Бедняга свалился с ног и кубарем покатился по полу.
– Прости, дружище, я не нарочно, – подняла его дочь епископа и поставила на ноги.
– Могла хотя бы предупредить. Тигр – и тот рычит, давая знать, что он близко. Но вообще, ты мне нравишься: не из тех, что плюют в колодец, уверенные, что им не придется из него напиться.
– Это ты верно заметил, шут. А теперь признайся мне, ведь ты совсем не дурачок, верно? Пусть эта тайна останется между нами: мною, королевой и кормилицей.
– Дурачок тот, кто назвал меня так, – ответил Полет. – Это был не король, другой человек. Он мог бы приобрести друга, а нажил врага. Фигляр может быть очень хорошим приятелем, но не позавидуешь тому, кого он считает своим врагом. Его язык – что бритва: когда надо, она поможет отсечь лишнее, а от неосторожного с ней обращения рискуешь порезаться в кровь.
– Не всякий может высказаться столь мудрено. Кто тебя научил этому?
– Вздор! С чего ты взяла? Я всегда говорю лишь глупости. А знаешь, почему? Потому что вижу одних только красивых женщин.
Все трое переглянулись, пожали плечами. И уставились на шута. Должен же он пояснить. И он пояснил:
– Если женщина красива, она глупа. К чему вести с ней премудрую беседу? Ум с красотой не дружен. Павлин красив, но не может петь так, как серый соловей.
– Вот так-так! Выходит, я уродина, коли ты говоришь со мной серьезно?
– Где ты видела серьезных шутов?
– Ага, значит, я достойна мужского внимания?
– Как и любая. Среди женщин нет уродин, как нет их среди птиц. Все одинаковы. Разница в том, что одни красивы, другие не очень, на одних глаз отдыхает, на других закрывается.
– Слава богу, хоть так, – деланно вздохнула Агнес, переглянувшись с королевой. – Стало быть, я не из тех, при взгляде на которых хочется закрыть глаза?
– Разумеется, но и красавицей назвать тебя было бы несправедливо.
– Да, конечно… я знаю… – согласилась Агнес.
– Не огорчайся, фрейлейн, или, если хочешь, сеньора, – взял ее за руку шут. – Ничего в этой жизни не потеряно для тебя. Запомни лучше, что я тебе скажу и постарайся утешиться этим: если женщина не красива, стало быть, она умна, ибо спутником красоты всегда было легкомыслие. Лучше быть умным филином, чем глупым фазаном. Но, как и всякое, это правило содержит исключение; сюда я отношу нашу королеву.
И шут, выставив вперед полусогнутую ногу и раскинув руки, сделал почтительный поклон.
– Ах, льстец, – пожурила его Агнесса де Пуатье, – как тонко почувствовал момент для затрещины. А теперь уже и не за что давать ему подзатыльник; напротив, он видит во мне красавицу, к тому же умную.
Поглядев на нее исподлобья и искоса, шут засмеялся. Потом сказал:
– Жаль, что я не гадаю по руке. Мне кажется, Агнес, что тебя ожидает завидное будущее, но я не уверен. О ее величестве я не смею говорить: у царственных особ свои прорицатели.
– С чего же ты взял, что я буду счастлива? – спросила Агнес. – Как узнал об этом?
– Я ведь сказал: не уверен. Кто угадает, станет ли деревом маленький росток?
– И все же ты предположил.
– Я поглядел в твои глаза. Они излучают тепло, но в них много грубости и жестокости. И все же тепло победит. Есть где-то колдунья, которая безошибочно ответит тебе, сверив еще и с рукой. Хочешь узнать свою судьбу?
– Конечно, еще бы! – ответила за Агнес королева. – Говори скорее, Полет, как найти эту колдунью?
– Ответ знает только ветер, – вздохнув, сокрушенно развел руками шут. – Я никогда ее не видел, но люди говорят, она ходит по городам, чего-то ищет. Чего – не знает никто. Может быть, она забредет и в наш город.
– А кто она? Как ее зовут?
– Она появляется с ветром, а разве у ветра есть имя? Говорят, ей подвластны силы ада, но я бы вошел в сговор с чертями, если они пообещают избавить меня от любой хвори.
– Она, что же, еще и знахарка?
– Она – та, кто может поднять мертвеца из могилы, моя королева.
Глава 10. Место действия – трон наместника Христа
На другой день король пригласил гостей к себе в кабинет. Они с дядей уселись в кресла, брат с сестрой – на стулья. Слева от них – стол, камин, секретеры; справа – окно с цветными стеклами.
Епископ давно готовился к этому разговору. Ему надо было многое сказать. И монарх должен поступить так, как он, Бруно, решил. Вот для чего тульский властитель предпринял эту поездку. Он станет папой, но не сейчас, когда у него много конкурентов. Их надо убрать рукой императора, а потом и его самого низвести до положения раба. Но это после того как он, граф Дагсбургский, сядет на трон – свободный, без претендентов.
Поговорив о том о сем, поинтересовавшись урожаями, состоянием местной епархии и доходами с феодов в королевскую казну, епископ заговорил о главном, отвечая на вопрос короля о том, что беспокоит тульского пастыря:
– Центр христианства в Риме, а он болен. Его престиж после принятия клюнийской реформы об избавлении монастырей от епископской опеки вырос, а нынче упал. Клюнийцы настояли на том, чтобы монастыри не подчинялись никому, кроме папы. Однако лицо это обязано иметь авторитет, а тот падает изо дня в день. Монахи знают это и образуют автономные владения в каждой епархии, которая дробится на части, как и любое графство, где рыцари возводят свои замки.
– Это происходит лишь у франков, епископ, – недовольно возразил король.
– Но наблюдается и у нас! Монахи никого не слушают и никому не подчиняются, каждый монастырь живет обособленно. У него деревни, крестьяне, свое хозяйство. А римский епископ, который должен главенствовать над ним – лицо более светское, нежели духовное – проводит время в увеселениях, занимается разбоем на больших дорогах и грабежом собственных крестьян. Папы насилуют у себя во дворце крестьянских дочерей, а потом забавляются, глядя, как это проделывают их собаки.
– Вот даже до чего дошло?! – стукнул Генрих кулаком по столу. – Но я положу этому конец! Сколько там этих так называемых пап – трое, четверо? Мой брат Ноэль и его сестра выбросят их в окно одного за другим. Я лично прослежу, как папы, сверкая пятками, полетят из окон Латеранского дворца.
– И это ознаменует собой не такой уж скверный конец их понтификата: лететь невысоко, троица отделается лишь ушибами. Им могли бы позавидовать их предшественники, к несчастью своему, не умевшие летать в окна. Кончали они плачевно. Кровавый шлейф тянется за папским престолом, начиная со святого Петра, апостола, первого римского епископа. Рассказать обо всем этом невозможно, потребуется не один день, да и ни один человек не способен удержать в памяти историю пап, начиная с первого столетия. Но о недавних временах я могу поведать своим слушателям, если, разумеется, им будет интересно.
– Епископ, ты хочешь рассказать нам, как кончался понтификат иных пап? – спросил Генрих. – Что ж, любопытно будет узнать. Однако, думается мне, все дело в выборах, а неугодный епископам просто уходил…
– В небытие или, если хочешь, в вечность и нередко не успев закрыть глаза, – закончил за него Бруно.
– Хочешь сказать, что папы кончали так же, как римские императоры?
– А вот послушай, король, и вы, друзья мои, небольшую историю правления этих чудовищ, этих убийц, превративших трон римского первосвященника в грязный вертеп. Я начну с прошлого столетия. Его открывает Бенедикт Четвертый. Его нашли мертвым в постели продажной девки спустя три года после начала его понтификата. Врачи констатировали чрезмерное истощение сил. Следующий – Лев Пятый. У него был любимец по имени Христофор. Папа сделал его капелланом, а тот в благодарность задушил его ночью в спальне, чтобы самому сесть на трон. Но тут на сцену вышло влиятельное семейство Теофилакта, которое возвело на трон нового мерзавца – Сергия Третьего. А Христофора упрятали в монастырь, где он и умер с голоду.
Любовницей Сергия была известная римская куртизанка Феодора. Ее дочь Мароция тоже не отказывала папе в любовных ласках и имела от него детей. Но у нее были и другие любовники, которые мечтали о троне апостола Петра. Одному из них надоело ждать, и он попросту раскроил череп Сергию, когда тот трудился в спальне над мамой вместе с дочкой. Новый папа получил имя Анастасия Третьего.
Другой любовник тоже не сидел без дела. Он уговорил преемника Христа на верховую прогулку и устроил так, что тот рухнул в пропасть вместе с конем. Итак, Мароция вместе с Феодорой возводят на престол нового папу – Ландона. Но Мароция выносила в голове далеко идущие планы. Что ей Ландон, когда она готовилась возложить тиару на голову нового любовника – своего сына. Однако мать опередила ее и усадила на трон своего прежнего воздыхателя, с которым делила ложе в пору правления Сергия. Так на престоле появился Иоанн Десятый, которому поставляли любовниц каждую ночь, так что он потерял им счет. Разумеется, дела церкви его вовсе не интересовали, как, впрочем, и его предшественников. Однако Иоанну приглянулась Мароция, и он от мамы переметнулся к ней. Но у него было слишком много женщин, и Мароция, испытывая ревность, задумала отомстить ему. Она сообщила своему мужу, маркизу Гюи, что папа ей не верен. Маркиз с бандой убийц ворвался в Латеранский дворец и задушил Иоанна перинами.
Следующий папа – Лев Шестой. Этот оказался импотентом, и Мароция приказала отравить его. Новый понтифик начал было бороться за чистоту нравов духовенства, но однажды, проходя по галерее, он оступился и упал в чан с кипящей водой. Тот находился внизу, под этой галереей, как раз в том месте, где почему-то сгнили перила балюстрады. Так на трон взошел новый верховный пастырь – сын и одновременно любовник Мароции Октавиан. Его нарекли Иоанном Одиннадцатым, ему было двадцать пять лет. Но у Мароции был еще один сын и тоже любовник, некий Альберик, деливший ложе с Феодорой. А Мароция к тому времени, видя безволие Иоанна, отравила своего супруга и вышла замуж за короля Гуго. Тот, закрывая глаза на то, что его жена спала с сыном-папой, не пожелал закрывать их на любовную связь супруги с просто сыном и влепил ему пощечину. Альберик собрал войско, выгнал Гуго, а мать и сводного брата арестовал, после чего сделался властителем Рима. Потом сделал мать своей любовницей, а брата держал в заточении, где тот и умер от пьянства. Кстати, от этой связи Мароция родила еще одного сына, который впоследствии тоже станет папой – Иоанном Двенадцатым. И она опять же сделает его своим любовником.