Он предстал передо мной невысоким и худощавым мужчиной с непослушными вьющимися волосами с проседью. С усами и в очках, как и его брат Максим. Но внешне они были совсем не похожи. Скорее всего, Женя пошел лицом в свою маму, а Максим в их папу.
Евгений принял нас очень тепло. Накрыл прекрасный праздничный стол с массой деликатесов, и это было совсем не типично для старого холостяка. До того времени Женя еще никогда не был женат.
У нас с ним мгновенно установился такой хороший контакт, как будто мы были знакомы уже давно. В разговоре понимали друг друга с полуслова. Женя, или Геня, как его называли самые близкие, сразу же показался мне очень милым и добрым человеком. К тому же он носил то же имя, что и мой любимый папа, что не могло мне не импонировать. Но, помимо всего прочего, он невольно притягивал к себе мягкими манерами, тихой спокойной речью и большим гостеприимством и великодушием. Настоящий интеллигент. Все мои первые впечатления впоследствии подтвердились.
В профессиональном плане Евгений являлся художником, причем не просто художником, а талантливым художником, который периодически выставлялся в Третьяковской галерее или в Пушкинском музее.
В разговоре выяснилось, что его любимым «коллегой по кисти» был Поль Сезанн – французский постимпрессионист, на творчество которого очень повлиял не менее известный и талантливый художник – Камиль Писсарро. Я с детства увлекалась творчеством импрессионистов, и у нас с Женей сразу появились общие «культурные» интересы.
Евгений считал, на мой взгляд, совершенно справедливо, что художник, артист призван своим творчеством поднимать культурный уровень народа. Думаю, что именно эта идея вдохновляла его всю жизнь.
Его близким другом был Таир Салахов, президент Союза художников, к которому впоследствии мы вместе ездили в гости.
Двоюродная сестра Макса, Лия Померанцева, проживала вместе с мужем Александром на Кутузовском проспекте, совсем недалеко от Жени.
Она оказалась красивой, полной, ухоженной женщиной с живыми умными черными глазами и с чарующей улыбкой. Несмотря на то, что у нее были серьезные проблемы со здоровьем, она всегда внешне оставалась бодрой и жизнелюбивой.
Так же как и Евгений, Лия приняла меня очень гостеприимно. Все было тщательно продумано – красиво убранный стол, вкусные и разнообразные блюда. Лия умела отлично готовить. А ее искреннее радушие ко мне, к «новенькой», очень тронуло меня.
Сестра Максима не работала, но и не была домохозяйкой в известном смысле этого слова. Она была очень деятельной и разносторонне образованной натурой. Лия писала замечательные стихи и даже издавала их. Один из ее сборников «Стихаты», в мягком переплете, с по-родственному трогательным посвящением моей дочери и мне, до сих пор бережно хранится в наших архивах. Иногда я снова беру его в руки и задумываюсь. Тогда в памяти оживают воспоминания «старины глубокой».
Лия была племянницей Зои Ивановны, мамы Максима. Будучи старше своего маленького кузена Максика на 20 лет, она помогала тете, занимаясь им в те периоды, когда Зоя Ивановна была занята или находилась в отъезде, как это позднее рассказала мне она. Своих детей ей с мужем Бог не дал, но это не помешало им создать замечательную супружескую пару. Это был тот самый случай, который заставляет верить, что «браки заключаются на небесах». Мне казалось, что каждый из них стал «ребенком» другого – настолько нежно и заботливо они относились друг к другу.
Супруг Лии много лет работал в различных учреждениях, а затем даже создал свое дело – начал издавать коммерческую газету.
В тот самый первый вечер (как впоследствии и другие) мы прекрасно провели время за интересными разговорами. После ужина, несмотря на все протесты хозяйки дома, я помогла ей убрать со стола и вымыть посуду. Не хотелось оставлять на нее груду грязных тарелок и салатниц, особенно после того, как она рассказала о своих проблемах со здоровьем. Ясно представляла себе, сколько сил она потратила на приготовление блюд к нашему приезду. Я всегда стремилась относиться к людям так, как мне хотелось бы, чтобы люди относились ко мне. Очевидно, Лия почувствовала это. Поцеловав меня на прощание, очень по-доброму глядя на меня своими черными и влажными, «говорящими» глазами, она вручила мне листок с номером своего домашнего телефона.
– Ниночка, звони нам когда захочешь!
По словам Максима, я ей «очень понравилась». Он планировал познакомить меня также и со своей мамой, Зоей Ивановной. Я же немного побаивалась встречи с ней и всячески оттягивала ее.
Дело в том, что в момент нашего знакомства Максим заканчивал формальности, связанные с разводом с третьей женой Леной, которая переехала к нему из Киева. Развод был оформлен, и Максим ушел жить к маме. Как он объяснил мне, его семейная жизнь «быстро развалилась», потому что они были «слишком разными», их брак продлился всего лишь один год. Но что при разводе Лена решила не возвращаться домой в Киев, а хотела оставить его квартиру за собой. Он согласился, по его словам, другого выхода не было. Но был крайне удручен всем происходящим, так как оставался без собственного жилья.
– И как это меня угораздило?! – вспылил он как-то в нашем разговоре.
Я понимала девушку, которая нуждалась в крыше над головой, и одновременно понимала Макса, которому было тяжело лишаться своей квартиры. В итоге он все-таки лишился ее, и теперь ему приходилось ютиться у мамы, которая, как и любая мама, очень сильно расстраивалась из-за таких неприятностей в его личной жизни и постоянно говорила ему об этом. Таким образом, Макс находился «между двух огней».
Я отчетливо представляла себе, как тяжело ему было переживать подобный конфликт и потерю своего жилья. Меня очень тронула искренность, с которой он доверил мне все это. Он казался мне беспомощным, как ребенок, нуждающийся в заботе и понимании. Я очень сочувствовала ему, поддерживала морально, как могла и, незаметно для самой себя, сильно привязалась – сердцем и душой.
Так что вопрос знакомства с Зоей Ивановной был для меня очень непростым, хотя Макс не раз говорил: «Как-нибудь на днях заедем к маме, она будет рада». Мне казалось, что при таких неприятных обстоятельствах, связанных с разводом сына, она будет отныне воспринимать «в штыки» любую девушку, с которой он начнет встречаться. А у него самого желание жениться снова, скорее всего, теперь появится не скоро.
Но однажды волнительная встреча с мамой Максима все-таки произошла.
В то время он работал над музыкой к фильму «Куда он денется» с Михаилом Боярским в главной роли. Когда съемки фильма были закончены и назначен день премьеры, Макс пригласил меня поехать на нее вместе с ним. Сказал, что представит мне Боярского и других «коллег по цеху».
– Возможно, приедут и мама с Ориком, но это не точно, – добавил он.
Орик, или Орест Кондратьевич Лейнеман, являлся отчимом Макса. Зоя Ивановна вышла за него замуж после смерти Исаака Осиповича Дунаевского.
Войдя в кинозал, Максим сразу увидел маму, показал мне на нее. Она сидела с мужем в начальных рядах. Рядом с ними были Лия с мужем, которых я уже знала. Мы приблизились.
Зоя Ивановна внимательно посмотрела на меня, затем обратилась к сыну.
– Здравствуй, Мася! Мы тебя заждались!
– Мам, ну ты же знаешь, что я никогда не приезжаю вовремя! – рассмеялся Максим. – Познакомься, это Нина!
Мама оказалось красивой ухоженной женщиной примерно 60 лет, с голубыми глазами и волосами с проседью, с короткой стрижкой «а-ля Жанна д‘Арк».
Макс посадил меня рядом с ней и сел сам. Началась беседа. Пристально глядя на меня, Зоя Ивановна задавала «светские» вопросы. Мне удалось перешагнуть через первоначальный внутренний барьер, и я просто и искренне отвечала ей.
Супруг Зои Ивановны, Орест Кондратьевич, был приятным мужчиной. Он очень приветливо поздоровался со мной.
Максим уже давно рассказал мне, что в прошлом Зоя Ивановна была танцовщицей в Ансамбле песни и пляски Советской армии им. Александрова, где однажды и познакомились его будущие родители. Но, несмотря на связывающие их нежные чувства, они никогда не были женаты. У Исаака Осиповича Дунаевского имелась официальная семья – жена Зинаида Сергеевна (в прошлом балерина) и сын Евгений. Но хотя Максим стал внебрачным ребенком (он до 16 лет носил фамилию мамы – Пашков), законная семья Дунаевского приняла и его, и Зою Ивановну. Он также рассказал мне, что отец полностью обеспечил его с мамой, – купил им две квартиры в кооперативе Дома композиторов (одну из которых, свою, Максиму пришлось оставить бывшей жене Лене), а также дачу в Подмосковье, в деревне Снегири, и постоянно продолжал заботиться о них.
Исаак Дунаевский жил на две семьи до самой своей смерти в 1955 году. Максиму тогда было 10 лет. А когда исполнилось шестнадцать, то они с мамой подали петицию в Совет Министров СССР и в суд с просьбой о признании отцовства покойного Исаака Осиповича и о замене фамилии Максима Пашкова на Дунаевского. ДНК-тестов тогда не существовало. Прошение было удовлетворено на основании показаний свидетелей.
Исаак Осипович был очень порядочным человеком, ответственным за свои поступки. Но, по существующим законам той эпохи и будучи женатым, он не мог признать Максима своим сыном официально, документально. А разводиться он тоже не хотел, но при этом он не только не скрывал наличие своей второй семьи, но и делал все для того, чтобы ни Максим, ни его мама не чувствовали себя обделенными. Ни морально, ни материально – по сравнению с его официальной семьей.
Максим с гордостью рассказывал мне это о своем отце, которого ему долго не хватало.
Начался просмотр фильма, и наша беседа с Зоей Ивановной оборвалась. Но мы уже успели сказать друг другу немало. Мама Макса показалась мне женщиной с характером. Я оценила это – мне всегда нравились люди с внутренним стержнем, с принципами.
По окончании просмотра Максим повел меня поздравлять Боярского и съемочную группу, представил нас друг другу.
Перед уходом мы подошли попрощаться с родными Макса. Я обменялась несколькими фразами с его мамой. К моему приятному удивлени, Зоя Ивановна очень радушно улыбнулась мне на прощанье и даже пригласила в гости. Сказала, чтобы я взяла у сына ее телефон и звонила ей, когда захочу. Точно так же, как и Лия. Это было совсем неожиданно и, конечно, очень приятно. Я поблагодарила ее, и мы с Максом уехали ночевать ко мне.