– Товарищ Вересень? – бодрым и даже каким-то взвинченным голосом начал беседу лейтенант.
– Он самый.
– Это Краснофлотское. Опорный пункт охраны правопорядка. Лейтенант Калязин. Тут мне телефонограмма пришла…
Последние слова Калязина заглушил грудной и призывный женский смех. Да и сам невидимый собеседник Вересня не сдержался и глупо хихикнул.
– Что? – не понял Вересень.
– Телефонограмма, говорю. У вас ЧП какое-то?
– Не у меня. У вас. В «Приятном знакомстве». Знаете, где это?
– Так точно.
– Здесь произошло убийство.
Последовавший за этой фразой очередной смешок Калязина вывел Вересня из себя:
– Что веселого-то?
– Виноват!
– Выдвигайтесь, лейтенант. Буду ждать вас на месте.
– Прямо сейчас выдвигаться?
– Нет. Ко Дню защитника Отечества, – мрачно пошутил Вересень. – Немедленно. Сколько вам нужно времени, чтобы сюда добраться?
– Кто ж его знает?
– Это не ответ.
– Машина не на ходу, – скуксился краснофлотский защитник правопорядка. – Да и не пробьешься сейчас на машине.
Вересень молчал.
– Надо где-то транспорт искать. Посерьезнее который.
– Ищите.
– Да где же его найдешь? – Калязин засопел. – Первое января. Народ не в кондиции. Отдыхает. Сами понимаете, товарищ Вересень.
– Хотите получить представление о неполном служебном соответствии?
Вересень хотел всего лишь припугнуть ленивца в погонах, но эффект получился обратным. Калязин засопел еще сильнее и выпалил в трубку:
– Во-во. Я – представление, а вы сюда, участковым. Да и похлебайте грязь сапогами. Поякшайтесь с контингентом. Посмотрим, на сколько вас хватит.
Нарушение субординации было таким вопиющим, что Боря опешил.
– Вы пьяны, лейтенант? – осенило его.
– Никак нет. Одну только рюмку и махнул. За здоровье президента и процветание страны.
Вересень, который тоже был не против процветания страны, а очень даже за, попытался представить объем рюмки, выпитой не известным ему участковым Калязиным. Получилось что-то вроде емкости размером с кубок УЕФА, да еще какая-то баба за кулисами… С другой стороны – полицейский тоже человек. И ничто человеческое ему не чуждо, особенно в праздники. Особенно в провинциальной унылой дыре, коей несомненно являлось Краснофлотское.
Ты сноб, Боря. И может так статься, что Краснофлотское – вовсе не дыра.
– Ищите транспорт, товарищ Калязин, – смягчившимся голосом сказал Вересень. – Я понимаю ваши трудности… Местный, так сказать, колорит. Но вдруг получится.
– «Вдруг» – не получится. Но я постараюсь.
Надежды на скорое прибытие подкрепления нет никакой. Почти нет – следователь понимал это. Хотя его начальник Николай Иванович Балмасов уже стал действовать, и действовать оперативно. Один звонок участкового спустя всего лишь полчаса после его разговора со старшим советником юстиции чего стоит!.. Балмасов всесилен, он без труда приводит в движение колесики и шестеренки любого дела – во всяком случае, на подведомственной ему территории.
Но здесь – не подведомственная ему территория.
Здесь – юрисдикция экстремальных погодных условий, которая пусть и на время, отменяет весь тот арсенал, на которой Вересень привык опираться: судебно-медицинская и трасологическая экспертизы, тщательный осмотр места происшествия бригадой криминалистов, первоначальный сбор данных о личности потерпевшего и подозреваемых. Поддержка технического отдела и спецлабораторий, да мало ли что еще!..
В предлагаемых обстоятельствах он может надеяться только на себя.
– Вот, принес, – подбросив в руке вешку, Михалыч протянул ее Вересню. Боря сунул древко с полинявшим флажком в снег, примерно в середине того места, где по его прикидкам находилось тело Беллы Романовны. И принялся вкручивать поглубже. Поначалу вешка шла легко, как по маслу, но потом дело застопорилось – словно тонкое дерево наткнулось на какое-то препятствие. Вересень решил было, что всему виной мерзлая земля. Он присел на корточки, собираясь немного разгрести сугроб, и тут пальцы его наткнулись на маленький предмет, который и помешал флажку.
Телефон!
Вересень тотчас же вспомнил кожаный шнурок с карабином на запястье старухи. Скорее всего, карабин не ко времени сломался и телефон соскользнул в снег. Это можно было считать настоящей удачей, хорошим знаком. Судьба как будто подмигивала Боре Вересню – не бойся, я с тобой! Ничем иным, как ее ободряющей улыбкой, объяснить нахождение столь миниатюрной коробочки посреди снежного океана было невозможно. Ткни Вересень палку на сантиметр левее или правее – телефон вряд ли бы нашелся.
А тут – такая удача.
Он бегло осмотрел находку и удивился: аппарат никак не вязался с имиджем главы крупной корпорации с миллиардными оборотами (а ведь именно так позиционировала госпожу Новикову ее личный секретарь). Это был вчерашний день телефонии: не какой-нибудь обсыпанный бриллиантами «Верту» в платиновом корпусе и не навороченный айфон-6 за баснословные деньги. И даже не смартфон, классом пожиже, но такой же многофункциональный. Вересень держал в руках самый обычный кнопочный «Самсунг». Лет пять назад у него был точно такой же, но и тогда уже носить в кармане столь простецкую вещь считалось не комильфо.
Все еще недоумевая, Боря щелкнул клавишей активации, и экран тотчас же загорелся. Этим-то и отличается старая кондовая техника от новой – нежной и трепетной. Любой навороченный смартфон, пролежи он под снегом энное количество времени, обязательно захандрил бы. И на его реанимацию потребовалось такое же энное количество усилий. А этому привету из прошлого хоть бы что!..
Заставка на дисплее была самой незамысловатой – маковое поле, да и входящих звонков в журнале было немного, около десятка. А исходящих не было вовсе. Последний по времени принятый звонок относился к сегодняшней ночи.
01:17 ночи.
Он не был пропущен. На него ответили. Скорее всего, сама Белла Романовна. Против даты и времени стояло имя «ВИКТОР».
– Кто такой Виктор? – спросил Вересень у Михалыча.
– Старший сын хозяйский. А что?
– Он не приехал?
– Почему не приехал? Вперед всех приехал.
– То есть сейчас он здесь, в особняке?
– Где же еще ему быть. Здесь.
Вересень вспомнил Сашу, судорожно укрывающего своим свитером ноги мертвой матери. И Анатолия, который положил руку на Сашино плечо в знак поддержки.
– Ты сообщил ему о смерти матери?
– Кого нашел, тем и сообщил.
– А Виктора не нашел?
– Нет.
– А искал?
– Искал дед маму, да попал в яму.
– Чего? – оторопел Вересень.
– Искал ножа, а напоролся на ежа… Не видел я этого Виктора, вот что.
– Ладно, разберемся.
Вересень еще раз подергал вешку, проверяя, крепко ли она стоит. Вешка держалась, но теперь к ней надо было прицепить какой-нибудь опознавательный знак: на всякий случай. Чтобы не спутать место, а сразу отыскать его, когда уляжется непогода. Сгодился бы носовой платок, или шарф, или что-то похожее.
– Есть шарф? – спросил Вересень у Михалыча.
– Отродясь не было.
– Про носовой платок я даже не спрашиваю.
– А зря, Боря. Степан Михалыч Писахов – это тебе не какой-нибудь нищеброд. А…
– …член отряда космонавтов. Я помню.
Михалыч крякнул и извлек из своего тулупа полотнище размером с детскую футболку. Вопреки ожиданиям Вересня – довольно чистое. Вересень крепко обвязал полотнище вокруг древка и отошел на шаг, любуясь работой.
– А теперь чего? – спросил у него бородач.
– А теперь вернемся в дом. Проводить допрос свидетелей.
…Зал, в котором Вересень собрал обитателей особняка – временных и постоянных – назывался Восточной гостиной. Он был практически пуст, если не считать большого концертного рояля, двух обитых бархатом диванов и дюжины стульев. Изначально стулья стояли вдоль стены, но Михалыч, следуя указаниям следователя, расположил их полукругом. Теперь они отстояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки, дугой обтекая рояль, возле которого и стоял сейчас Вересень.
Четверых из присутствующих он уже видел раньше – Сашу, Анатолия и двух испанцев: девицу и молодого человека лет тридцати трех. Если девицу можно было назвать просто симпатичной, то парень являл собой воплощение какого-то неведомого Вересню божества. Странно, что Боря не удосужился разглядеть испанца в машине: ведь встречать таких красивых мужиков ему еще не приходилось. Испанец мог бы украсить любую голливудскую картину. И любой модный журнал мечтал бы заполучить его на обложку. Обычно Вересень относился к красоткам мужского пола с известной долей скептицизма, подозревая их во всех мыслимых тайных и явных пороках. Но в данном конкретном случае Вересневский скептицизм уступил место сдержанному восхищению и любопытству: и как только человек обходится с такой внешностью, как с ней справляется? Из всех известных Вересню красавцев к парню по имени Хавьер Дельгадо мог теоретически приблизиться лишь капитан Литовченко, известный пожиратель женских сердец. Но и Литовченко, со своей соцреалистической харизмой застрял где-то на дальних подступах к Хавьеру.
И все же, все же…
Существовал еще один персонаж, сила воздействия которого была столь же убедительной, – никто иной, как Мандарин. Отсутствие дурацкого парня сильно беспокоило Борю, хотя краем уха он слыхал, что с котом все в порядке. Но явиться ему все же не мешало. Так, для равновесия дневных и ночных звезд. И общего успокоения вересневской души.
Хавьер сидел на самом ближнем к двери стуле, рядом с ним расположилась девушка по имени Эухения. С противоположной – оконной – стороны места заняли Карина Габитовна, девочка-подросток и рыжеволосая женщина, чье лицо показалось Вересню смутно знакомым. Ее имя – Софья – не вызывало у Бори никаких воспоминаний, но они точно виделись!.. Вересень уже знал, что Софья – жена Анатолия (даже сейчас они сидели рядом, держась за руки), а девочка – их дочь Аня. Аня читала р