Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни — страница 97 из 148

– Спасибо, Вальдемар, я рада, что вы это поняли. В таких случаях по-русски говорят: «На каждый чих не наздравствуешься», то есть именно так – не стоит обращать внимания. И это именно то, что я делаю.

– Нина, вы настоящая женщина, и вы умеете себя поставить! Я заметил, что мсье Сарач вас очень ценит. Как работника, конечно, но и как женщину тоже… объективно, со стороны. Он сам говорил мне, что вы умная и очень женственная…

Я улыбнулась. Что на это скажешь? Мне меньше всего хотелось обсуждать с кем-то поведение шефа. К тому же «и стены имеют уши». Мы всегда помогали друг другу в работе, и мне казалось, что мы с Вальдемаром стали настоящими друзьями, и даже более того – единомышленниками. Очень ценила его доброе отношение и сама была готова прийти ему на помощь в любой момент. Вообще, я всегда любила дружить с мужчинами – в дружбе они часто проще женщин, без «заморочек». Когда они, конечно, настоящие друзья, как, скажем, Женя Дунаевский, который всегда относился ко мне с уважением и без «задних» мыслей. У меня сложилось впечатление, что и с Вальдемаром было так же. Сложилось до того момента, пока однажды он не пришел в мой кабинет с «конфиденциальным» разговором.

Мсье Сарач в этот день задерживался где-то на совещании вне фирмы. Сев в кресло напротив меня, смерив меня пытливым взглядом, Вальдемар робко произнес:

– Нина, пожалуйста, выслушайте меня и не отвечайте сразу… Я вижу, то есть знаю, что вам очень нелегко живется одной с ребенком. Вы не можете перемещаться как хотите и куда хотите. Знаю, что у вас нет средств, чтобы купить машину. А у меня есть свободные сбережения, которые лежат без дела. Я хочу вам предложить их, чтобы вы купили себе что-то. Сто тридцать тысяч франков [20 тысяч евро] – вполне достаточно на небольшой, но хороший автомобиль. Поверьте, это искреннее предложение, мне действительно будет очень приятно!

Я ахнула.

– Вальдемар, но для меня это очень большие деньги! Я никогда не смогу отдать их вам! Нет, это нереально. Спасибо, конечно, но это нереально!

Вальдемар лукаво улыбнулся, пристально смотрел мне в глаза.

– Не страшно! Возьмите меня к себе личным шофером, вот так долг и разойдется.

Так вот в чем дело! Я поняла намек. В определенном смысле он «покупал» меня. Мне стало очень смешно, захотелось «пошалить».

– Спасибо, Вальдемар! Но я не могу взять ваши деньги. Такое предложение я смогла бы принять только от очень близкого мне человека. Как, например, от мужа или, в крайнем случае, от любовника, но никак не от «личного шофера»!

Я дружелюбно рассмеялась, надеясь, что рассмеется и он. Но Вальдемар обомлел, ошеломленно глядя на меня. Затем покраснел, вскочил с кресла.

– Хорошо, неважно… – он вышел не прощаясь.

Я расстроилась. Видимо, пошутила неудачно, неуклюже. Мой коллега был оскорблен, это было очевидно. Но, с другой стороны, его предложение было достаточно прозрачным. Я ответила ему в том же ключе, как и он. Ясно, что такую сумму мне предлагал не просто так – он не был богатым человеком. Да и далеко не каждый богач сделает такой подарок бескорыстно. «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Вероятно, он рассчитывал, что мы «сойдемся», будем встречаться, возможно, станем жить вместе. Или даже поженимся. «Возьмите меня личным шофером, вот так долг и разойдется…» – разве это не означало условие? Или что-то уже не понимаю в жизни? Я терялась в догадках.

Ответ на свой вопрос я совершенно неожиданно получила через несколько дней… от шефа! В тот день мсье Сарач вызвал меня «на ковер». Поводом послужил какой-то рабочий момент – отправленный мною факс или письмо. Но шеф был каким-то странным, напряженным. У меня сразу возникла мысль, что за этим что-то стояло, что-то другое, не связанное с работой. Я уже достаточно хорошо знала его, вернее, больше чувствовала, чем знала. Наконец, он «раскололся»:

– Знаете, Нина, ко мне приходил Вальдемар… Поговорил, поделился со мной как с другом. Он очень переживает. Рассказал мне, как делал у вас ремонт, как искренне старался помочь вам с переездом, как предложил вам деньги на машину… Этот человек очень влюблен в вас, и такое отношение нужно ценить. А вы так грубо и бестактно оттолкнули его!

– А в чем заключаются мои грубость и бестактность?..

– Если мужчина вам не нравится, то можно найти деликатную форму отказа! А не сказать ему, что вы можете взять деньги только у очень близкого человека, у мужа или любовника! Это провокация, издевка! Это все равно, что отказать человеку, сказав, что он для вас слишком стар или некрасив! Вы из тех женщин, которые легко влюбляют в себя мужчин, благодаря большому шарму и чувственности, которые исходят от вас. А затем вы играете ими, используя женскую силу, пренебрегая их чувствами! Вам должно быть стыдно!

Ах, так вот оно что! Я поняла, в чем дело. Сведение счетов. Мсье Сарач не смог переварить мой отказ, а самолюбие не позволяло ему упрекнуть меня напрямую. Теперь у него появился удобный повод, и он старается «ущипнуть» меня за счет Вальдемара. Хитер, но и я тоже «не родилась от последнего дождя», как говорят французы. Мне снова стало очень смешно, снова проснулся дух озорства. Игра так игра. Ответила шефу с невинной улыбкой:

– Мсье, вы шутите? Не понимаю, в чем вы меня упрекаете. Я играю Вальдемаром? Каким образом? Тем, что ответила ему откровенно? Я не влюблена в него и не давала ему никакого повода думать так. Нашла его предложение неуместным – не на уровне нашего статуса «коллег». Меня оно ставит в неловкое положение. Или вы считаете, что должна была стать любовницей Вальдемара? Ради машины? Или за то, что он помог мне с переездом и с ремонтом? Но ведь я уже отказала одному, даже гораздо более достойному человеку, чем он. Так разве это было бы справедливо?

Шеф пришел в замешательство. Явно не знал, что ответить мне, смотрел в одну точку. На лице отразилась палитра эмоций – от удивления и растерянности до смущения. Но он достаточно быстро пришел в себя и заговорил уже более миролюбивым тоном:

– Нет, Нина, вы не так поняли меня… Я не говорил, что вы должны были бы стать его любовницей, вовсе нет! Вы в целом правильно поступили. Я говорю только о форме, а не о содержании. Просто вы могли это сделать более деликатно, чтобы не обидеть его…

– Я никак не предполагала, что он обидится, что придет жаловаться к вам. Хорошо… Чтобы сделать вам приятное, я извинюсь перед ним. Поскольку вижу, что вы очень переживаете… из-за Вальдемара.

– Нет, Нина, ни в коем случае! Он не жаловался, а рассказал мне это по секрету… Поделился со мной как с другом, так как мы очень давно знакомы – еще до того, как он начал работать у меня. Я сказал вам это, рассчитывая на ваш такт, на то, что все останется между нами.

Мне захотелось расхохотаться. Я уже вошла в «струю», не хотела останавливаться.

– На мой такт?! Мсье, но вы ведь только что обвинили меня в отсутствии его? Так как же вы могли на него рассчитывать?

Я понимала, что веду себя нескромно, это была провокация. Но что-то говорило мне, что я могу себе ее позволить. Мсье Сарач был обескуражен. Резко замолчал, опустив голову, пряча глаза, как школьник, как всегда, когда был смущен. Похоже, я загнала его в «пятый угол». Но продолжала с такой же невинной улыбкой:

– Хорошо, я понимаю вас. Извиняться не буду. И обещаю вам, что подумаю, как искупить свою вину перед ним. Наверно, вы правы – раз он так сильно влюблен в меня, то это нужно ценить. Я пересмотрю его кандидатуру!

Теперь шеф ошеломленно и подозрительно смотрел на меня, лицо застыло, как маска. Мои намерения ему явно не пришлись по вкусу, хотя и мог бы порадоваться за «друга» (шучу, конечно!). Но старая закалка спасла его. Не стал усугублять – через мгновенье снова овладел собой, принужденно рассмеялся:

– Нина, ну, ладно, хватит шуток, идите работать!

Я вышла в коридор и тихо расхохоталась. Ситуация и правда сложилась комичная. Просто иллюстрация к поговорке «Не рой яму другому, сам в нее попадешь». Шеф хотел «отыграться» за мой отказ, но сам поставил себя в глупое положение. В течение рабочего дня я несколько раз вспоминала наш разговор и вновь начинала беззвучно хохотать. Коллеги смотрели на меня с удивлением и любопытством. Как сейчас модно говорить, мсье Сарач «сделал мой день».

Конечно, я играла с огнем. У него была власть, и он мог оставить меня без премий или даже уволить. Но интуиция говорила мне, что он не пойдет на это. Шеф был человеком со своими странностями и причудами, но порядочным и лишенным мелочности. Кроме того, почувствовала, что, изменив поведение и разговаривая с ним подобным тоном, я поставила себя на равных с ним, заставила себя уважать. Перешагнула через рубеж, через который никто до этого с ним не перешагивал. Все служащие боялись его, так как в гневе он бывал страшен. Люди не осмеливались перечить ему или спорить, все его приказы выполнялись беспрекословно. Я была единственной, кто говорил с ним без обиняков, называя вещи своими именами, высказывала свое мнение. И далеко не всегда приятное мнение, когда это касалось работы или капризов, которые он себе иногда позволял. Высказывала, когда чувствовала свою правоту. Удивительно, но шеф внимательно выслушивал, считался с ним и никогда не обижался на меня за это.

Когда я заболевала, мсье Сарач переживал за меня, почти как за члена семьи, и всегда стремился помочь. И помогал, будь то я, Алина или мои родители, которые неоднократно приезжали ко мне. Он стал нам хорошим другом. А в фирме у меня сложилось особое, привилегированное положение – я считалась «правой рукой» шефа. С течением времени мои коллеги приняли это без неприязни, просто как данность. И так продолжалось в течение десяти лет моей совместной работы с ним, вплоть до его ухода. К несчастью, в один ненастный день мсье Сарач вышел из своей квартиры и упал. Больше уже не поднялся. Но это произошло несколько лет спустя.

Вальдемару я, естественно, ничего не сказала о разговоре с шефом – я давным-давно взяла себе за правило держать свое слово и никогда никого не подводить. Держалась с ним мягко и дружелюбно, как будто ничего не произошло. Старалась по возможности оказывать ему услуги в работе. Но после того случая он начал тщательно избегать меня. Вплоть до того, что сразу выходил из комнаты, в которую я заходила. Видимо, он и в самом деле был влюблен, и мои слова задели его «за живое». Но я знала, что ничего не могла ему дать, кроме дружбы, – физически он не притягивал меня. А