– Соня, заткнись, пожалуйста, – устало отозвалась Карина Габитовна. – Зачем рыть себе могилу на ровном месте?
– Ты предлагаешь мне заткнуться? Когда меня напрямую обвинили в убийстве?! Тебе-то что? Подмешала чухонке снотворное, тарелки разбила – и все? Взятки гладки?
– Ну ты жжешь, Ма, – в который раз повторила Аня, глядя прямо перед собой и сжимая пальцами лежащую на коленях книгу. – А бриллиант-то где? Это «Глупышка Лора», да?
– Это «Жозефина», – ответил вместо Софьи Вересень. – Очень редкий камень. В свое время Белла Романовна купила его на аукционе. Рыночная стоимость – два миллиона двести тысяч долларов.
– Два миллиона триста семьдесят пять тысяч, – поправила Вересня Карина Габитовна. – Но это частности… Психоаналитик хренов!
С дивана раздалось тихое повизгивание. Это смеялся Марик.
– А почему нужно было вытаскивать кольцо с таким сложностями? – Вересень уставился на личного секретаря Беллы Романовны с неподдельным любопытством. – Неужели нельзя было это сделать в спокойной обстановке? У вас ведь был доступ к телу двадцать четыре часа в сутки.
– Слишком приметная вещь. Слишком дорогая. Белла носила его, не снимая, много лет. Оно почти вросло в палец. Его хорошо знали. И семья, и бизнес-партнеры. Тот же Дыховичный. А круг людей вокруг Беллы в последнее время был узок. И только сейчас расширился. В эти дни. Появились новые лица.
– На кого можно было бы все спихнуть?
– Возможно. Кто-нибудь из испанцев вполне бы подошел. Или вот маленький поганец. Дрянной мальчишка. Самая лучшая кандидатура.
– Пожалуй.
И снова дрянной мальчишка захихикал, а Вересень взглянул на дверь. Лейтенант Калязин, подпиравший дверь последние полчаса, исчез.
– Кстати, непосредственно в убийстве вас никто не обвинял, Софья Леонидовна. Оно произошло чуть позже.
Пора.
Едва лишь он подумал об этом, как в гостиной раздался звонок. Впрочем, это был не совсем звонок. Начало какой-то испанской песни, где явственно слышалось слово «карасон». Когда-то Вересень знал, что означает слово. Но теперь забыл.
– У кого-то телефон, – сказал он. – Звонит. Кажется, у тебя, Аня.
Она даже не сделала попытки вынуть телефон из кармана джинсов, лишь еще крепче вцепилась в книгу.
– Ты не ответишь?
– Нет смысла. Звонит один урод из Праги. Поехал туда со всем классом. А теперь названивает.
– Так ты не ответишь?
– Я устала от него. Не хочу разговаривать. И разве это не мое личное дело?
– Костя не в Праге, Аня. – Голос Вересня стал мягким, как воск. – Это родителям он сказал, что едет в Прагу. А сам приехал сюда. Еще до Нового года. Тридцать первого числа. Ты ведь знаешь об этом.
– Нет.
– Где вы достали ружье?
– Какое ружье?
– «Кригхофф». С вертикальными стволами.
– Впервые слышу о таком. Я девочка, и мне не нравятся ружья.
– А Костя Старостин тебе нравится?
– Не особенно.
– В его телефоне много эсэмэсок от тебя.
– Интересно. И что я там пишу?
– Я люблю тебя. В одно слово.
– Как ялюблютебя?
– Да.
– Ну, может быть. Мы встречались в прошлом году. Потом он мне надоел. Я с ним порвала.
– Это было не так давно?
– Не так. Что это меняет?
– Он погиб, Аня. Замерз в лесу. Заблудился в метели и замерз.
– Это… правда?
– Да. Мы нашли его три дня назад. Здесь, неподалеку.
– Поэтому у вас его телефон?
– Да.
– А зачем было звонить по нему? Разыгрывать комедию? Мне жаль, что Старостин умер. Но я не знаю, что он делал здесь.
– Убивал. Потому что ты его попросила.
– Какие глупости. Как я могла попросить убить кого-то? И кто бы на это согласился?
– Тот, кто отвечает на «я люблю тебя» – «я люблю тебя». В одно слово.
– Я люблю тебя – не повод убивать.
– Еще какой, девочка. Еще какой.
Вересень не понимает, что происходит. Как будто все пространство вокруг обложено ватой, имитирующей снег. В таком снегу три дня назад нашли Костю Старостина, одноклассника Ани Новиковой. И ружье «Кригхофф» со спиленными заводскими номерами. Но главное – во внутреннем кармане Костиного пуховика обнаружился телефон. У технического отдела ушли целые сутки, чтобы реанимировать безнадежно переохладившийся аппарат, но теперь Вересню известно все. Или почти все. Это «всё» заключается в «ялюблютебя», «ничего не бойся», «ты готов?», «я на месте», «что мне делать?» «С НОВЫМ ГОДОМ-ОН БУДЕТ ТВОЙ»; в исходящих и входящих, последний из которых (исходящий) датируется вечером тридцать первого декабря.
Аня трубку не взяла.
Слишком много смс, слишком много неотвеченных и пропущенных звонков, которые сжирают батарею без остатка.
Пространство вокруг Вересня обложено ватой; все, находящиеся в комнате, исчезли. Остались только они с Аней. Глаза Ани пусты и черны, и самое страшное – он не понимает природы этой пустоты.
Я всего лишь хотела сказать, что правды от нее не добьешься.
– Хочешь, я расскажу тебе, как все было?
– Уверена, что так не было и не могло быть никогда. Но валяйте.
– Ты терпеть не могла свою бабку. Наверное, у вас были основания ненавидеть друг друга.
– Не было никаких оснований. Или нет… У других их было больше. Но валяйте. Даже интересно.
– Ты договорилась со своим мальчиком. Костей Старостиным…
– Он не мой мальчик. Он хотел им быть. Но он не мой мальчик. Я вас внимательно слушаю.
– Он приехал сюда. Скорее всего – на каких-то попутках. Еще до метели. Утром или днем. Он был поблизости. Пока собаки не были отравлены.
– Я не травила собак.
– Ты попросила об этом Марика.
– Глупости. Марик – урод и сумасшедший. Вы тоже сумасшедший.
– Его ведь нетрудно было уговорить? Марика? Существуют рычаги… О которых ты знаешь.
– Хотите сказать пошлость? Валяйте. Даже интересно.
– Когда собаки были отравлены, ты впустила Костю внутрь поместья.
– Я? Я даже не выходила на улицу.
– А он оставался на улице. Мерз несколько часов. Встретил Новый год в темноте. Ждал, пока ты решишь, что все успокоится, и выведешь цель на линию огня.
– Я читала книгу в гостиной. И никого не выводила.
– Здесь, в сарае у Михалыча, Костя забыл свою шапку. Или она просто слетела с его головы. А потом, когда выстрел был сделан и Костя побежал посмотреть, попал ли он в цель, его увидел твой дядя. Виктор. Из дома. Окна его комнаты как раз выходят на поле для гольфа. Их с Мариком комнаты.
– Я знаю, что вы скажете сейчас. Что дядя Витя понял, что посторонние на территории и что случилось что-то ужасное. И побежал за Старостиным. А Старостин побежал от него. И оба выскочили за ворота. И там Старостин убил его. Потому что у него было ружье. И он защищался.
– Примерно так и было.
– Почему я не работаю следователем? У меня бы получилось, как вы думаете?
– Костя умер, Аня. Погиб. Замерз. Его больше нет.
– Мне очень жаль. Очень.
В ящике пусто, или мне кажется?
Теперь я все знаю, Из.
Эта дрянь обманула меня. Я должна была предвидеть. Какая же я идиотка, что поверила ему! Зачем я вообще отыскала его адрес? Зачем написала и спросила про тебя? О чем я думала, Из? Спрашивать человека, который ненавидит, – о том, кого он ненавидит. Это верх глупости, Из. Это… Это даже не глупость.
Ччччмоке
Ты бы нашла определение. Я знаю.
Дрянь написала, что тебя убили в Аргентине. По поручению Ба. И дрянь знает это точно. Потому что она – первый ученик в классе. И посещает факультатив по физике. И еще хакерствует на досуге. И как-то раз, от нечего делать, влезла в ящик и вскрыла личную почту Ба. И нашла там письма о тебе и об Аргентине. Почему-то – о Буэнос-Айресе, а не о полуострове Вальдес. Тебя убили в Буэнос-Айресе, посмейся, Из!
Дрянь переслала мне это письмо. Где все свидетельствует о том, что у Ба длинные руки. И шлюха должна перестать раздражать, наконец, вкусовые рецепторы дяди Вити.
Вот такие дела
Дрянь предложила мне уничтожить Ба. Потому что у дряни тоже есть счетец к ней. Есть должок. Очень старый должок. Дрянь тебя недолюбливала, но Ба она ненавидела сильнее всего. Я должна была предвидеть. Хотя бы ради Старостина.
скучаю. глаза щенка
Потому что я люблю Старостина, Из. А его больше нет. Он замерз в лесу. А до этого мерз в сарае – как раз в тот самый момент, когда я сказала дряни, чтобы она все отменила. Вытащила Старостина из сарая. Провела в дом и спрятала в укромном месте, которых здесь полно. Я послала дрянь за Старостиным. Потому что он перестал отвечать на звонки. Потому что я уже кое-что знала про тебя, не соответствующее Буэнос-Айресу. Но тогда я еще не сердилась на дрянь, потому что понимала чувства дряни. Дрянь сказала, что ей жаль, что такой хороший план сорвался. Такой красивый. С морским пехотинцем Старостиным, вооруженным до зубов ружьем «Кригхофф», которое он достал где-то по большому блату. И за дикие деньги. Потому что для Старостина не существует ничего невозможного, когда речь идет об мне.
целую. и еще. и сюда. и вот здесь.
Ни один красивый план не стоит Старостина, мерзнущего в сарае. Дождаться естественного угасания Ба, о котором я узнала за новогодним столом, – план похуже. Но Старостину не придется мерзнуть. Не придется стрелять. Он будет в безопасности. Почему я сама не пошла за Старостиным?
не целуюсь
Из-за дряни. Дрянь сказала, что мне не о чем беспокоиться. И что он все устроит. А еще я хотела хоть еще немного прочесть о тебе, Из. Пару страниц, может быть – три. А Старостин подождал бы в тепле. Что бы с ним случилось – в тепле? Я была спокойна… То есть… Я не была спокойна с того момента, как увидела Хавьера Дельгадо.
Ты ведь знаешь Хавьера Дельгадо, Из?