Ба откинула голову назад и захихикала.
– Оставь пафос для годового собрания акционеров, дружок.
– Ну, конечно. Откуда тебе знать про все это…
– Посмотри на себя, Виктор. Она из тебя все соки высосала. Лишила воли. Боюсь, что и ума тоже.
– Ты повторяешься.
– И еще тысячу раз повторюсь. Если бы ты существовал сам по себе, меня нисколько не волновало бы твое душевное состояние. В конце концов, ты взрослый мальчик. Но я не хочу, чтобы пострадало дело…
Ба на шаг приблизилась к окну и забарабанила по нему пальцами.
– Оно не пострадает.
– Теперь нет, – спокойно произнесла она. – Я приняла меры.
– Твоя предосторожность излишня. Во всяком случае в том, что касается… Изабо.
– Где она?
Так и не получив ответа, Ба продолжила:
– Я могла бы узнать сама. Средств и возможностей хватает. Но это было бы унизительно по отношению к тебе.
– Ты и так достаточно меня унизила, мама.
– Тебя унижает твоя шлюха. Не я.
От всего этого разговора веяло могильным холодом. И холод был так ощутим, что я тряслась, как осиновый лист, думая только о том, как бы не вывалиться на дорожку. Лица Ба и дяди Вити были неразличимы в сумерках, хорошо просматривались лишь их силуэты на фоне заснеженного окна.
Зомби, вот кто они такие!
Самые настоящие зомбаки, которые жаждут сожрать все самое лучшее, что есть в жизни. Не только у Анечко-деточко – вообще. Колечки, ветер, тысячи дорог… Но это им не по зубам.
Нет.
Нет-нет-нет.
– Оставь ее в покое, мама. Оставь нас в покое.
– И не подумаю.
– Не можешь простить ей, что она такая настоящая? Такая живая? Что она в тысячу раз лучше тех, кем ты себя окружила?
Ба снова захихикала. Странное дело, если в голосе у нее всегда слышится металл, то смех представляет собой полную противоположность. Он мягкий, складчатый и в то же время – неприятный, как кусок половой тряпки. Наверное, так Ба удобнее хлестать по лицу всех желающих.
– Ты уверен, что она – живая?
– В каком смысле?
Ответить Ба не успела. Чей-то голос вежливо и негромко окликнул ее:
– Белла Романовна?
– Фу ты черт! – Плечи Ба вздрогнули. – Я уже просила тебя, Карина. Не подкрадываться и не стоять у меня за спиной. Если ты не усвоишь этих элементарных вещей, нам придется расстаться.
– Простите.
– Что еще произошло?
– Звонил Печатников. Что-то срочное.
– Хорошо. Я поднимусь в кабинет.
Через секунду Ба как ветром сдуло. За ней, шаркая ногами, потянулся дядя Витя. А я еще некоторое время сидела в своем укрытии, ухватившись пальцами за стебель тростника. Интересно, куда подевались Ма с Папито? Почему не ищут свою лапочку-дочку?
– …Долго еще будешь прятаться?
Голос, раздавшийся где-то совсем близко, заставил меня вздрогнуть.
– Я знаю, что ты там. Вылезай.
Карина Габитовна сидела в том же кресле, в котором до того сидела Анечко-деточко. Включив миниатюрный, размером с половину авторучки фонарик, она посветила мне в лицо.
– Вам неясно было сказано? – щурясь от света и обмирая от собственной наглости, процедила я. – Будете подкрадываться – вылетите с работы.
– А чем занималась здесь ты?
– Не ваше дело, – огрызнулась я. – Чем бы не занималась – меня точно не уволят. Сами понимаете. Уберите свет.
Карина Габитовна недовольно хмыкнула, но фонарик все же отключила.
– Тебя искали родители, – примирительно сказала она.
– Да.
– Мне кажется, имеет смысл вернуться к ним.
– Сама решу, что делать.
Снежный свет, идущий от окна, падал на лицо робота-андроида, нисколько не смягчая его. Даже странно, что Карина Габитовна может двигаться бесшумно: с такими физическими данными она просто обязана издавать скрип и лязг при ходьбе.
Я все пялилась и пялилась на нее, пока в роботе-андроиде что-то не щелкнуло. Клянусь, я слышала этот щелчок! Он запустил в недрах Карины Габитовны неведомую мне реакцию, и ее губы раздвинулись в подобии улыбки:
– Я не враг, Аня.
– Я знаю. Вы – никто.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице. А улыбка, кажется, стала еще шире.
– Нам пора. Или ты собираешься здесь ночевать?
– А если так – то что? Это мой дом.
– Боюсь, ты ошибаешься.
Секунду назад она еще сидела в кресле – и вот уже нависает надо мной, ухватив рукой за плечо. Хватка у Карины Габитовны железная.
Я и пискнуть не успела, как она уже подталкивала меня к выходу из сада. Сопротивляться этому было неразумно – черт его знает, что написано у робота-андроида в инструкции по эксплуатации? Вдруг он обязан аннигилировать объект при малейшем противодействии?
– Странное у вас имя, – сказала я, когда мы вырулили в коридор.
– Ты полагаешь?
– Ну, Карина – еще куда ни шло. Даже красиво. А Габитовна – это что такое?
– Отчество, – коротко ответил робот-андроид. – Если оно тебя смущает, можешь звать меня Карина.
– А можно я буду звать вас КарГа? Такой… сокращенный вариант от имени и отчества…
Выпалив это, я остановилась и пристально посмотрела на Карину Габитовну. В тайной надежде, что у робота-андроида перегорят предохранители и он задымится.
Но возгорания не произошло.
– Тогда я буду звать тебя маленькой сучкой. Ты не против?
– Смущает слово «маленькая», – бестрепетно ответила я. – Не такая уж я маленькая, если разобраться.
– Ты права. Тогда просто – сучка.
Неизвестно, чем бы закончился наш разговор, если бы на горизонте не появилась Ма. Она стояла в холле, уже облаченная в пальто и застегнутая на все пуговицы. В руках Ма держала мою куртку.
Нас выперли, ага. Кто бы сомневался.
В прошлом году мы ночевали здесь, в гостевых комнатах, и уехали на следующий день с утра. Теперь, после моих показательных выступлений, никто даже не подумал оставить «Анатолия-Софью-Анну-Артёма», несмотря на снегопад, приближающуюся ночь и плохую дорогу. Представляю, что успела наговорить родителям Ба, прежде чем Ма застегнула пальто на все пуговицы.
Нет, не представляю.
– Сколько можно ждать тебя, Анна! – Ма прожгла меня взглядом.
Анна. Ого. Всё серьезно.
– Уже уезжаем? – Я постаралась придать своему голосу беспечность. И даже наивность, свойственную Анечко-деточко периода кукольного дома и воскресных катаний на карусели в «Диво-острове».
– Да. Марш в машину.
Затем Ма повернула голову в сторону робота-андроида, и голос ее смягчился:
– Спасибо, что нашли ее… э-э…
– Карина, – подсказал робот. И, слегка подтолкнув вперед, прошептал мне в затылок: – Прощай, сучка.
– Ага. Прощайте, – так же шепотом ответила я. – Думаю, больше не увидимся.
Первые полчаса мы ехали в полном молчании. Папито за рулем, Ма – рядом с ним, на пассажирском сиденье, а мы с Тёмой – сзади. Тёма давно уже спал в своем детском кресле, а я слушала музыку в наушниках.
По обыкновению последних полутора лет – испанскую.
С тех пор, как от Из нет вестей, я учу испанский, да.
¿Por qué? ¿Por qué no estás aquí? – грустили «Почилл» и Жанаина,
Почему, почему тебя здесь нет?
Эти слова я написала тебе.
Почему? Ведь ты нужен мне.
Слушай!
Я пою тебе эти слова.
Забывшись, я даже стала подпевать «Почиллу», в том месте, где «мое одиночество – это ты». И пришла в себя только тогда, когда Ма перегнулась через сиденье и стала дергать меня за полу куртки.
– Совсем уже? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, отчеканила она.
– Подумаешь… Уже и спеть нельзя.
– Поражаюсь твоей наглости, Анюта. Сотворить такое, а потом песенки распевать? Ты хоть знаешь, сколько стоил этот проклятый фарфор?
– Как алмаз «Граф Орлов»? – предположила я.
– Господи ты боже мой! – Ма судорожно приоткрыла рот, как будто ей не хватало воздуха, а потом обратилась за поддержкой к Папито: – Ты только посмотри на эту засранку! Она еще и издевается. Подожди, доберемся до дома.
Призрак офицерского ремня встал передо мной в полный рост.
– Только не пряжкой, – сказала я.
– Что?
– Пряжкой бить не надо.
– Вот и что прикажешь с ней делать, дорогой?
Папито молчал. Ма вздыхала и раздувала ноздри, но тоже молчала. Так мы проехали еще минут пять, а потом…
– По-моему, это было круто! – Папито ударил ладонью по рулю. – Нет, это было просто здорово!
И засмеялся. Сначала тихо, как будто про себя. А потом – все громче и громче. Через пару мгновений он уже ржал в голос. Ма посмотрела на него со страхом. Затем страх сменило недоумение, но в конечном итоге заулыбалась и она.
– Нет, Сонь, это была фантастическая сцена, разве не так?
– Да я вообще очумела. – Теперь Ма тоже смеялась, вторя Папито.
– Жаль, не засняли эту феерию!
– Нужно было все там разнести к чертям!
– К чертям, точно!
– И шторы поджечь! – веселилась Ма.
– И высадить пару стекол! – веселился Папито.
– И скрутить краны!
– И сорвать в ванной занавеску!
– И… и выбросить телек с третьего этажа! На голову ее охраннику! – Воображение Ма заработало с бешеной скоростью.
Они никак не могли остановиться, предлагая все новые способы расправы с ненавистным домом Ба. А я пыталась припомнить, когда видела своих родаков такими отчаянно-веселыми. Пыталась – и не могла.