В переговорной его ждала Кларисса, аудитор Корпорации. Именно ее экспертное заключение когда-то позволило включить в круг особых подрядчиков и «ДиплойментКорп». Последние две недели она инспектировала этот завод, сверяя приходы и расходы. Цистерны с очищенным проэлефси ждали ее команды, чтобы отправиться сперва в космопорт, а затем и на орбиту. Корпорация превращала людей в легкозаменяемые механизмы, но работать без определенных людей и их пинков не могла.
Кларисса была далеко не так эффектна, как Госпожа Комиссар, но Хюго давно было плевать на внешность. Долгая жизнь учит ценить другое. Когда-то Кларисса, привлеченная яркой рекламой, прилетела сюда строить новый мир, точь-в-точь как Хюго. Как и он, стала винтиком в корпорации. Если смотреть на эту планетку с точки зрения Гнуса, то в колонии-тюрьме Хюго был палачом, а Кларисса психологом. Для некоторых, особо ценных, сотрудников, разумеется.
— Привет, солнышко, — Хюго улыбнулся.
Кларисса подошла ближе, обняла, уткнувшись в плечо.
— Привет.
Она подняла голову, потянулась к нему. Они поцеловались. С осторожной нежностью, как будто в первый раз. Дверь в переговорную заперта. Никто не мог им помешать — только время, которого ни на что не хватает.
Между ними не было животной страсти, Хюго не рвал на ней одежду и не пытался овладеть ею прямо на столе. Зачем портить хорошие вещи? Зачем ломать неудобный твердый стол, когда рядом есть удобный диван? Ладно, пусть не очень удобный, по габаритам скорее кресло, а не диван. Но для тех, кто умеет и практикует, этого вполне достаточно.
Страсть прошла много лет назад. Осталась только нежность. Кларисса лежала на спине, прикусив губу, а Хюго уже заканчивал с ласками. Ее тело он знал превосходно, отлично знал, что ей нравится…
— Ах!..
Хюго менял темп, двигаясь то медленно, то резко. Нежно, потом грубо, и снова нежно. Стоны Кларисы поглощала шумоизоляция, Хюго был единственным, кто наслаждался ими.
Вцепившись в обивку дивана, Клариса вскрикнула. Она была уже близка к высшей точке наслаждения. Хюго видел это, и не останавливался. Будь у него больше времени, можно было бы продлить удовольствие на часы, но сейчас его не было…
— А-а-а! А-а-ах!..
Сбившееся дыхание постепенно выравнивалось. Кларисса поцеловала Хюго и стала одеваться:
— Может закончишь с этими миссиями? Мы заработали достаточно, чтобы спокойно жить без Корпорации, зачем тебе этот риск?
— Ты же знаешь, сейчас в этом нет смысла. Я не хочу, чтобы мои дети жили в таком мире. Сколько проживет человек без технологий, доступных только в Метрополии? Без корректировки механизмов старения, без печати органов? Кем станут наши дети? Отбросами с пустошей?
— А чего нам ждать, Хюи? Ничего не меняется…
— Меняется, Лар, что-то точно меняется, — Хюго обнял Клариссу. — Если мы вскроем этот гребанный бункер…
Он поднялся с дивана:
— Ладно, сейчас меня ждет Гнус, Лар. Еще увидимся. Знаешь, я всегда подозревал, что Асс не читал ни один из файлов по объектам наследия Повелителей, а теперь в этом убедился.
— Будь осторожен… — напутствие Клариссы разбилось о закрытую дверь.
В коридоре уже ждал Гнус с мерзкой улыбочкой на крысином личике:
— Так и знал, что без сладкого не останешься, — хихикнул он, потирая руку об руку: — Все готово, пора ехать.
Хюго не ответил. Они дошли до «Шкатулочки». Хюго сел за руль и неспешно покатил по пустынной дороге. Следом за их развалюхой ехал шикарный внедорожник госпожи Комиссара, а за ним — фургоны с оперативниками и снаряжением.
— Вам Птичку-то не жалко? — Первым прервал молчание Гнус.
Гнусу часто приходилось охотиться на обитавших на этой планете чудовищ: виверн, песчаных червей, пустынных скорпионов. И он понимал, зачем Комиссар взяла с собой Птица. В отличие от них, он родился тут и поэтому служил отличной приманкой: местные хищнике не воспринимали тела колонистов с синтетическими органами как аппетитную еду.
— Ты же знаешь Ксюшу, одни и те же лица ей приедаются. Ну и не наше с тобой это дело. Мало ли, чем он ей нагадить успел.
— Значит, по отработанной схеме?
Молчание — знак согласия.
Впереди показались зеленые кроны деревьев. Отряд сопровождения остался на ближайшем КПП ожидать указаний. а к бункеру двинулся отряд из четырех человек.
— Зачем мы вообще идем сюда? Лучше бы вломились в ближайшее поселение и устроили там штаб. Я бы пивка попил, госпожа Комиссар расстреляла б кого-нибудь во имя свержения феодального строя…
— Потому что, Птиц, сначала надо понять, с чем мы столкнулись. Так что, начинать будем с самых азов. — Хюго замедлил шаг и сверил координаты. — Все, стоп. Мы уже на подходе. Гнус, запускай вьюв.
— Вот обязательно надо всем растрепать, что я псионик? — Гнус хмуро посмотрел на Комиссара, удивлению которой не было предела. — Поверь, девочка, это обошлось мне очень дорого. Пережить такое я бы врагу не пожелал.
— Слушайте, да что вы жметесь как целки на входе в эскорт-агентство? Что, по-вашему, оно, как из бункера вышло, так до сих пор рядом с ним сидит, слезы льет?
Перехватив бластер, Птиц ломанулся через кусты прямиком к бункеру Повелителей, объекту «NB-56F», который скрывал в себе тайны, способные изменить мир. Или же — уничтожить его…
X. Falax species rerum
*Наружность вещей обманчива
Боярин Вулфрик Фор-Эквусьес весь вечер пребывал в мрачном расположении духа и транслировал его на всех, до кого мог дотянуться.
Его бранное слово слышалось то с одного конца Вэбэ, то с другого, заставляло дребезжать металлические стены да распугивало солдат, городских жителей и голохвостых грызунов, решивших, что уцелевшие припасы теперь принадлежат им.
Его тяжелая длань раздавала подзатыльники и затрещины, а порой сжималась в кулак и с силой била по лицам тех, кто раньше не думал о сопротивлении захватчикам, а теперь посмел возмущаться и требовать возмещения ущерба.
Его возбужденная мысль кружила рядом с разоренным городом, выискивая искры чужих сознаний, и ничего не находила — чудовище исчезло.
Да… Чудовище!
Ноги несли боярина то к опустевшим складам с провиантом, то в покосившееся здание администрации, где положили раненных и Персифаля, то к городскому кладбищу, на котором копали могилы для павших, то к техножрецу Герасиму, пытающемуся с помощью лебедочно-тросовой магии, группы солдат и поминания их нечестивых матерей починить расплющенные ворота — и всюду глаза Вулфрика натыкались на следы разрушений.
Вэбэ и раньше не блистал. Это не родовое имение Фор-Эквусьесов с розовыми стенами, и не сверкающий район Даркхольмсити, в котором жили небесные бесы, и даже не Пиггериус, большой торговый город, жемчужина владений Остойносов. Но раньше в этом приграничном городке, построенном на странных развалинах, жизнь била ключом несмотря на постоянные набеги рейдеров, а теперь она едва теплилась, в основном разбежавшись по окрестным лесам.
И причиной этому было…
Да… Чудовище!
Мысленно боярин то и дело возвращался к бесславному бою. Кто ж знал, что пули чудовищу нипочем. Кто ж знал, что этот завр-переросток способен плеваться огнем. Кто ж знал, что его пасть способна сминать сталь и то, что эта сталь защищает; бедный Йорик — городское кладбище ждало и его.
Настоящее чудовище!
Неудивительно, что сын от увиденного потерял сознание. Потерял да так и не обрел.
Боярин несколько раз пытался встряхнуть разум сына, но ничего не получалось — мысль вязла во внешнем щите, а проникнуть внутрь, к сознанию, не могла. Мозг Персифаля работал, он как будто спал, видя сотни и тысячи снов одновременно. Такое случалось с носителями «пси», и оставалось надеяться, что сын сможет разобраться, где явь, а где — иллюзия сна.
А раз тонкие материи оказались неподвластны боярину, он занимался делами сугубо материальными: нет ничего материальнее хорошей оплеухи, да крепкого подстегивающего словца.
Уснул Вулфрик уже под утро. Но сон его был тревожен и короток — не прошло и пары часов, как его разбудили:
— Сын! Ваш сын проснулся!
Боярин плеснул в лицо студеной водой и поспешил в здание администрации, к сыну. Тот лежал на кушетке в отдельных покоях и с легким удивлением изучал сварной шов на потолке и тронутые ржавчиной листы металла.
— Ты очнулся! — обрадованно возвестил отец, приобняв сына.
— Да, — коротко отозвался Персифаль, глядя на мир с привычно отрешенным недоумением.
— Понимаю-понимаю, — Вулфрик отпустил сына, отступил. — Я тоже испугался. Будь понежнее, штаны б пришлось менять.
— Ты не понимаешь, — любимое чадо поджало губы.
— А когда чудище схватило поганой пастью бедного Йорика, ты находился рядом, все видел… Так что я не удивлен. Ты, сынок, человек творческий, извини за прямоту, мягкотелый, сестрами, книгами, да няньками воспитанный. Я конечно пытался привить тебе мужские качества, но… — боярин устало махнул рукой.
— Ты не понимаешь, — как заведенный, повторил Персифаль.
— А когда эта тварь пуленепробиваемая на тебя посмотрела, я и вовсе подумал, что она тебя вслед за Йориком сожрет, у меня аж сердце от мысли такой заскрипело.
— Ты не понимаешь, папá! — воскликнул сын, изогнув брови, точь-в-точь, как делала его мать… ну, перед тем как сказать или сделать какую-нибудь глупость.
— Чего это я не понимаю? — отеческая снисходительность проигрывала отрешенному упрямству сына. — Я все понимаю! Побольше многих! Это чудовище притащилось с пустошей за рейдерами. Оно большое, а там жрать-то нечего, видать, оголодало вконец. Тварюга! Сам понимаешь, чтобы такую жопу отъесть — надо хорошо питаться.
— Не чудовище, — тихо, но настойчиво произнес Персифаль.
— А кто? — раздражение удержать не удалось. — Неужто суженая твоя?
— Посланник Повелителей, — в голосе сына прорезалась нежданная твердость. — Белая Птица Судьбы, предвещающая конец старого мира и рождение нового!
— Сынок, — боярин все понял: любимое чадушко окончательно поехало головой, — ты же