Два брата — страница 26 из 65

На рассвете заговорщики взяли в кольцо уединенный хуторок, куда отправился Булавин отдохнуть от бесчисленных забот и неприятностей.

Одностаничник атамана Петро Кныш, проснувшийся еще до рассвета, услышал шум и выглянул из окна хаты: к ней крались вооруженные люди.

– Батько, вставайте! – неистово завопил Кныш. – Злодеи подступают!

Булавин тотчас вскочил. Заряженные пистолеты всегда были у него под рукой. Из другой горницы выбежал Павло Макуха.

– Подстерегли нас недруги, батько!

– А вы, хлопцы, уходите! – хладнокровно посоветовал атаман. – Вас они помилуют, им один я нужен.

– Не будет того, батько! – с негодованием заявил Кныш.

– Либо отобьемся, либо всем смерть, – поддержал товарища Павло.

Из окон хаты грянули три выстрела. Илья Зернщиков схватился за простреленную руку.

– Сдавайся., Кондратий! – закричал он. – Мы тебя не тронем, пусть нас казачество рассудит!

– Царскую милость хочешь заслужить, подлюка?

Булавин скрылся за косяком, потому что на него нацелилось сразу несколько фузей и пистолетов. Залпом заговорщиков убило Павло Макуху.

– На чердак, Петро! – закричал Булавин.

Они выскочили в сени и по узенькой лестнице поднялись на чердак.

Перестрелка продолжалась. Наступающие несли потери, но у осажденных кончались заряды.

Затрещала дверь хаты под мощными ударами казаков. Вот она рухнула, враги ворвались в сени. Внезапная тишина… Шепот… Люди сговаривались, кому идти первому.

Послышалось тяжелое дыхание, и из лаза высунулась голова Олексия Пивня. Его чуб растрепался, седые усы топорщились, в глазах было злое торжество.

– Попался, вор Кондрашка! – гремел старый казак.

– Пивень!.. – изумился Булавин и на миг опустил пистолет.

Олексий выстрелил. Со стоном повалился Петро Кныш, успевший грудью заслонить атамана. Ответная пуля Булавина попала прямо в лоб Пивню. Неукротимый старик еще успел взмахнуть пистолетом и покатился по лестнице, сбивая тех, что поднимались за ним.

Булавин прислушался к яростному реву осаждающих, взглянул на зажатый в руке пистолет.

– Последняя пуля, – прошептал он и приложил дуло к виску.

…Через несколько месяцев после гибели Булавина последние очаги поднятого им восстания были разгромлены.

Молва о гибели атамана голытьбы, бедняцкого защитника, прокатилась по Руси. Дошла она и до Юрловского пехотного полка, где отбывали солдатскую службу Акинфий Куликов и Илья Марков.

Друзьям никак не удавалось осуществить побег: уж очень зорко следило за ними ротное начальство.

Услышав о смерти Булавина, бывшие его соратники молча переглянулись и постарались поскорее остаться наедине.

– Вот и не стало нашего Кондрата Опанасовича! – глубоко вздохнул Илья.

– Царствие ему небесное! – перекрестился Акинфий. – Много хотел он совершить, да, видно, не пришло еще время…

– А мы как, батя?

– Мы? – Акинфий задумался. – Что ж, Илюша, коли не удалось нам с Булавиным за народ постоять, будем здесь честно служить. Шведов бить – это тоже перед народом заслуга.

– Жалко, в Бахмуте не придется побывать, – пригорюнился Илья.

– Знать, такая уж твоя доля. Может, когда-нибудь еще и встретитесь…

Но Илья Марков никогда не узнал о судьбе Ганны. Слышал он потом от людей, что царский бригадир Шидловский, преследуя разбитых булавинцев, дотла выжег Бахмут. Погибла ли Ганна или удалось ей уцелеть при всеобщем погроме и найти где-нибудь приют и семейный очаг?…

Буря народной войны унесла Ганну, как тысячи и тысячи других.

Но долго еще в бессонные ночи чудился Илье Маркову образ чернобровой казачки и слышался ее замирающий шепот: «Вернись, любый…»

Глава VII. Нашествие шведов

После тех славных дней, когда прогремели победы на Неве и был построен Петербург, успехи в войне со шведами почти всегда сопутствовали русскому оружию.

Была отвоевана у шведов чуть не вся Прибалтика. Теперь уже из года в год спускалось все больше военных кораблей, и русские эскадры смело плавали по Балтийскому морю, ища сражений со шведами.

Все же король Карл XII принудил выйти из войны Августа II, и польским королем стал шведский ставленник Станислав Лещикский. Карл XII решил, что настало наконец время расправиться с Россией и продиктовать царю Петру условия мира. Дав годичный отдых солдатам, самонадеянный король двинул почти пятидесятитысячную шведскую армию к русским границам. Россия осталась один на один с грозным врагом.

* * *

Карл XII, перейдя со своей армией русскую границу, имел обширный завоевательный план. Западные и северные окраины России – Новгород, Псков, громадные области Архангельскую и Вологодскую, простиравшиеся на восток вплоть до самого Урала, – Карл собирался присоединить к Швеции, Всю Украину и Смоленщину Карл XII обещал «подарить» своему ставленнику и союзнику, польскому королю Станиславу Лещинскому. То, что еще осталось бы от русского государства, Карл думал разделить на отдельные мелкие княжества, как было когда-то, в древности, Так в своих мечтах самонадеянный завоеватель хотел повернуть историю вспять.

Горделивые мечты эти разлетелись в прах при первом же столкновении с суровой действительностью.

Вторгшейся на русскую землю многочисленной армии завоевателей был приготовлен достойный отпор. Царские манифесты приказывали населению «хлеб спрятать в ямы в лесах, также себе и скоту место в лесах и в крепких местах приготовить, дабы неприятель ничего не мог к пропитанию получить». Жители призывались к вооруженной борьбе с шведскими захватчиками: «Которые к службе годны, оставались бы с ружьем и с коньми для супротивления неприятелю…»

Война превратилась в народную, как бывало всегда, когда враг осмеливался перешагнуть границы Руси. Белорусские крестьяне угоняли скот в леса, уходили туда сами, сжигая свои деревни. Перед шведами расстилалась пустынная страна – без людей, без жилья, без дорог. Щеголевато одетые шведы, перебираясь через топи и болота, строя настилы, разбирая устроенные партизанами засеки и завалы, быстро превратились в изможденных, грязных оборванцев. Положение осложнялось тем, что шведам были мало известны дороги, ведущие в глубь страны. Завоеватели хватали местных жителей и заставляли их служить проводниками. Те соглашались, но вели шведов по самым скверным дорогам и зачастую приводили совсем не туда, куда нужно. Заведя неприятеля в лесную трущобу или топь, проводники либо скрывались, либо принимали смерть. Съестные припасы у шведов кончались, и неоткуда было их пополнять. Ни хлеба, ни мяса нельзя было добыть ни за деньги, ни силой. Маленькие отряды, отправленные на фуражировку,[85] исчезали бесследно; большие не находили ничего.

Ни одно передвижение шведских сил не оставалось скрытым от русского командования: обо всем доносили добровольные усердные разведчики – крестьяне.

Шведы, встретив совсем не тот прием, которого ожидали, пришли в ярость. Начались жестокие расправы с населением завоеванного края. Захваченных жителей пытали, жгли на кострах, стараясь вынудить признание, где спрятано съестное. Не добившись ответа, отрубали пленникам руки и ноги, вешали, сжигали живьем. Насильники не щадили ни женщин, ни детей.

«Шведы, – писал Меншиков, – мучают, вешают и жгут мужиков (как прежде никогда не бывало), дабы ямы хлебные показывали… Утеснение убогих людей невозможно довольно описать».

Шведский генерал Левенгаупт ускоренным маршем вел свой вспомогательный корпус на соединение с главными королевскими силами.

28 сентября произошла битва при Лесной, которую Петр позже назвал «матерью Полтавской баталии».

Шведская армия превосходила численностью русскую: У Левенгаупта было шестнадцать тысяч солдат, у Петра – только четырнадцать тысяч. Царь сам вел войска в бой. Шведы потерпели страшное поражение: только на месте битвы они оставили восемь с половиной тысяч убитых; множество раненых умерло в окрестных лесах; около восьмисот шведов попали в плен. Русские, правда, тоже потеряли около четырех тысяч человек убитыми и ранеными, зато к Карлу успели убежать только жалкие остатки вспомогательного корпуса с самим Левенгауптом во главе. Но явились они без продовольствия, без боеприпасов: весь огромный обоз из пяти тысяч телег достался русским; русские взяли всю шведскую артиллерию и сорок два знамени.

В битве при Лесной шведы узнали силу русского оружия. Они сразу потеряли всю свою самоуверенность и со страхом думали о грядущих боях.

Для Карла XII разгром Левенгаупта был непоправимым бедствием: помощи людьми и боевыми припасами ожидать больше было неоткуда, а предстояло померяться силами со всей армией царя Петра.

Уже первые переходы шведской армии, двинувшейся из Могилева на Украину, показали Карлу всю опасность затеянного им вторжения. Продовольствие для армии и здесь невозможно было достать. Шведские солдаты срывали в полях колосья и только ими питались, размалывая зерна камнями. В войске появились повальные болезни, люди умирали сотнями. Шведские солдаты горько острили, что у них только три доктора: доктор Водка, доктор Чеснок и доктор Смерть…

Радостное настроение победителя при Лесной вскоре было испорчено неожиданным известием об измене Мазепы.

Вторгнувшись с войском на Украину, Карл XII рассчитывал на поддержку гетмана Мазепы: тот, давно задумав измену, обещал отдать Украину шведам и «отложиться» от России. Однако и Карл и Мазепа просчитались. Украинский народ не пошел за предателем и остался верен братскому русскому народу. Когда Мазепа сбежал в лагерь Карла XII, с ним вместо обещанной сорокатысячной армии прискакали две тысячи авантюристов-казаков.

Карл охладел к Мазепе, поняв, что перешедшая с гетманом ничтожная кучка изменников не в силах повернуть ход войны.

В самом начале января 1709 года шведской армии преградила путь крепость Веприк. Там стоял гарнизоном пехотный полк Юрлова. Численность гарнизона – 1500 человек – была недостаточна для обороны обширной крепости, к тому же плохо защищенной низкими земляными валами и рвом с замерзшей водой.