Врезалась в один, опрокинула, растопыренные когти проделали в металле дыру. А из вагончика жижей меня окатило, похожей на ту, в которой я в этом мире проснулась.
Пальба не замолкала ни на секунду. Я была уже готова сожрать самый ярых стрелков, тем более и желудок заурчал, напоминая о голоде. Но левой лапой я прижимала к своей груди бедного синеватого Персика — он все больше походил на смурфика, чем рвал мое сердце. Эх, была бы это киношка, я б все десять звезд влепила, но, черт! Я была не по ту сторону экрана: ни попкорн, ни сахарная вата, ни кресло удобное для участников действа не предполагались.
Что-то щелкнуло в моей башке, и я рефлекторно сунула Персика в вагончик, в жижу — пусть пока полежит-поплавает за толстыми стенками. Я знала, что хуже ему от этого точно не будет, а вот лучше — вполне возможно.
А сама пошла с врагами разбираться. Розового купола у меня больше не было, приходилось туда-сюда прыгать, что тамада на свадьбе, иногда ловить колючие искры чешуей и даже реветь от боли.
Я скакала от вагона к вагону, пинала их, иногда невысоко взлетала, не забывая про тайник с Персиком. Плевалась во всех злобных поганцев. Сплошной круговорот: они стреляли, я плевалась. Я харкала огнем, они палили. Ни минуты продыха, как на конвейере.
И все-таки я была гигантской тирранозаврой с крыльями, а они обычными людьми, пусть и каким-то там оружием в руках.
Я поднапряглась, и минут через десять битва закончилась. Пальба затихла. Моя пасть огласила окрестности торжествующим рыком: поле боя осталось за мной, как Аустерлиц за Наполеоном. Весьма разгромленное поле, если честно, все в жиже, поваленных вагонах да странных обломках, занесенных непонятно откуда. Ну и я в центре, как памятник Петру Великому — сама и конь, и всадник.
Глубоко вдохнула воздух победы и галопом понеслась к заветному вагончику. Там мой спящий царевич как раз глазки продрал. Ути, мой зайка сладкий! Очухался родной!
— Ежкина кочерыжка! — хрипловато выдал Персифаль. — А ты кто? — спросил, уставившись на меня исподлобья, как баран на новые ворота. Тот самый, что хочет лбом своим рогатым что-то новое на прочность попробовать. Меня, например.
Я закашлялась, смущенная одновременно и слишком знакомым выражением, неподходящим устам Персика, и тем, что негодник не узнал свою спасительницу. Видать, от переживаний, полета, да от жижи треклятой мой милый все в мозгах растряс.
— Я эта… — сосчитала до трех, покопалась в памяти, нашла подходящие слова и уверенно ответила мыслью: — Я — Белая Птица Судьбы, посланная Повелителями, чтобы нести их волю. А ты мне внемлешь.
Персик почему-то не желал внимать. Он грязно выругался, как мой Петька, споткнувшись ночью о кошку.
Мы друг на друга вытаращили глаза и принялись играть в гляделки. Персик смотрел очень странно, совсем иначе, чем на поляне. Словно не верил, что под красной чешуей в белый горошек может скрываться его белая судьба. А ведь сам примчался ко мне, я его не звала. Ладно, сейчас приведем красавца моего в порядок. Ну, а если ничего не вспомнит, тоже не беда, новой памятью одарю, сочиню красивую сказку. Но сначала пусть будет все по-честному.
— А ты, — мысленно произнесла я, смотря в прекрасные синие глаза, — Персик. То есть Персифаль. Сын боярина Суслика. Или Вольфика. Ой, ну как-то так! Я не очень запомнила…
Суженный нахмурился и угрюмо посмотрел на меня:
— Я не персик и не абрикос, на хрен. И не Перси Валь, жопа вдаль. И к сусликам и прочим грызунам я никакого отношения не имею, мать твою крылатую.
Я прям присела на задние лапы, уже предчувствуя, что он скажет дальше.
— Я Петр Иванович Крылов.
И в его словах, в его движениях, в его мимике все было такое знакомое, такое родное, привычное за много лет… Мое сердце сильно и больно бухнуло в груди. Да нет. Нет же… такого просто не может быть!
— Петюня⁈
— Пуся⁈ Ты чего, покрасилась⁈
Epilogus
Гнус опоздал.
Догорали деревья, кусты, люди. Кое-где части людей украшали уцелевшие стволы и ветви. Госпожа Комиссар красной фурией носилась по поляне и яростно ругалась, не замечая, как втаптывает в пепел раскаленные угли.
Ее люди суетились рядом, что-то искали, что-то находили, что-то выносили. Несколько тел лежали на краю поляны.
— Хюго где? — спросил Гнус.
— В рифму! — выпалила Госпожа Комиссар и махнула рукой. — Эта тварь откусила ему голову!
— Голову говоришь? — Гнус не расстроился, но быстро нашел взглядом тело, на котором лежала слегка обугленная лысая голова, и поспешил к нему.
В спину догнал мучавший комиссаршу вопрос:
— Ты же подтвердишь наши с ним договоренности?
— Он сам подтвердит, — Гнус ухмыльнулся и, склонившись к телу, стал ощупывать руку с коммуникатором. Тот мигал красными огоньками. И это намекало на кое-какие проблемы. Некоторые люди из-за таких проблем головы теряли окончательно.
— Ты сказал, — хрипло произнесла Госпожа Комиссар после небольшой паузы, — сам? Как? Он же сдох! Как богомол после случки!
— Такие как он так просто не сдыхают, — с толикой самодовольства проговорил Гнус, с внутренним волнением наблюдая за красными огоньками. Что-то шло не по плану. Коммуникатор должен был отправить информационно-личностную модель сразу же после смерти, но почему-то этого не сделал.
Из коммуникатора Гнуса высунулся тонкий проводок, присоединился к коммуникатору Хюго. Гнус использовал вьюв и нахмурился. Память устройства оказалась переполнена, словно в ней хранилась не одна информационно-личностная модель, а две: оригинальная и резервная. И к тому же ни одна из них так и не была отправлена в головной офис.
Аномалия! Ну конечно же… Хюго рассказывал, что она подавляла связь. Отличный способ для борьбы с высокопоставленными корпорантами.
— Он, — осторожно спросила Ксюша, — еще жив?
— Он не таракан, чтобы без башки бегать, значит, мертв! — раздраженно хмыкнул Гнус, чужая тупость и незнание выводили его из себя. — Но его сознание может отправиться в головной офис и возродиться в заранее выращенном клоне. Я ж тебе говорил, высокопоставленные корпоранты так просто не подыхают…
Гнус оборвал себя и, задумчиво взглянув на тело, мысленно добавил: «Если на то нет указания гребанного начальства».
Выше Хюго был только Дик. И именно он послал Хюго к Аномалии, в которой не работала связь, да еще заставил сражаться с неведомым созданием, порождением Повелителей. Мог ли он догадаться, чем закончится дело? А если догадался, то не окажется ли так, что Дик дал приказ уничтожить клона?
Гнус яростно потер виски: эти корпорантские игрища выводили его из себя.
— Что такое? — забеспокоилась Госпожа Комиссар.
— Да так, — буркнул Гнус, продолжая размышлять. Отправлять личностную модель Хюго в офис нельзя, значит, нужно найти ей иное вместилище. Крепкое и надежное.
Гнус мерзко осклабился. Одно подходящее вместилище было неподалеку и жаждало нового хозяина.
Потоковым плазмометом он отрезал от трупа руку с коммуникатором и, прихватив откушенную голову, хихикнул на прощанье:
— Мы скоро вернемся.
Гнус снова отправился в бункер Повелителей. В этот раз путь занял гораздо меньше времени. Первые — разрушенные — ворота, вторые — открытые, желтая краска на полу, покореженный лифт, исцарапанные коридоры, разгромленный зал, странное зеркало, у которого Гнус споткнулся, чуть не выронив руку приятеля. Две знакомые лужи из псевдогеля. Внутри ничего не изменилось. Даже крысокроты не набежали. Гнус подошел к резервуару, кинул взгляд на расплющенное устройство. Без него будет сложнее, но в собственных силах старый исследователь не сомневался. К тому же… коммуникатор за время пути каким-то образом удалил из памяти резервную копию модели. Уже хорошо — переносить в новое тело в два раза меньше.
Гнус нашел кучу старого тряпья, разложил на полу, уселся на него поудобнее и, подключившись к коммуникатору Хюго, погрузился во вьюв.
То, что когда-то звало его, затаилось в нетерпеливом предвкушении.
Хюго очнулся в странном месте.
Обычно в репро-лаборатории пахло озоном, дикими ягодами и немного антисептиком. В этот раз запах с первых же секунд отбил все обоняние. Даже не запах, а застоялое почти материальное «амбре», от которого нос сжимался сам собой, а легкие перехватывало сразу же после вдоха.
Обычно вокруг было полно места и суетились медики. В этот раз окружение походило на темную глубокую яму, а медиками тут даже и не пахло. Пахло кое-чем другим, но очень знакомым.
Обычно тело лежало в специальном геле, наполненным проэлефси, облегчающем перенос сознания. В этот раз тело стояло… а гель… он был немного странным. Во-первых, его было меньше обычного, где-то до колена, а во-вторых, — Хюго черпанул ладонью, рассмотрел добытую плотную жижу повнимательней — она походило на нечто другое. И, если честно, она не просто походила, она было им!
В странной задумчивости Хюго вылил содержимое ладони, зачерпнул снова, посмотрел, повторил цикл несколько раз — ничего не изменилось. Полужидкое говно в медицинский гель не превратилось.
Сверху послышался шум.
Над светящимся проемом появилось женское лицо:
— Петька! Ну ты даешь, ежкин кот! Ты сортир чинить должен был, а не купаться в нем! Я же вчера весь гель для душа на себя извела! Вот дундук, прости Господи! — в голосе говорившей слышалось раздражение.
— Что? — обалдело переспросил Хюго. — Какой еще сортир?
— Какой? Пятизвездочный, мать твою налево! Если уже с ранья к самогонке присосался, даже не вылезай отсюда. С говном смешаю!
Лицо исчезло. Хлопнула дверь, на ней задребезжало старое зеркало. Хюго же смотрел вверх, пытаясь найти ответ на крайне важный вопрос: «А куда это я попал?»
Авторское послесловие
Ну что ж. История Дуси и всех тех, кого она еще не доела, пока что — закончена.
Когда-нибудь потом, когда разберемся с делами, напишем все заказанные рецензии, закроем незакрытые гештальты и допьем все пиво в заводском холодильнике, мы вернемся к истории про Дусю, Петьку, Хюго, Гнуса, Персика и его сестер-близняшек. Все-таки ружей и роялей было раскидано много, персонажи, не потерявшие голову, еще остались, да и нам самим интересно — починит ли Хюго сортир или нет — ибо у каждого из нас есть свое мнение на этот счет.