Два Генриха — страница 51 из 89

ок. Он появляется возле замков, на берегах рек, на перекрестках дорог. Но ему нужна защита, и его обносят стенами. Потом здесь строят жилища те, кто хочет производить товары только на продажу, а все остальное, нужное для жизни, человек может купить или обменять здесь же. Так появляются поселения торговых людей, вышедших из среды ремесленников – ткачей, мясников, кондитеров и других. Вот этаким-то образом возникают торговые центры, которые превращаются в города. Так всегда было, а сейчас процесс еще более пошел в гору, ведь крестьянин научился прицеплять к лошади телегу с помощью хомута. Крепление надежное, на такой телеге можно вывезти много товару.

Беседа затянулась. Монах долго еще рассказывал о странствующих ремесленниках, о причинах феодальных войн и о голоде с 1030 по 1033 год – биче, посланном Господом человечеству в наказание за его чрезмерную плодовитость. Затем он перешел к еретикам, указав на то, от чего они призывали отрешиться и вспомнив о соборе 1034 года в Лизьё, запретившем отправление культа, связанного с языческими обрядами. Далее он вернулся к 1000 году, заверив слушателей, что это монахи клюнийского монастыря отмолили у Господа прощение, не дав, таким образом, свершиться Божьей каре – концу света. Едва этот год миновал, как ослабли дожди, исчезли грозы, все покрылось зеленью, и деревья изобиловали плодами. В этом увидели благоволение Господа за веру и молитвы к нему, которые возносили люди и, самое главное, монахи. Отсюда небывалый подъем религиозного духа среди паствы. Могло ли это не сказаться на доходах церквей и монастырей?

Закончил монах всё теми же рыцарскими войнами и так называемым «Божьим перемирием». Запрещалось воевать в праздники и с вечера среды после захода солнца до утра понедельника, пока солнце еще не взошло. Назначено это было на период Рождества, Поста и Пасхи. Нарушившим это постановление грозил крупный штраф или даже отлучение от церкви. Такое перемирие постановил ряд соборов конца прошлого и начала этого века, затем соборы в Лиможе и Тулузе. Объяснялось это просто: бесконечные войны изрядно ударяли по доходам Церкви, ибо население доходило до крайнего обнищания. Мало того, рыцари стали наглеть до такой степени, что врывались в монастыри, грабили их, убивали монахов и насиловали монахинь. Закон утвердил папа. Тем не менее рыцари продолжали своевольничать. Не в Германии, а во Франции, где королевская власть была еще очень слаба.

Под занавес монах воздал хвалу Господу, в ком, как он выразился, «начало и конец всякого знания».

Просветительная беседа принесла свои плоды: Агнес живо поднялась с места, тряхнула головой, взгляд ее загорелся жаждой битв:

– Клянусь бородой нашего предка Роллона, эта земля – настоящий рай для рыцаря, борца за справедливость! Где еще показать силу и удаль, как не здесь?

– Франки не дадут скучать, – поддержал ее брат. – Уверен, нам предстоит еще не одно сражение.

– Даст бог, они не принесут вам несчастья, – напутствовал своих спасителей Рауль Безбородый. – Да не оставит вас своей милостью Царица Небесная, пока Богу угодно, чтобы вы жили на земле.

Он хотел тоже встать и уже приподнялся было, но снова сел. Повинуясь его жесту, Агнес и Ноэль устроились рядом. Помолчав немного, монах снова заговорил:

– Вам надлежит знать еще кое-что, коли вы на этой земле. Возможно, вам доведется побывать в королевском дворце или замке, где будут высокородные господа. Вы обращаетесь к своим женщинам «фрау» и можете говорить с ними на «ты», здесь же принято обращаться на «вы», а женщин называть «мадам». У франков можно сказать «ты» королю, но знатной даме – никогда; на это имеют право лишь близкие ей люди. Никогда не начинайте разговора и не садитесь раньше хозяина или, тем более, короля, дабы вас не посчитали невеждами. Таковы некоторые нехитрые правила поведения. Нарушившего их объявят варваром. Однако такого чужеземца, несмотря на все его промахи, часто начинают опасаться, догадываясь, что он прекрасно знаком с этими правилами. Такой человек либо слишком знатен и знает себе цену, либо безумец, который не признает ни бога, ни черта и дерется как лев. Как ни странно, но именно таких дочери Евы любят больше всего. Причина кроется в самом складе их ума, к тому же женщины нередко диковаты. Они уважают себе подобных и презирают порядочных и слишком вежливых, которых называют «мокрыми курицами».

– Недурные советы, – усмехнувшись, заметил молодой граф. – Воспользуемся ими, святой отец, коли выпадет случай.

– Вам не помешают и другие, – назидательно молвил монах. – Тема затронет искусство боя. Ты, рыцарь, – поглядел он на Ноэля, – в совершенстве владеешь оружием. Я говорю это, догадываясь, что ты ранен в плечо: рука у тебя почти что не двигается. Причин много: неравная схватка, полет кинжала или стрелы. С тобой, рыцарь, – обратил монах взор на Агнес, – дело обстоит по-иному. Твой удар силен, ты ловок в нападении, но не уделяешь должного внимания защите. Она уязвима, как Ахиллесова пята. Будь противник искуснее в обращении с оружием, тебе бы несдобровать. Не сомневаюсь, ты победишь в бою даже самого сильного недруга сокрушающей силой своего меча, однако есть один, которого тебе стоит опасаться. Я знаю его, видел его искусство. Во владении оружием ему нет равных, однако побеждает он не силой, а тем, что ловит противника на ошибке. Защита – вот слабое место воина, которого тут же и наказывает этот человек, лишая жизни. Но его можно победить, зная то, что известно мне.

– Кто же он, назови его, летописец! – воскликнула Агнес. – Как знать, не доведется ли нам с ним повстречаться на большой дороге? Встреча эта может пройти бесследно, но может и заставить обнажить против него оружие.

– Вот потому я и хочу показать тебе несколько приемов, коими в совершенстве владеет этот человек, а также указать на слабое место в твоей защите.

– Как же его имя?

– Роберт. Брат короля.

– Неплохо, клянусь рукоятью меча Роллона! – блеснув глазами, взметнула брови Агнес. – Однако не думаю, что мы увидимся с ним. Навестив могилу нашего деда, мы рассчитываем повернуть назад. Что нам за дело до Парижа, а ведь этот человек, как я понимаю, живет в королевском дворце?

– Не всегда. Он герцог Бургундский, вы стоите на его земле. Провидение слепо, а дорог в Бургундии не так уж много. Найти же повод для ссоры, чтобы, убив тебя, еще больше подняться в глазах своих вассалов, для герцога пара пустяков. К тому же, как знать, не приведет ли вас дорога от могилы вашего родственника прямиком в Париж. Пути Господа неисповедимы, и лишь ему одному известно, где пребывает ныне брат короля.

– Ты испытываешь к нему неприязнь?

Монах сверкнул глазами:

– Отчего ты так решил?

– С какой стати тогда тебе вздумалось помогать мне?

Помолчав, Рауль Безбородый многозначительно произнес:

– Я плачу свой долг людям, спасшим мне жизнь. Разве этого мало? А испытывать симпатию к человеку и желать ему добра – по-твоему, это противоестественно?

– Но если ты дашь мне несколько хороших уроков, я могу убить герцога. Не станет ли после этого тебя мучить совесть?

– Нисколько, но не потому, что ты не убьешь его, а почему – узнаешь сам.

– Считаешь, стало быть, что, коли мы сойдемся в бою, я подарю ему жизнь?

– Твои глаза светятся добром, в них нет жажды зла и насилия. У тебя благородное сердце, ему не чуждо милосердие. – Монах повернулся к Ноэлю. – Брат, дай мне свой меч. Впрочем, он слишком тяжел для меня. Возьму у твоего оруженосца. Становись против меня, рыцарь, и нападай, – встал он против Агнес с мечом в руке. – Сейчас ты увидишь, как Роберт Бургундский убивает своих врагов.

И он показал несколько искусных приемов нападения из ложной защиты, которыми в совершенстве владел герцог. Увы, ни брат, ни сестра таких приемов не знали. Оба были поражены: этому монаху учить бы молодых воинов и вести их в битву, а он вместо этого ходит по дорогам и ведет свою летопись! Владеет оружием так, что залюбуешься. Меч будто прирос к его руке, вертится змеей, блестя холодным металлом, так что и не уследишь – как, когда и откуда последует удар. И Агнес пропустила этот удар, за ним другой. Но наука пошла впрок обоим: теперь они знали секреты этих хитрых выпадов, направленных в слабое место противника.

– Клянусь Богородицей, Рауль, тебе больше подошли бы доспехи рыцаря, нежели сутана! – воскликнула Агнес, бросая меч в ножны. – Кто обучил тебя этому искусству, и почему ты стал монахом, если мог стать воином?

– Я обучался в замке отца и слыл лучшим бойцом среди всех его воинов и вассалов. Но мирское тяготило мою душу, ибо я с малых лет был склонен к благочестию, чтению молитв и пению псалмов. А тут еще старший брат. По закону, после смерти отца все поместье доставалось ему – грубому, бессердечному человеку. Что же мне было делать, вымаливать у него клочок земли и кусок хлеба? Не лучше ли вверить себя Господу и быть слугой его, а не своего брата? Все же я отправился на войну с Эдом де Блуа и вступил в войско тульского епископа Бруно Эгисхайма, а потом ушел к королю Конраду. Эд Шампанский бежал, бургунды принесли вассальную присягу Конраду, и он короновался их правителем. Тогда, бросив латы и меч, я пришел к настоятелю монастыря с просьбой принять меня в лоно святой обители, дабы я мог здесь вкушать радость поста и покаяния.

– И что же настоятель? Как принял тебя?

– Подошел, по-отечески обнял и сказал: «Счастлив ты, что бежишь от мира сего, греховного и несовершенного. Войди же в нашу обитель – и насытишься, утолив жажду поста и воздержания». Так я стал монахом. Потом какое-то время жил в Париже, в доме у каноника церкви Святого Элоа. Однажды мне довелось увидеть тренировочный бой, который устроили милиты герцога Роберта с палатинами короля[54]. И те, и другие дрались отменно, но я не увидел подлинного искусства, совершенного владения мечом. Наконец, когда герцог вышел против своего брата, я увидел истинное мастерство во владении оружием и оценил его по достоинству. Оба дрались как Гектор и Ахилл, но я видел слабое место в обороне короля и ждал, когда герцог нанесет свой удар. Тот не преминул это сделать, да так ловко, что я упустил этот момент. На мое счастье, король попросил брата повторить этот маневр, чтобы запомнить его. Этого оказалось достаточно, чтобы я понял секреты приемов, которыми владеет герцог, а теперь владеешь и ты, храбрый рыцарь. И все же, хоть душа моя и спокойна, я не желаю стычки с ним ни тебе, ни твоему брату по духу. Упаси вас обоих Господь от встречи с этим человеком.