Мишель категорически отверг мое предложение.
– Нет, нет, я не хочу, чтобы ты уезжала! Мы ведь только недавно поженились! Я найду решение!
Через несколько дней Миша сообщил мне, что подыскал для нас меблированную квартиру в Париже, на Place de la Nation (площади Нации).
– Вот так, пусть она подумает! Из-за нее мне теперь нужно выбрасывать деньги на съем квартиры, в то время как у нас есть свободный дом!
Мы быстро собрались. У нас с Алинкой вещей было немного. Перед отъездом я хотела попрощаться со свекровью, но Мишель сказал, что «лучше не раздражать ее». Так мы и уехали – «по-английски».
В Париже у нас началась новая, активная и богатая встречами и впечатлениями жизнь. Мы посетили практически все известные исторические объекты, начав с Эйфелевой башни и закончив Монмартром, который я полюбила на всю жизнь. Побывали во многих музеях: Орсе, Лувре, Майоль, Родена, Гран Пале и во многих других. Я была в восторге от Дворца Гарнье – французского здания Оперы – там мы посмотрели немало балетов. В том числе гастроли русских театров в Париже – Большого и Мариинского.
Также побывали на концертах ансамбля Игоря Моисеева, который регулярно приезжал во французскую столицу и в Канны.
Обычно мы сидели в первом ряду, и я была очень удивлена, наблюдая за Алинкой, – маленькая девочка сидела неподвижно в течение часа, в каждом отделении, прикованная глазами к сцене. А затем дома она показывала нам различные «па», пытаясь воспроизвести то, что увидела. Тогда я подумала о том, что было бы хорошо начать учить ее танцам.
Я всегда очень любила балет и была большой поклонницей наших прославленных балерин – Екатерины Максимовой, Майи Плисецкой, Натальи Бессмертновой, Нины Ананиашвили. Они были лучшими, талантливейшими балеринами моей юности. Вообще, русский балет для меня самый лучший балет в мире. И, конечно, не только для меня.
Также у нас были частые «походы» на обеды и ужины к друзьям и знакомым Миши. У него их было немало. Я была очень приятно удивлена – все люди были интересными, интеллигентными и очень радушными. Затем мы приглашали друзей к себе, на «ответный визит», как это принято. Я готовила русские блюда и с удовольствием рассказывала о России, открывала им секреты русской кулинарии и русской культуры.
Однажды вечером, после того, как я уложила Алинку спать, Миша сказал, что ему нужно сказать мне что-то важное.
– Дорогая, я тебе раньше ничего не говорил, так как подобные вещи не афишируются. Но теперь, когда ты стала моей женой, будет нормально, чтобы ты это знала. Дело том, что я вхожу в состав одной из лож французских масонов. Мы – «каменщики» – строим новый мир, ищем путь к совершенству. Мы – братья. У нас есть секретные знаки, по которым распознаем друг друга в любой обстановке, даже будучи незнакомыми людьми. И у нас существует традиция поддерживать друг друга, помогать, дружить. Люди, у которых мы были в гостях, тоже все масоны. Они хотели познакомиться с тобой, поэтому пригласили нас в гости. Раз в неделю у нас бывают масонские собрания в ложе. Не обижайся, в эти вечера я по традиции буду ужинать с «братьями» в ресторане.
Я выслушала это откровение с большим интересом и уверила мужа, что его временное отсутствие меня не обидит. Конечно, я уже слышала о масонских ложах, но признание Миши все же удивило меня, поскольку раньше на эту тему не было даже намека. Видимо, это была секретная организация, и муж был обязан соблюдать конспирацию. Я понимала его увлечение и отнеслась к новости совершенно спокойно.
Все люди, с которыми мы встречались, были очень милыми.
Но я особенно подружилась с одной парой – Франсуазой и Жан-Мишелем Ро. Они жили недалеко от нас в своем роскошном особняке с огромным, прекрасно ухоженным садом. У них было трое взрослых сыновей.
Франсуаза часто заезжала за мной на машине, пока Миша был на работе, возила к себе обедать, на какую-нибудь парижскую выставку или просто выпить кофе или прохладительный напиток на террасе модного бистро. Мы с ней нашли много общих тем для разговоров, много общих интересов.
Кроме того, Франсуаза «обожала» Алинку, как она мне говорила, считала ее «необыкновенным ребенком», а меня называла «младшей сестренкой».
Они с мужем казались мне необыкновенно милыми людьми, редкими по своему радушию. Жан-Мишель, как и мой муж, занимался масонской деятельностью. Этот факт еще больше сблизил нас с Франсуазой.
Помимо них, Мишель познакомил меня со своими русскими друзьями из первой волны эмиграции – с княгинями Натальей Шереметьевой и Натальей Оболенской, а также с детьми последней. По словам мужа, княгиням было за восемьдесят. Одна из них была совсем беззубой. Но меня сразу поразили у обеих молодые смеющиеся глаза, а также энергетика этих дам. В их квартирах висели портреты Николая Второго, но обстановка была скромной. Я читала, что первым русским эмигрантам-аристократам очень трудно жилось в Париже, большинство жило в нужде. Но мне понравилось то, что у княгинь был вид счастливых людей, полностью довольных своей жизнью.
Мне было весело ужинать в их компании, наблюдать за поведением и манерами этих «старинных» русских аристократок. Особенно забавно было видеть, как старушки умели воспламеняться энтузиазмом и как «отчаянно» они пили водку. Лично я ее никогда не пила даже в России – совершенно не переносила ее. «Наверно, я не настоящая русская», – смеясь говорила я.
Вскоре Мишель договорился об устройстве Алинки в детский садик.
Ей нравилось играть с другими детьми, и я радовалась, что она «играючи» учит французский язык. Воспитательницы очень хорошо отзывались о ней, она быстро стала их любимицей.
Мишель неоднократно пытался заговаривать с ней по-французски, но она каждый раз молчала. Прошел месяц, и однажды вечером за ужином Алинка вдруг обратилась к Мишелю на чистейшем французском языке! Мы были поражены – за месяц она выучила язык и разговаривала совершенно свободно и без малейшего акцента. В три с половиной годика!
До этого мы уже было начали беспокоиться, думая, что у нее тяжелый языковый барьер, который мешает ей заговорить. Оказывается, детский ум способен на то, что мы даже не подозреваем.
А я усиленно учила французский язык по самоучителю и так же смотрела телевизор, старалась вникнуть в смысл повседневной разговорной речи, в его мелодику. Нужно сказать, что иметь русскоговорящего мужа во Франции – сомнительный подарок. Мишель постоянно обращался ко мне по-русски, чтобы не утруждать себя переводами. А это сильно замедляло мой процесс изучения языка.