– Да, особенно «я учусь на факультете философии».
Даниэль бессильно опустил голову.
– В свою защиту могу сказать, что я говорил это не тебе, а Жан-Полю. Не тебе.
– В свою защиту! По-твоему, это я на тебя нападаю и тебе нужно защищаться?
– Послушай, пожалуйста. Ты и правда мне понравилась, но после твоего отказа – даже не первого, наверное, третьего – мне пришел в голову этот эксперимент. А после того, как ты фактически взяла меня в заложники у кафе, я решил немного изменить его условия. К тому моменту я уже смирился, что между нами ничего не будет. Вот и решил втереться в доверие и выяснить, почему ты не подпускаешь к себе людей.
– Каких людей? Тебя? Да потому что тебя вообще надо держать ото всех подальше! Интуиция меня не подвела!
Даниэль вздохнул.
– Да, это было подло с моей стороны. Но после нашей поездки на кладбище я оставил всю эту затею и стал думать, с чем я вообще пойду к своему научному руководителю. Я понял, что вел себя отвратительно, я этим не горжусь. А потом и вовсе я почувствовал что-то к тебе… Что-то, чего еще ни разу вот так не ощущал.
– Что, интересно? Стокгольмский синдром? Я его взяла в заложники! Да катись ты к черту со своей аспирантурой! Фрейд недоделанный! Чтоб тебе всю жизнь слушать нытье неудачников, которые наматывают сопли себе на кулак!
– Подожди. – Даниэль внезапно просиял от озарения. – Ты ничего не вносила в файл?
– Что? Думаешь, захотела помочь твоему исследованию? – возмущенно воскликнула Кларисса.
– Ну или ничего не удаляла? – Он повернулся к ноутбуку и открыл папку, где хранился этот файл. – Смотри, дата последнего изменения – девятнадцатое декабря. Это на следующий день после нашего выезда из Лилля. Мы приехали в Париж восемнадцатого.
– Даже если ты мне сейчас сказал правду, это не отменяет того факта, что ты мне врал всю дорогу.
– Все было правдой. Абсолютно все. Я не сказал тебе только, где учусь и работаю, хотя психология или философия – не велика разница же, и скрыл то, что взял за основу своей статьи одну из твоих проблем.
– Одну из? – Кларисса смотрела на него не моргая. – Сколько же ты их насчитал?
– Да я не считал! – всплеснул руками Даниэль. – Их у всех полно.
– И какую же мою проблему ты решил выставить на всеобщее обозрение?
– Страх ответственности. И это очень распространенная проблема среди многих взрослых. Поэтому стало интересно.
Кларисса убедилась, что все сложила, закрыла замок-молнию на сумке и повернулась к Даниэлю:
– И с чего ты взял, интересно, что я боюсь ответственности?
– Ты уверена, что нам нужно продолжать этот разговор? – мягко спросил Даниэль.
– Да, выкладывай. Я имею право знать.
– Ну… Ты жила в доме, где единственными так называемыми взрослыми были два больших ребенка – твои родители, которые не умели разрешить свои проблемы, не то что тебе помочь. И, насмотревшись на них, ты сделала выводы о взрослении. Приняла решение не становиться взрослой. И вот возник вопрос: чем ты, в таком случае, отличаешься от них? Ты не пускаешь никого в свою жизнь, защищаясь сарказмом и, откровенно говоря, плохим отношением к людям – от недоверия до презрения. Причем заранее, не зная их и не пытаясь узнать. Потому что ты, будто маленькая девочка, боишься, что тебя обидят, а ты этого не вынесешь. Потому что только у взрослого человека может быть опора на себя, а дети от этого всего ломаются. Ты убежала из дома и продолжаешь бежать – от других, от близости, от этой самой ответственности, в конце концов, сваливая вину за свою жизнь на звезду мюзиклов. А если не на него, то на родителей. Спрашивая советов у умершей бабушки. Но ведь это ты сама принимаешь решения, тебе просто хочется, чтобы кто-то другой нес за них ответственность. Ты, между прочим, очень высокомерно ведешь себя, не желая сближаться с другими. Ты заранее решаешь, что тебя не полюбят и предадут. Ты даже не даешь человеку шанс самому выбрать и принять решение – любить тебя или нет.
Кларисса шумно выдохнула через рот и поджала губы.
– Я думаю, наш сеанс окончен. Спасибо, доктор. Я вышлю вам чек по почте.
Она развернулась и пошла к двери.
– Скажи мне честно, Даниэль… – Она повернула голову в его сторону, открыв дверь.
– Да?
– Там, в Лилле, ты согласился поехать со мной только для того, чтобы собрать больше материала обо мне?
Даниэль шумно выдохнул ртом, прижав ладони к вискам, а потом нехотя кивнул с виноватым видом. Кларисса поторопилась закрыть за собой дверь и ускорила шаг. К горлу подкатил огромный ком, из-за которого невозможно было дышать, а взгляд затуманился слезами.
Дома
Улица де Флер, дом двадцать семь. Кларисса сидела в машине, глядя на это непримечательное четырехэтажное здание с обшарпанным фасадом, к парадному входу которого вели десять ступенек разной высоты. В детстве она столько раз сбегала вниз и поднималась наверх по ним, что могла подняться по ним без перил и с закрытыми глазами, ни разу не споткнувшись. А вот их почтальон постоянно спотыкался на пятой, самой высокой ступеньке. Кларисса видела его всякий раз, когда сидела за своим письменным столом, притворяясь, что делает уроки. Вот и окно ее комнаты – слева от парадного входа на втором этаже. Створки полностью закрыты, шторы плотно задернуты. Запах шалфея, дымящегося рядом на подставке, уже как будто и не успокаивал, как и Момо в руках. Хотя держать этого дракона с плюшевой шерстью было приятно.
Решившись, Кларисса все же вышла из машины. Парадная дверь была закрыта на кодовый замок. Три, шесть, восемь, один, четыре, пять. Казалось, ничто не могло стереть эту комбинацию цифр из памяти Клариссы. Три пары цифр, каждая из которых в сумме давала девять, как и цифры номера дома – два и семь.
Второй этаж, квартира направо. И без того всегда маленькая, лестничная площадка на две квартиры сейчас, казалось, была такой крохотной, что не вмещала в себя достаточно воздуха даже для одного человека. Коричневая деревянная дверь с заржавевшими петлями. Облупившаяся краска вокруг замка.
– Не елозь ключами по двери! Ты же испортишь краску!
Отец учил меня самостоятельно закрывать и открывать дверь, чтобы меня не нужно было провожать в школу и встречать, когда закончатся уроки.
– Зажми остальные ключи в кулаке, пока поворачиваешь этот!
А длинные ключи никак не умещались в кулачке шестилетней девочки. Я не могла понять, почему это так важно, но прикрыла место под замком другой рукой, чтобы ключи бились об нее. Отец только что-то прорычал недовольно и спустился вниз. Я потянула дверь на себя, чтобы убедиться, что она закрыта, и побежала за ним.
Куда они ехали с отцом в тот день? Порой память услужливо сохраняет лишь то, что хочется поскорее забыть.
Кларисса прислонилась ухом к двери. Тишина. Может, никого нет дома? В этой мысли, промелькнувшей в голове, было столько надежды. Странно, как иногда мы стремимся что-то сделать, а сами всей душой надеемся, что что-то помешает этому случиться. Мол, я сделал все, что мог. Видимо, не судьба. Вроде как и совесть чиста, и ответственность не на тебе.
Ответственность…
Кларисса поднялась на один лестничный пролет и села на верхнюю ступеньку. Что Даниэль вообще понимает? Он даже не практикующий психолог. Начитался книжек и ставит всем диагнозы налево и направо. В жизни все не так однозначно и просто. Хотелось сказать, что он несет чушь. Хотелось думать, что все у нее нормально с ответственностью. Да, вероятно, она перегнула палку с Патриком Люмо. Просто ей не хотелось разбираться с родителями, поэтому она свесила все свои проблемы на первую попавшуюся значимую фигуру из детства. Ну и что? Разве это отменяет ее злость на родителей? Разве не они ответственны за то, каким вырос ребенок? А если он вырос неуверенным в себе, даже иногда ненавидящим себя за некоторые свои качества, то разве не на их плечах ответственность за то, что они воспитали его таким? Ведь не он сам выбирал, что думать о себе. Он видел себя только таким, каким отражался в их глазах… Задать бы эти вопросы Даниэлю, раз он в этом что-то смыслит. Или считает, что смыслит. Но страшно, что он начнет забираться своими вопросами и рассуждениями в такие части сознания, в которые совсем не хочется смотреть. Да и не будет больше никаких разговоров с Даниэлем… Где находится дом Клариссы, он не знает. А номерами телефонов они так и не обменялись. Зато он сможет вернуться к Рождеству домой. Или к своей маме.
К маме…
Клариссе совсем не хотелось идти в таких растрепанных чувствах к родителям. Чтобы выдержать конфронтацию с ними, ей необходима была полная боевая готовность, целостность, собранность. Ничего этого у нее сейчас не было. И с чего она взяла, что они еще живут здесь? Все-таки восемь лет прошло… Кларисса махнула рукой, будто отгоняя эту мысль. Нет, они друг друга терпели шестнадцать лет – и это только при ней. Вряд ли что-то изменилось. Кларисса понимала, что если сейчас не доведет дело до конца, то уже никогда не вернется сюда. Проще будет оставить эту идею и жить уже дальше как получается.
Она уперлась локтями в колени и опустила голову на руки.
– Бабуля? – шепотом произнесла она и немного помолчала. – Ну где же ты, когда так нужна?
Дверь в подъезд дома открылась, Кларисса замерла в ужасе, но в следующее мгновение решила положиться на волю случая. Если это ее родители, то пусть они ее увидят, а дальше – как пойдет. Даниэль бы опять сказал, что она продолжает избегать ответственности. Хорошо, что его здесь нет. На лестнице показалась фигура женщины в бежевом пальто и шляпке. Она казалась крупнее, чем мать Клариссы. Та всегда была очень тонкой и изящной. Могла ли она немного располнеть? Из-под шляпки виднелись абсолютно белые от седины волосы. Разве мог человек так поседеть за восемь лет? Кларисса не помнила седых волос у своей матери. Или она всегда красила их? Кларисса не смогла бы ответить сейчас даже на такой простой вопрос.