И король отправил в Бремен гонца с посланием. Разумеется, на посвящение в сан понтифика надлежало получить согласие духовенства и самих римлян, однако никто не знал, как отнесется к столь заманчивому предложению сам архиепископ.
Через неделю гонец вернулся с пергаментом. Генрих развернул его, прочел и с негодованием бросил на стол.
– Он отказался! Его вполне устраивает нынешний сан, он не хочет быть папой!
– Нет, Генрих, – возразил Бруно, пробежав глазами послание – он не желает видеть тебя императором; именно это читается между строк.
– Меня коронует другой, разве он этого не понимает?
– Прекрасно понимает, но не хочет делать этого самолично. Кто станет рыть себе могилу собственной рукой?
– Он предпочитает, чтобы за него это сделали другие?
– Ясно одно: он не желает от тебя никаких подачек, вы по-прежнему на разных полюсах.
И тут епископ подумал, что недооценил противника: Адальберт оказался умнее. Он увидел ловушку. Папский трон – капкан, в который заманивают того, кто мечтает уйти сразу от трех охотников. Или от четырех. Папский трон – лезвие меча; пройти по нему, не порезавшись в кровь, невозможно. Но даже тому, кто пройдет, не гарантирована жизнь: меч любит поиграть, но никогда не остается в проигрыше. Того, кто прошел опасный путь, ждет неминуемый удар. И даже император окажется бессилен, пока четыре охотника стоят, склонившись над капканом. А исчезнет он тогда, когда не станет ни одного из квартета убийц.
– Я знал, что так случится, – проговорил король. – Архиепископ горд, принять подачку от короля для него неприемлемо. Он из тех, кто лучше умрет от голода, но не возьмет куска хлеба из рук недруга.
– Отчего вражда между вами? О духовном можешь не говорить. Догадываюсь, есть еще причина?
– Зол на меня не только Адальберт. Многие. Знать, конечно же. Она чересчур жирна, я заставляю ее худеть. Я урезаю их земли и отдаю их в качестве ленов своим рыцарям и служилым людям. Таким образом, я увеличиваю число своих подданных. Верноподданных, епископ! Знать кичлива и вероломна, никогда не можешь быть уверенным в ее дружбе, искренности, готовности помочь в трудную минуту. Те, кому я дарю земли, – мои слуги, динстманны[25]. Ловчие, лесничие, конюшие, сенешаль, камергер, камерарий и другие. Они охраняют мои замки, идут со мной на войну. Вот моя армия, а вовсе не знать – продажная, своевольная. Кроме того, у меня есть свободные земли. Порой вассал покидает меня во время битвы, и я лишаю его феода, который дарю или продаю другому. Многие недовольны моими действиями, в их числе и архиепископ. Он разжирел, его епархия не знает равных. Я прижал его, уменьшив доходы с земель, а половину их отдав своим рыцарям. Он рад бы, собрав шайку себе подобных, выступить против меня, но его останавливает священное помазание – неоспоримое свидетельство превосходства короля.
– И все же ты предпочитаешь не трогать епархии, – вставил Бруно, – мало того, осуществляешь инвеституру[26] епископов.
– Они, как и рыцари, составляют надежную опору королевской власти. Им я могу доверить даже трон. Тебе знаком Анно?
– Твой советник?
– И лучший друг. Он сын малоземельного рыцаря, из-за бедности подался в монахи. Помня услуги отца, я вытащил его сына из монастыря и дал ему место каноника при замковой церкви. Потом я забрал его себе, дал земли, титул, сделал своим советником. Его я оставлю наместником, когда отправлюсь в Рим. Теперь, когда на границах и в самом государстве царит мир, поход этот возможен. Со мной поедет епископ Бамбергский Суитгер, который исполняет обязанности канцлера. Он саксонец, сын графа. Епископство в Бамберге появилось не так давно, его основал в начале века Генрих Святой. Здесь же, в кафедральном соборе, он и похоронен. А граф Суитгер стал епископом шесть лет назад, до того был капелланом. Он весьма пригодится мне в Италии.
– К чему ты рассказал о нем? Какое отношение имеет этот человек к тому, что происходит в Латеранском дворце?
– Этот человек сядет на трон святого Петра.
Бруно некоторое время молчал. Он был мало знаком с саксонцем, если не сказать, что вообще не был. Встречались на похоронах короля Конрада, но и только. Знал, что Генрих высоко ценит епископа и поэтому не удивился, узнав о таком решении. Единственное, чего он не мог предугадать, – политику будущего главы Латерана, все остальное ему представлялось ясным, как и с неудавшимся кандидатом. И все же он установил для нового папы срок: полгода. Если в течение этого времени не случится перемен, он примет меры к тому, чтобы Суитгер освободил место.
Поэтому он не стал перечить, предлагая свою креатуру – епископа соседнего прихода, который устроил с ним тяжбу из-за сбежавших крестьян.
– Что ж, как решил, Генрих, так тому и быть, тебе виднее, – ответил он на заявление короля, хорошо зная, что перечить бессмысленно. – Важно, чтобы этот человек был сторонником реформы и не повторял богопротивных деяний своих предшественников, клеймивших кафедру римского первосвященника позором. Но что же он сам, согласен ли? Ты говоришь столь уверенно, будто беседовал с ним как минимум вчера.
– Так оно и было, дядя.
– Но ведь послание из Бремена пришло только сегодня. Как мог ты знать его содержание?
– Я догадывался, поэтому имел беседу с епископом. Он дал согласие, если Адальберт ответит отказом.
– Стало быть, граф Суитгер живет неподалеку?
– Его дом виден с верхнего этажа моего дворца.
Бруно улыбнулся, откинулся в кресле, сложил руки на животе:
– Коли так, я доволен, Генрих. Мне осталось выразить надежду, что ты не станешь терять времени: наступают холода, зима не за горами.
– Сборы уже объявлены, вассалы готовятся к походу; армия будет ожидать меня блиц Майнца. Немало рыцарей уже здесь, в Госларе и близ него, ты, наверное, заметил. От безделья они устраивают бои, которые называют турнирами. Поначалу хотели сражаться сидя в седле, на всем скаку, тупыми концами копий. Да я не позволил. Увы, у бойца остается незащищенным лицо. Отскочит копье от щита, да и угодит ему в шею, лоб или глаз. Хоть и тупой конец, а может причинить увечье, даже убить. Я запретил воинам калечить друг друга, тем паче убивать. Настанет время, и рыцарь наденет на голову металлический шлем, который будет закрывать ему лицо, вот тогда пусть дерутся, сколько угодно. А пока мне не нужны в походе ни мертвые, ни калеки.
– Увы, все от скуки. Теперь они дерутся на мечах. Я наблюдал из окна. Хорошо, что мечи тупые: удары бывают поистине страшны.
– Особенно ими славятся те двое, которых ты привел, дядя, – со смехом подхватил король. – Против твоей дочери не устоял ни один; она словно выкована из железа, разит без устали во славу своего деда, имя которого не перестает слетать с ее уст. Не останови ее и дай в руки настоящий меч, она уничтожит все мое войско.
– А твой брат? – не отставал от него Бруно. – Ведь это Геркулес! Ему впору биться с критским быком! Что ему меч? Ему в самый раз махать дубиной Геракла, которую не могли поднять двадцать человек. Я любовался, глядя, как он одерживает одну победу за другой.
– Он бился во славу дамы своего сердца.
– Моей дочери?
– Нет, епископ. В него без памяти влюбилась одна из моих фрейлин, Гертруда, дочь саксонского герцога. Дама бойкая на язычок, но неприступная. Красавица. Много желающих обладать ею, да все отходят ни с чем. Она лишь дразнит, смеется, но не дается никому. А тут скисла, причем в первый же день. Теперь это ее рыцарь, она глаз с него не сводит, не отходит ни на шаг.
– Ее счастье, что Агнес – Ноэлю сестра, – глубокомысленно изрек епископ.
– Однако твоя дочь не только хорошо владеет мечом, но и прекрасно танцует, – вспомнил Генрих. – На балу все рыцари восхищались ею.
– Ничего удивительного, ведь она воспитывалась в замке. Однако найдется ли тот, кто окажется достойным ее руки? Мне представляется это нелегким делом для мужчин.
– Увы, голой рукой огня не взять. Повезет тому, кто понравится ей самой, а не тому, кому понравится она. Но, похоже, дядя, ты не скоро станешь тестем, – рассмеялся Генрих.
Глава 12. Новая встреча с незнакомкой
Выйдя из дворца, брат с сестрой решили отправиться в путешествие по городу. Обоим хотелось как можно больше повидать, чтобы было о чем рассказать, когда вернутся домой. Арни вызвался сопровождать их.
– Какого черта! – проворчал Ноэль. – Не в сражение же мы идем! Оставайся здесь; наведайся на кухню, там полно смазливых поварих.
Но оруженосец стоял на своем. Что поделаешь, он мечтал покрасоваться перед горожанами рядом с такими высокородными господами, к тому же он намеревался рассказать своей подруге о Госларе, богатство которого должно было удивить ее. Ноэль долго не соглашался, пока на выручку не пришла Агнес. Получив ее одобрение, Арни низко поклонился ей. Ноэль хмыкнул и махнул рукой. Все трое отправились пешком; оруженосец шел позади.
– Кажется, на тебя уже положили глаз в этом дворце, – усмехнулась дочь аббатисы, искоса поглядев на брата.
– Ты о Гертруде?
– А, ты уже зовешь ее по имени?
– Она недурна. Кажется, мы найдем с ней общий язык.
– В постели? Не сомневаюсь. Но ее вид! Фи, какая-то бесцветная куропатка, – поморщилась Агнес. – Не будь мы с тобой в родстве, прихлопнула бы ее как муху.
– Слава богу, что ты моя сестра, – рассмеялся Ноэль.
– Жалеешь ее?
– Разве ее нельзя понять? Вспомни нашего деда. Едва его увидев, женщины торопились расстаться с одеждами.
– Радуйся; эта фрейлина – того же поля ягода.
– Она к тому же лучше других, потому что смелее. Смелая женщина – мечта любого воина. Разве дочери короля Конрада не были таковыми? Будь они похожими на весталок или на Лукрецию, ни ты, ни я не появились бы на свет. А ты сама, Агнес? Ведь именно благодаря твоей смелости мы встретились.
– Кажется, ты, не раздумывая, готов броситься в объятия этой Цирцеи, – мрачно процедила дочь тульского епископа. – Видела я, какие взгляды ты бросал на нее.