Впереди, на лугу, хорошо различимые на фоне светло-лазурного неба над горизонтом, вырисовывались фигуры нескольких всадников. Разбойники? Не похоже: уж больно мирно стоят себе на месте, спокойно поджидая, когда путники подъедут ближе. Смотрят молча и напряженно, но не обнажают оружие, да и копий у них нет. А если еще припомнить, что дело происходит на землях сестры короля, известной миротворицы, противницы всяких войн…
Так и сказал Ноэль сестре, напомнив, между прочим, что нынче пасхальный четверг – день, когда, согласно «Божьему перемирию», запрещались всякие военные действия.
– Так или иначе, едем дальше, брат, – молвила сестра. – Мы с тобой не грабители, чтобы нападать первыми. Поглядим, что это за люди и чего они от нас хотят.
– На всякий случай, будь готова, положи руку на рукоять меча, – сказал Ноэль и повернулся к оруженосцу: – Арни… э-э, да ты у нас молодец; так и держи наготове лук со стрелой.
Улыбнувшись, саксонец кивнул в ответ.
Шагов двадцать уже оставалось до отряда из одиннадцати всадников, когда оба рыцаря остановились. Нельзя иначе: кто-то должен был начать разговор; это чувствовалось по тому, как франки без враждебности, но с видимым любопытством глядели на двух незнакомых рыцарей и оруженосца – явление, по-видимому, нечастое в этих краях.
– Привет вам, доблестные воины! – послышался женский голос из группы всадников. Ему вторили остальные.
– И вам мир, – с легким поклоном ответили брат с сестрой.
Вперед выехала женщина на белом жеребце. В нескольких шагах от обоих рыцарей остановила своего скакуна так, что три лошади едва не касались при этом головами.
Ноэль невольно залюбовался этой женщиной и деталями ее одежды. Походный костюм ее состоял из кожаного кафтана на меху, закрывавшего плечи и грудь, и длинного бархатного плаща оливкового цвета на левом плече. Голову украшала войлочная шляпа, наполовину покрытая мехом и обшитая павлиньими перьями. На ногах ее короткие сапожки с широкой тесьмой крест-накрест поверх плотно облегающих ногу штанов. Из-под плаща у этой амазонки виднелась рукоять короткого меча, а на поясе висел кинжал. Ноэль не удивился этому: времена неспокойные, надо и самой быть готовой к защите, несмотря на солидную охрану.
Осмотр длился лишь мгновение; сына графа Эда больше заинтересовала сама эта женщина, ее облик. Он отметил про себя ее царственную осанку, гордый взгляд, величественные движения рук, привыкших отдавать безмолвные приказы, и терялся в догадках, что за богиня предстала перед ним: Аврора или Афина-Паллада? Обе отличались красотой, и незнакомка не уступала им в этом. Ровные, идеальные черты лица с прямым носом, строго очерченным ртом и двумя стрелами бровей над зелеными глазами, искрящимися задором и любопытством, пленили его воображение. Он не мог глаз оторвать от этой Цирцеи. Объяснялось это, видимо, тем, что и она во все глаза глядела на него, во всяком случае, больше внимания уделяла ему, нежели Агнес. Он восхищался ее красотой, она – его статью. Он видел перед собой царицу амазонок, она – как минимум предводителя аргонавтов, имя которого вместо Ясона – Атлант!
Ноэль подумал о том, сколько этой женщине может быть лет. И горестно вздохнул, отказавшись решать эту задачу. Кто сумеет отгадать возраст женщины? Может, ей тридцать, а может, все сорок. Силясь назвать точную цифру, Господь Бог – и тот бы полез пятерней к затылку.
На Агнес же внешность этой красавицы не произвела никакого впечатления; дочь аббатисы смотрела на нее так, как если бы перед нею была простая крестьянка в лохмотьях. Однако, заметив упомянутую выше игру глаз своего спутника и этой дамы, она насторожилась.
Незнакомка тем временем продолжала пытливо разглядывать обоих путников, перебегая взглядом с одного лица на другое. Легкая улыбка тронула ее губы. Недоумевая, что это означает, Агнес вознамерилась уже было дерзко ответить на эту улыбку, которая показалась ей вызовом, как вдруг всадница произнесла:
– Кто вы, доблестные рыцари? Зачем пожаловали на земли франков? Нескольких слов, оброненных вами, оказалось достаточно, чтобы распознать в вас иноземцев. Вы от государя? Германский король Генрих Третий шлет послание французскому королю Генриху Первому? Или я ошибаюсь?
Ноэль собрался пуститься в объяснения, но Агнес опередила его.
– А ты кто такая? – холодно спросила она. – Почему мы должны отвечать на твои вопросы?
– Потому что я сестра короля и вы в моих владениях, – был ответ.
– Графиня Адвиса Неверская! – воскликнул Ноэль, едва не привстав в стременах.
– Вижу, вам доводилось уже слышать обо мне, – улыбнулась дочь короля Роберта. – Я польщена. Во всяком случае, уверена, меня не называют чудовищем и не плюют в сторону Невера. Не так ли? Отвечайте вы, красавец Аполлон, а потом уже со мной поговорит ваша спутница. Но сначала назовите ваши имена.
Ноэль на миг потерял дар речи. Он глядел на графиню, недоумевая: откуда ей известно? Но она только улыбалась, поглядывая на обоих. Столь же удивлена была и Агнес, что и выразилось в ее высоко подскочивших кверху бровях.
Ноэль тем временем поведал Адвисе Неверской, как лестно отзывались о ней те, кого они повстречали в пути, а Агнес, слушая его, беспокойно ерзала в седле. После того, как они представились, ее мучил рвавшийся с языка вопрос. Наконец она спросила, не скрывая удивления:
– Как вы догадались, графиня?
– О чем?
– О том, что я женщина.
– Это было не очень трудно, поверьте, – отвечала Адвиса, – просто я внимательно наблюдала за вами обоими. Вы ведь заметили, что я не сразу начала разговор. Подозрения мгновенно возникли у меня, а вскоре они перешли в уверенность.
– К чему же привели ваши наблюдения, перешедшие в подозрения, а потом в уверенность? Говорите, мадам, прошу вас. Вы должны меня понять: как женщине, мне надлежит знать мое слабое место.
И Агнес волей-неволей улыбнулась при этом, чуть тронув коня вперед, чтобы лучше слышать то, что предназначалось только для ее ушей.
– Взгляд твоего спутника выражает любопытство, вполне объяснимое для мужчины, – ответила графиня, кивнув и слегка приглушив голос. – На губах у него легкая улыбка, взор искрится желанием, которого, как ни пытайся, не скрыть. Он увидел женщину, возбудившую к ней интерес, поэтому испытывает вполне естественное влечение.
Агнес покосилась на брата.
– Кроме того, – продолжала Адвиса, повышая голос, – будь перед ним воин, его глаза посылали бы вызов, а ладонь сжимала бы рукоять меча. С другой стороны, окажись на моем месте невзрачная с виду особа с отсутствующим взглядом, приплюснутым носом и бледными, мясистыми губами, он глядел бы на нее, как на фурию. Но он смотрит на меня так, будто сама Диана предстала перед ним, выйдя из лесной чащи, из чего я заключаю, что нравлюсь ему. Что, права я, рыцарь?
И она одарила Ноэля лучезарной улыбкой. Ответом ей послужила такая же улыбка и пламенный взгляд.
Агнес хмыкнула, поглядев на брата, и снова обратилась к собеседнице:
– Что же, по-вашему, отличает меня от моего спутника? Мои брови не сошлись вместе, и на губах играет такая же улыбка.
Чуть качнувшись в седле и изучающе глядя на дочь аббатисы, сестра короля ответила:
– Путешествуя с мужчиной и встретив незнакомку, любая женщина прежде всего увидит в ней соперницу. Ее брови не сойдутся вместе, но во взгляде загорится холодная решимость, а ладонь, как вот у тебя сейчас, непроизвольно ляжет на рукоять меча. Ее губы, быть может, и попытаются изобразить улыбку, но чуть опущенные уголки рта выкажут презрение, а глаза и вся поза – настороженность. Помимо этого, взгляд твой не выражает любопытства, а небрежная поза говорит о том, что тебе совершенно безразлична особа, с которой ты встретилась, так как пол ваш одинаков. К тому же мужчина не стал бы бросать косые взгляды на своего спутника, вместо этого он во все глаза глядел бы на меня. Из всего этого я делаю вывод, что в седле женщина.
Агнес опустила глаза и поджала губы. Потом, оставив в покое меч и ухватив повод, негромко проговорила:
– Черт побери! Мне не избавиться от манер, присущих женскому полу, до конца моих дней.
– Они тебе очень пригодятся, Агнес, когда вместо шлема ты наденешь шапочку или шляпку, а, сняв кожаные латы и распустив по плечам волосы, облачишься в блио. Приняв облик женщины, ты сама удивишься, сколь приятно быть желанной для мужчин, которые вместо воина увидят красавицу.
– Я не собираюсь расставаться с мечом! – скривив губы, сверкнула глазами Агнес. – Слишком много на земле зла.
– Кто знает, – промолвила графиня, – возможно, не пройдет и года, как ты забудешь данный обет. «Неисповедимы пути Господа» – так ведь, кажется, говорят монахи? И не во власти ли Всевышнего играть судьбами людей, творя добро и борясь со злом?
– Человек сам вершит свою судьбу! – дерзко ответила на это Агнес. – Собственная воля или игра случая ведет его либо в рай или к вершине власти, либо в преисподнюю или канаву для нечистот. «Не сотвори себе кумира» – сказал Христос, а сам стал идолом, нарушив свою же заповедь. Как может он тогда вершить людские судьбы?
С любопытством глядя на нее, потом переведя взгляд на Ноэля, сестра короля внезапно спросила, тонко улыбаясь одними уголками губ:
– Так же думает и твой брат, сын графа Эда?
Агнес встрепенулась, глаза ее широко раскрылись; приподнявшись в стременах и не сводя с собеседницы удивленного взгляда, она воскликнула:
– Черт возьми, графиня! Колдунья вы, что ли, или в вас сидит бес, обладающий даром ворожбы? Как узнали вы, что это мой брат? Ведь мы не похожи. Клянусь секирой моего деда, такая задача простому человеку не по плечу!
– А между тем, она решается очень легко. – В глазах Адвисы Неверской заметались веселые искорки. – Оба вы из племени титанов, коих свергли в тартар боги-олимпийцы. Людей такого роста и телосложения совсем немного на земле, я бы даже сказала, число их ничтожно мало. Что за случай свел вместе таких редкостных, одинаковых людей? Мысль эта столь нелепа, что на смену ей просится иная, все объясняющая: поскольку эти двое не муж с женой, то это брат и сестра. Можно сделать оговорку: по всей видимости, они не родные.