Пятидесятилетний Жан-Пьер был женат на другой звезде французского балета – Клодет Скуарнек (Claudette Scouarnec). Она также уже давно не танцевала, а преподавала в знаменитой балетной школе Оперного театра в Нантере. Жан-Пьер сразу выделил Алинку в группе. Нашел у нее хорошие данные, по его словам, и в учебном зале часто ставил ее впереди, как пример другим девочкам. Также часто предлагал ей более сложные па, чем другим, тестируя ее. В конце учебного года, когда группа готовилась к экзамену и к зачетному концерту, он неожиданно предложил ей танцевать маленькую сольную партию.
Моя девочка была в восторге – учитель ценил ее! Она удваивала и утраивала усилия, занимаясь дома по вечерам, делая растяжки, часто по часу-полтора-два. Пыхтела, стонала, но продолжала упражнения, хотя было видно, насколько ей это физически трудно. Я удивлялась тому, откуда она брала силы – заниматься поздно вечером дома после такого нагруженного дня – школа, консерватория, приготовление школьных уроков и, наконец, упражнения, растяжки в одиннадцать часов вечера! Я помогала ей растягиваться так, как это иногда делал с ней на занятиях мсье Тома. Поскольку Алина по-прежнему оставалась первой в классе (в школе у нее были только отличные отметки), я не возражала, чтобы она занималась танцами так интенсивно. Думаю, что держалась она на «голом» энтузиазме, забывая об усталости, так как страсть к танцу полностью захватила ее.
Но, как и можно было предположить, извечное явление – вместе с успехами в балете параллельно пришли зависть и неприязнь со стороны девочек из группы (а иногда даже и их мам). Девочки строили козни и делали Алинке мелкие пакости – подкладывали в ее пуанты мелкие камешки, надрывали пачку перед концертом, как-то подменили букет цветов, который она получила после концерта. Да, зависть и ненависть не имеют ни национальности, ни географии. К сожалению, они возможны и имеют место повсюду.
Что же касается уроков сольфеджио, то тут нам с преподавателем не повезло. Большую часть времени вместо информации о сольфеджио пожилая учительница рассказывала детям о своей личной жизни, о своей прошедшей молодости, смакуя лучшие моменты. Во время уроков она регулярно выходила в соседнее помещение выпить чашечку кофе, оставляя учеников одних. Учитель, который думает лишь о своем скором выходе на пенсию, а не о том, чтобы привить ученикам если не любовь, то хотя бы интерес к своему предмету, совершенно бесполезен. К концу учебного года группа распалась, а «учительница» ушла на пенсию. Алина была очень разочарована. Сказала мне, что «сольфеджио это скучно и неинтересно». Я тоже была очень разочарована. Оказывается, в то время, как эта дама выходила пить кофе, она заставляла детей просто бессмысленно переписывать ноты. Она даже почти не играла им на фортепиано, чтобы привить к нему интерес! На что рассчитывала такая «учительница», не понимаю, вероятно, на то, что дети не станут жаловаться на нее. И она рассчитала точно – так оно и призошло. Одним словом, не знаю, как другим детям в группе, но вот Алинке ей удалось отбить желание изучать сольфеджио.
На следующий учебный год в консерваторию должна была прийти другая учительница, молодая. Но у Алинки пропал интерес, и я не стала настаивать, к тому же финансово это было для меня сложно. Хоть и стала зарабатывать больше, но все же недостаточно для того, чтобы оплачивать все, что хотелось, даже в разумных пределах. Жизнь во Франции всегда была дорогой, учеба в том числе. К сожалению, из-за недостатка денег я не могла в полной мере дать дочери хорошее и гармоничное образование с учетом ее способностей и стремлений.
На работе все шло хорошо, и вскоре я узнала даже о некоторых привилегиях для всех сотрудников. У фирмы в собственности были две меблированные квартиры на Лазурном Берегу. Они были куплены с целью снижения огромных налогов предприятия. Каждому работнику по очереди разрешалось ездить туда раз в год – летом в отпуск на две недели. Квартира предоставлялась бесплатно, но все остальное служащий оплачивал сам. Я еще никогда до этого не была на юге Франции и поэтому с нетерпением ждала своего отпуска. Особенно чтобы поехать туда вдвоем с Алинкой.
И вот, наконец, настал день отъезда, которого мы обе не могли дождаться. Мы приехали в маленький уютный городок под Ниццей, спустились от вокзала в центр, где находилась отведенная нам квартира, и у меня от восхищения перехватило дыхание. Перед нами открылся живописный вид, приближенный в моем представлении к райскому саду. Маленькие улочки утопали в зеленых кустах разных видов и форм. Повсюду экзотические растения, пальмы, море цветов! А когда мы дошли до моря, то я поняла, почему берег называется лазурным – необыкновенно красивое игривое море, залитое ярким солнцем, было лазурного цвета! Мы стояли перед ним как завороженные, не в состоянии двигаться дальше. Мягкие ласковые волны набегали на песок, и люди, лежащие на пляже, казалось, все были безмятежно счастливы. Бесчисленные кадки с цветами на набережной, маленькие уютные разноцветные кафе, обвитые зеленью до самой крыши, тишина, мир, покой, улыбки и шум прибоя. И еще запахи… какие невообразимые запахи! Терпкая, дурманящая смесь ароматов цветов и зелени с морским воздухом! Нирвана. Блаженство. Мне невольно пришли в голову строчки из «Песни песней» царя Соломона – поэмы, которую я прочитала в юности и которая поразила меня красочностью описания запахов. Одним словом, это чудесное место показалось мне настоящим раем на земле!
Время остановилось. Но все же я быстро опомнилась – нужно было искать квартиру, положить наши вещи. Мы снова двинулись в путь, уже зная, что забросим вещи и сразу же вернемся обратно, к волшебному морю. Квартира была расположена совсем рядом, в 50 метрах от пляжа. Большая, чистая и уютная, полностью оборудована современной бытовой техникой. Мы быстро переоделись и отправились на пляж. С огромным удовольствием, смеясь, растянулись на больших махровых полотенцах, положенных у самой воды. Нам даже не хотелось разговаривать – мы просто слушали шум набегающих волн, вдыхая дразнящие ароматы. Снова ощущение блаженства! Я почувствовала себя птицей Феникс, возрождающейся из пепла.
Мы с дочкой стремились использовать каждый день, каждый час и каждую минуту, чтобы в полной мере насладиться этим изысканным уголком. С утра пляж, море, купание. Затем, после легкого обеда, прогулки и экскурсии по городу и по соседним местностям, по средневековым сказочным деревушкам, утопающим в цветах, со множеством маленьких ателье художников и скульпторов. И еще поездки на рейсовом автобусе в Монако или в Италию, которые находились совсем рядом. Новые места, новые впечатления, новая красота. И самое главное – море, море – повсюду море! Оно давало нам очущение свободы и счастья. Я давно не видела Алинку такой беспечной, цветущей и радостно-непосредственной, как там. Она танцевала мне свои вариации из концертов не только дома, но даже в парках и на набережной, не обращая никакого внимания на глазеющих на нее прохожих. А также на пляже и в воде – под аккомпанемент веселого щебета птиц и пронзительных криков чаек, как будто возвещающих нам что-то важное, но обязательно что-то радостное. Ощущение эйфории. Мы обе были счастливы. После нашей нищеты, после всех лишений мы действительно чувствовали себя как в раю. Наступила эпоха Возрождения!
Но, наверно, счастье долго длиться не может. Вскоре приехал мсье Сарач, и ощущение магии сразу исчезло. Вместо него появилось ежедневное напоминание о работе. Шеф часто приезжал в это уютное местечко отдыхать и купаться, хотя бы на несколько дней. Но всегда останавливался в гостинице, даже если квартиры не были заняты. Он любил, чтобы его постоянно обслуживали, и он питался исключительно в ресторанах.
Вначале я не придала большого значения сообщению о его приезде и только потом поняла, что в его присутствии мы больше не сможем жить свободно. Накануне вечером шеф позвонил мне из Парижа. Сообщил, что приезжает на следующий день ночным поездом. Просил, чтобы я ждала его утром в квартире, не уходила на пляж. По его словам, ему было необходимо взять оттуда свои вещи, которые он когда-то там оставил. Я расстроилась – это ломало наши планы. Но отказать в просьбе своему начальнику тоже не могла. Утром мы не пошли на пляж. Алинка грустила у открытого окна. Ждать пришлось гораздо дольше, чем предполагалось, – мсье Сарач сначала устроился в гостинице и только потом отправился к нам.
Когда он, наконец, появился в квартире, я поняла, что «вещи» были лишь предлогом. Он и не вспоминал о них. Вел длинные разговоры о том о сем, рассказывал последние новости по работе, о своих знакомых. А когда я вежливо напомнила ему о том, зачем он просил меня задержаться, то в первый момент он не понял, о чем я. Затем, порывшись на антресолях, он вытащил какую-то старую мятую футболку. Мне трудно было поверить, что он пришел именно за ней, что надел бы ее снова. В его положении он мог бы покупать футболки каждый день и выбрасывать их, не стирая, как Карл Лагерфельд.
Было очевидно, что мсье Сарач просто так решил, просто захотел пообщаться с нами. И он воспользовался тем, что я нахожусь в квартире фирмы, в его квартире. К тому же там не было посторонних глаз, как в парижском офисе. Похоже, он рассчитывал, что оставшуюся нам с Алинкой неделю мы проведем все вместе, «одной семьей». Мне было неприятно, что он повел себя несколько бесцеремонно, не считаясь с моими планами, даже не спросив о них. Как и в офисе, сразу начал строить свои, не столько предлагая, сколько навязывая мне свои желания. Недвусмысленно дал понять, что он – хозяин квартиры, и мы здесь находимся благодаря ему. Даже иногда говорил о себе в третьем лице, так и называя себя – «хозяин». И он действительно вел себя как таковой. Все это, естественно, не способствовало тому, чтобы воспринимать общение с шефом как удовольствие. Я с досадой думала о скомканном отпуске и о том, что это будет первый и последний раз – больше на такие просьбы не соглашусь. Будучи в отпуске я не обязана общаться с начальником. Но одновременно понимала свою зависимость от него – мне нужно было зарабатывать на жизнь и, значит, мириться с его капризами. Моя работа была мне жизненно необходима и Алинке тоже, то есть я не имела права на ошибку. В итоге приняла все его приглашения. Вечером мы втроем прогуливались по набережной, благоухающей ароматами, пили безалкогольные коктейли, разговаривали на различные темы, которые его занимали, начиная с работы и заканчивая его личными отношениями с родственниками и знакомыми. Он был очень откровенен со мной. Я ценила это и терпеливо выслушивала «километровые» монологи, понимая, что пожилому и одинокому человеку это было просто необходимо.