Я молчала. Поразмыслив, решила не спорить с ним, а искать настоящего специалиста. Пойти посоветоваться с ним самой. Но найти его было непросто – в справочниках не нашла врачей-наркологов. Франсуаза тоже толком не знала, куда можно было обратиться.
Через несколько дней я позвонила мужу на работу.
Приветливая секретарша ответила, что он еще не вернулся с обеда – ушел с клиентами VIP. Я удивилась – была уже почти половина четвертого.
– Извините, мадам, а он давно ушел на обед?
– В 12 часов. Вы его супруга? Ему что-то передать?
Поблагодарив, я повесила трубку, задумалась. Посмотрела на часы, подумав, что ошиблась часом. Но нет, не ошиблась. Почему же он еще не вернулся – в такое время? Я знала, что деловые обеды в Париже длятся не более двух часов. А тут получается уже больше трех. Странно…
Минут через пятнадцать-двадцать раздался звонок. Это был Мишель. Очень оживлен и явно «навеселе». Разговаривал со мной несколько манерно, театрально, как обычно говорят люди, когда знают, что их слушают посторонние.
– Дорогая, ты звонила мне? У тебя все хорошо? У меня был важный разговор с клиентами. До вечера. Целую…
Я не придала всему этому значения. Но неприятные события начали неудержимо сыпаться одно за другим.
Некоторое время спустя муж вернулся с работы раньше обычного. Снова выпившим и в разъяренном состоянии. С возмущением сообщил мне, что его уволили с работы. «По недоразумению», как он объяснил. Но, расспросив его, я поняла, что все было закономерно. Оказывается, за последние полгода он каждый раз ходил с клиентами обедать в хорошие рестораны, в которых оставался по 3–4 часа, заказывая дорогие блюда и напитки.
Фирме, которая все оплачивала, эти обеды «выливались в копеечку», а результата не следовало – достаточного количества заказов от клиентов Мишель не приносил. Таким образом, убытков получалось больше, чем прибыли.
Пока я готовила ужин, размышляя о случившемся, о том, что нам это несло, муж сидел за обеденным столом перед телевизором, опустошая плоскую бутылочку виски, которую принес с собой. Следом за ней открыл еще и бутылку «Bordeaux». Я очень расстроилась – работы у него больше нет, а пьет еще больше, чем раньше! Но все еще надеялась, что это был исключительный случай – желание «залить грусть-обиду» за увольнение, а после он возьмет себя в руки.
Попыталась убедить его в этом, «вдохновить» на немедленные поиски нового места. Но в конце разговора я неосторожно обмолвилась, что любая фирма увольняет работника, будь он директором или простым служащим, если он не приносит ей ожидаемой прибыли. Что такой исход был вполне предсказуем.
Лучше бы я этого не говорила! Мишель пришел в бешенство. Недолго думая он схватил с обеденного стола большой острый нож для нарезки запеченного мясного филе и запустил его в меня!
Я находилась напротив мужа на расстоянии трех метров. У меня сработал рефлекс – резко отклонилась в сторону, и нож ударился о стену рядом с моей головой, отбив кусочек кафеля. Я с ужасом осознала, что если бы не успела увернуться, то он наверняка попал бы мне в глаз. Но Мишель этого даже не заметил – он уже отвернулся к телевизору и, спокойно отдуваясь, наливал себе очередной бокал красного вина.
Выйдя из оцепенения, я стала глазами искать Алинку, надеясь, что она не видела этой сцены. К счастью, нет, и я быстро ее увела в детскую. Перенесла туда и тарелку, но малышка была напугана, отказывалась от еды.
Все принимало опасный оборот. Я была глубоко потрясена выходкой Мишеля. Складывалось впечатление, что он даже не осознавал того, что делал. А это было еще опаснее. Но я пока не представляла себе, что могла бы сделать в этой обстановке. Ругаться с пьяным было бесполезно, могло стать только хуже. Поэтому решила больше не разговаривать с мужем, а на следующий день посоветоваться с Франсуазой. И еще срочно искать работу, чтобы помогать ему. Так как теперь мы больше не могли поддерживать прежний уровень жизни – Мишель переходил на пособие по безработице.
Кроме того, я начала задавать себе насущные вопросы. Нож – плохое предзнаменование, а что может быть дальше?
Мишель становился непредсказуемым. Я ломала себе голову – что предпринять, чтобы оградить нас с ребенком от возможного риска? Но никакого конкретного выхода не видела. Разве что разъехаться с мужем, пока он не согласится лечиться. Но вот только куда? Переехать было некуда.
На следующее утро Мишель проспался и совершенно ничего не смог вспомнить о предыдущем вечере. Очень удивился и искренне огорчился, когда я рассказала ему о брошенном ноже. Слезно просил прощения, предложил проехать по магазинам, купить подарки мне и Алинке. Я отказалась. Подарками он ничего не исправил бы, да и не хотелось, чтобы он таким образом «откупался» от меня, считая после, что теперь прощен и что инцидент исчерпан. Это было бы слишком просто.
К тому же нам нужно было начинать учиться «хорошо» считать деньги, так как их стало немного. Я сказала Мишелю о своем намерении устроиться на работу. Вначале он меня отговаривал, говоря, что скоро сам найдет другой пост. Просил не волноваться, а продолжать учить французский язык, которым я еще недостаточно хорошо владела. Обещал больше «не пить много» и не смешивать виски с вином, по причине чего, по его словам, он накануне «потерял голову».
Муж действительно начал делать кое-какие усилия, сдерживаться в количестве спиртного и снова стал милым и заботливым, как и раньше. Но, к сожалению, это продолжалось недолго.
За обедом и ужином он ограничивался только вином, но каждый раз полностью опустошал бутылку. Я попробовала пить больше вина за ужином вместе с ним, наивно предполагая, что так ему достанется меньше. Но это не оказалось выходом из положения. Не тут-то было – Мишелю постоянно «не хватало». Тогда он открывал новую бутылку и опустошал ее до дна.
Действительно, я никогда не видела мужа пьяным до такой степени, чтобы у него заплетался язык или он валился под стол. Но степень его опьянения всегда определялась степенью агрессивности, которая от него исходила. Это было невероятное, ошеломляющее зрелище: из милого, доброго аристократа он вдруг в мгновение ока превращался в злобного агрессивного субъекта с вылезающими из орбит глазами и с садистскими замашками. Настоящий оборотень!
Обычно это происходило в конце ужина, после того, как он осушил бутылку. Внезапная метаморфоза, которая каждый раз приводила меня в ужас, так как я боялась, чтобы он не причинил зла ребенку. Я срочно уводила дочку в ее комнату, укладывала спать, чтобы она не видела в этом состоянии того, кого считала своим папой.
Но, конечно, полностью оградить ее от всего мне не удавалось, и это приводило меня в отчаяние. Я все больше приходила к выводу, что нам нужно как можно скорее разъезжаться. А как, куда, на какие деньги, совсем не представляла себе.
Поэтому, чтобы выиграть время для поиска решения, продолжала уговаривать мужа и следить за тем, чтобы он не пил слишком много, прятала бутылки с вином.
Вскоре я стала замечать странные явления. Мишель выходил из дома купить газету или сигареты, а по возвращении надолго закрывался в своем кабинете, предупредив меня, что он «работает» – просматривает предложения по найму. Интернета тогда еще не было, и обычно люди отвечали письменно на объявления в газетах.
Я не мешала ему, занималась своими делами. Но когда он, наконец, выходил из кабинета, то я невольно отмечала, что он находился в другом состоянии, чем до того, как зашел туда, – «заведенным», раздражительным, ищущим зацепки для ссоры.
Какое-то время я недоумевала, пока, наконец, прибирая его кабинет, не наткнулась на кучу пустых плоских бутылок из-под виски и коньяка, спрятанных за диваном. Тогда поняла, в чем дело.
Обнаружив пустые бутылки, я поругалась с мужем. Он, как обычно, пообещал мне прекратить пить. Несколько дней подряд я проверяла его кабинет – больше бутылок там не было. Но все же у меня было навязчивое ощущение, что он продолжает пить тайком, пряча их в другом месте. Так как вспышки агрессивности продолжались, как и запах алкоголя, который постоянно исходил от него. Как и продолжались его упреки в том, что я люблю дочь больше, чем его, и что это связано с отцом Алины.
Однажды он заявил, свирепо сверля меня глазами:
– Я уверен, что Арина рассказала мне правду – ты изменила мне с отцом Алины! Ты ездила тогда в Москву именно к нему! И теперь знаю, как лучше отомстить тебе, чтобы было больнее всего! Я сделаю это посредством твоего ребенка!
Он встал из-за стола и неровными шагами, качаясь, направился в комнату спящей Алинки. Я в ужасе бросилась вперед, перекрывая ему дорогу, надеясь его остановить, не представляя себе, что он мог бы натворить. В таком состоянии ни угрозы, ни ласковые слова на него не действовали.
В ту ночь, мне показалось, он был на грани чего-то страшного, чего мы едва избежали. К счастью, миновало. Вцепившись в Мишеля, я кое-как смогла задержать его, переключив внимание на другой сюжет, который также волновал моего мужа – на его отца. Я сделала вид, что немедленно иду звонить ему. Отец был единственным человеком, которого муж побаивался. Мишель как-то сразу обмяк и, шатаясь, вернулся в гостиную. Быстро успокоился и сидел, уткнувшись в телевизор с мрачным видом оскорбленной добродетели.
У меня появилось настойчивое, навязчивое чувство грозящей нам с дочкой опасности, отделаться от которого мне уже не удавалось.
Я принялась усиленно искать работу, чувствуя, что это становилось просто жизненно необходимым.
Вскоре Мишелю повезло – ему предложили новое место, и он снова начал работать. Я перевела дыхание: «Дай-то бог!» Появилась надежда, что муж войдет в колею, перестанет пить или хотя бы ограничит свою «культуру пития». Но моя радость была непродолжительной – увы, через месяц-полтора его снова уволили. Он не прошел испытательный срок.
– Это фирма идиотов, с которыми невозможно работать! Я многое им принес, но они не оценили! – в сердцах воскликнул Мишель, вернувшись домой и сообщив мне эту неприятную новость. Но я уже прекрасно знала, что это было лишь оправдание, поэтому сочувствия муж у меня уже не вызвал. Конечно, я ему не поверила – людей, которых приносят фирме «многое», не увольняют. Причина, несомненно, заключалась только в нем. Скорее всего, он опять начал практиковать «коммерческие обеды» с потенциальными клиентами, часами просиживая в ресторанах.