– Генрих Черный? – воскликнула еще одна фрейлина. – Ну и ну, вот так птица к нам залетела. Но откуда такие сведения? Кто мог тебе рассказать?
– Моя горничная. Она спит с его оруженосцем.
Замолчали. И снова восхищенные взгляды – на Ноэля.
– Настоящий античный титан, – нарушила молчание еще одна из фрейлин, наблюдая, как Ноэль гарцует на лошади, пересекая двор. Потом прибавила, вспомнив, видимо, с чего начался разговор: – Титаны тоже могучи, сильны, никогда не лгут и не изворачиваются.
– Ко всему тому, – подхватила первая, – он горяч и неуправляем, точно Зевс, а меч в его руке – молния царя богов!
– Титаны тоже были неистовы, отличались безудержностью страстей.
– Любопытно, каков он в любви?
– Вероятно, такой же, как Атлант и другие: если любит, так безоглядно, если борется и страдает, так до конца.
– Однако участь этих великанов незавидна: их превратили в чудовищ и оклеветали, внушив к ним ужас и отвращение. Одному Прометею удалось сохранить о себе добрую славу. Но это благодаря Эсхилу[59].
– Надеюсь, этого титана и без Эсхила минует чаша людской зависти и ненависти, что плодит врагов.
Наконец, кавалькада рыцарей тронулась в путь и задолго до полудня прибыла в замок Ланталь, где жила подруга Адвисы Леонора, сводная сестра графа Рено де Невер и мать виконта Жерье.
Глава 6. Назойливый влюбленный
Вечером в начавших сгущаться сумерках Адвиса Неверская вернулась в замок. И первым, кто их встретил у ворот, был… дворецкий. Но его не интересовал ни один из участников похода, за исключением одной всадницы, к которой он тут же подошел и, сияя улыбкой, помог спешиться. Агнес закатила глаза к небу, потом так посмотрела на г-на Жерома, что тому стало не по себе. Он весь сжался, ожидая раската грома, и дождался.
– Какого черта, Жером! – загремела Агнес, отдавая поводья конюху. – Полагаешь, без твоей помощи я не смогла бы соскочить с коня?
– Конечно же, кто может сомневаться, – залепетал дворецкий, виновато улыбаясь, – но я полагал, вам доставит удовольствие видеть рядом вашего покорного слугу и немого обожателя. Быть может, вам будет неприятно это слышать, но я ожидал вас. Поверьте, никто еще так не ждал. Даже сама Пенелопа…
– Не собираешься ли ты, почтенный Демосфен, декламировать мне поэму Гомера? – довольно грубо оборвала поток его словоизлияний Агнес. – Уволь! Лучше распорядись накрыть стол: я голодна, как немейский лев. Но поскольку ты не Геракл и у тебя нет с собой меча, я тотчас же наброшусь на тебя и сожру вместе с ключами, что гремят в твоем кармане, если ты немедленно не исчезнешь. Ну, что ты стоишь, будто обратившись в соляной столб?
Г-н Жером был наслышан о прожорливости немейского льва, поэтому, откланявшись, побежал отдавать распоряжения.
После ужина графиня пожелала помузицировать в обществе фрейлин, а потом позвала гостей к себе в кабинет, увешанный коврами, оружием, уставленный бюстами и статуэтками античных богов и героев. И потекла неторопливая беседа о покойном муже Адвисы, ее детях, о королевском семействе, о Роберте Капетинге и его трех женах. Потом коснулись императорского двора и семьи самого Генриха, перекинулись на Гослар, Туль, Констанц и вскоре заговорили, как мысленно подвел черту Ноэль, черт знает о чем. Стараясь всеми силами поддерживать беседу, он внимательно следил за графиней. Подаст ли она ему какой-нибудь знак? Покажет ли жестом или взглядом, что помнит их недавнюю беседу и готова принять его в своих покоях? Но лицо Адвисы оставалось бесстрастным: приветливая улыбка ни к чему не обязывала, а взгляд никуда не звал, ничего не обещал. С полной невозмутимостью он так же был устремлен на Агнес, как и на ее брата.
Ноэль терялся в догадках, мысль билась в поисках разумного решения. Разумеется, он не был робок с женщинами и всегда легко мог получить от них то, что хотел, отбрасывая прочь деликатность, нежность и прочие атрибуты галантного поведения. Но перед ним не кухарка, не служанка и не фрейлина. Дочь короля! И если его одолевали еще некоторые сомнения тактических соображений, то она сама своим поведением подсказывала ему нужный к ее сердцу путь. Она не могла в присутствии Агнес дать ему какую-либо надежду взглядом или улыбкой. Ноэль понимал это и решил, что, женщина умная, она найдет способ шепнуть ему то, что он так жаждал услышать. И не ошибся. Впрочем, делу помог г-н Жером. Когда они вышли из покоев, он тотчас завладел вниманием Агнес, любезно извинившись при этом и отойдя с ней в сторону. Улучив момент, графиня сжала руку Ноэля, придвинулась к нему и зашептала:
– Сегодня ночью я отошлю стражу. Дверь будет не заперта. Слушайте удар колокола к полуночной[60], мой кавалер.
В это время вернулась Агнес.
– Что-нибудь случилось? – спросила у нее графиня. – Мне показалось, господин Жером хотел сообщить вам нечто важное.
– Как всегда, молол какой-то вздор, – махнула рукой Агнес. – Будто я и без него не знаю, что назавтра назначена охота. Подумать только, он посоветовал мне теплее одеться, словно на дворе зима, а я – его ближайшая родственница!
– Забота о гостях целиком и полностью входит в его обязанности, – пояснила Адвиса, бросая в сторону дворецкого недвусмысленный взгляд, выражающий одобрение.
Г-н Жером, тонко улыбнувшись, так же выразительно прикрыл веками глаза. Он выполнил поручение хозяйки и понял, что она довольна.
Втайне ликовала и графиня: ах, как кстати, что ее дворецкий увлекся сестрой Ноэля!
В ночной тиши, когда обитатели замка давно уже спали в своих постелях, послышался негромкий, словно бы осторожный, удар церковного колокола, возвещавший полночь. Ноэль вздрогнул. Наконец-то! Осторожно переступив через оруженосца, который молча улыбался, Ноэль тихо отворил дверь и исчез в глубине слабо освещенного факелами коридора…
Утром Агнес проснулась, сладко потянулась и повернула голову, собираясь пожелать брату доброго утра… Да так и замерла с раскрытым ртом. Постель напротив была пуста.
Она догадалась. Впрочем, быть может, Ноэль только что встал и вышел? Если так, матрац и одеяло должны хранить его тепло. Она протянула руку и пошарила под одеялом. Постель была холодна.
Покачав головой, Агнес усмехнулась. Поглядела в сторону двери. Оруженосца на месте не оказалось. Не найдя этому разумного объяснения, она встала, открыла дверь, вышла в коридор… и застыла, словно невидимый маг коснулся ее волшебной палочкой, способной обращать всё живое в камень: саксонец спал в коридоре на одной звериной шкуре и завернувшись в другую. Все так же, как и в спальне, только теперь уже в коридоре. Агнес медленно и молча кивнула, объяснения ей не требовалось: верный пес охранял обоих хозяев, обе спальни; расстояние от него до той двери и другой – одинаково.
Она сделала шаг. Арни тут же вскочил на ноги: в одной руке меч, в другой – кинжал. Поглядев на Агнес, улыбнулся, убрал оружие и стал сворачивать шкуры.
Охота удалась на славу: вернулись в замок с добычей. Кроме того, собаки загнали двух зайцев и лису. Все были довольны: лицо Ноэля выражало восторг, графиня не сводила с него влюбленных глаз; Агнес, поглядывая на них, тоже улыбалась. Улыбка, впрочем, медленно стала угасать, как только у стремени ее лошади выросла фигура дворецкого.
– О боже! – простонала вконец измученная дочь аббатисы и решила, что этому нужно положить конец. Не сейчас, позже, как только настанет удобный момент.
За этим дело не стало. Ноэль не отходил от графини, вид которой не вызывал сомнений в том, как она довольна этим, и Агнес почувствовала себя одинокой. Однако г-н Жером вовсе не собирался давать ей скучать. Тотчас оценив все выгоды создавшегося положения, он теперь и подавно не давал проходу Агнес. Стоило ей на какое-то время остаться одной, он был уже тут как тут, то предлагая свои услуги в качестве прожатого или забавного рассказчика, то интересуясь, не надо ли ей чего-нибудь. Наконец, она не выдержала. Если раньше это ее забавляло, то теперь она в несколько грубоватой форме дала ему понять, что не собирается отвечать ему взаимностью. Однако дворецкого это не смутило. Увидев, что он внезапно исчез, Агнес хотела уже подняться к себе, как вдруг снова обнаружила его рядом. Пылкий влюбленный, улыбаясь, протягивал ей букетик первых весенних цветов.
Она взяла у него эти цветы, понюхала.
– С ума ты, что ли, сошел, Жером? – И удивленно поглядела на него сверху вниз. – Где ты достал это чудо?
– О, сеньора, для вас я готов на любой подвиг! – с жаром воскликнул дворецкий, приложив руку к груди. – Прикажите, и я вырву свое сердце, чтобы бросить его к вашим ногам.
– Сердце? – Агнес расхохоталась. – Оставь его себе. Должно же хоть что-то остаться у тебя, коли ты растерял где-то свои мозги. Я воин, друг мой, запомни это, и эти цветы не для моих рук, которые привыкли держать щит и меч.
– Ах, сеньора, – пробормотал вконец смущенный г-н Жером, переступая с ноги на ногу, – ведь я от всей души… Не мужчина же вы, в самом деле, и мне так хотелось сделать вам приятное…
– Тогда вместо этого букетика принеси мне череп Юлия Цезаря! Я буду пить из него вино, как это делал Навуходоносор.
– Череп Юлия Цезаря? – вытаращил глаза бедный влюбленный. – Да ведь это все равно что попытаться взобраться на небо!
– Тебя пугает расстояние? Тогда меч Александра Македонского! Это не так уж далеко, на севере Греции, тебе надо идти на юго-восток.
Сделав страдальческое лицо, г-н Жером опустил голову и вымолвил:
– Никто не позволит мне раскапывать могилу великого полководца, а ведь его меч лежит рядом с ним.
– И щит, Жером!
Дворецкий только вздохнул.
А Агнес продолжала насмехаться:
– Другого мне ничего не надо. Что касается этих цветочков, то отдай их своей жене. Клянусь, лучшего применения для них и придумать невозможно.
– Вы думаете? – поднял на нее грустный взгляд дворецкий.