– Н-не понимаю, – проговорил растерявшийся дворецкий. – Но что же тут такого? Разве отныне запрещено влюбляться?..
– Для вас – да!
– Но почему? Разве я… Ведь я…
– Святая простота! Вы – всего лишь старший среди слуг. Виданое ли дело, чтобы слуги влюблялись в господ? Скажу яснее, если вам непонятно: с каких это пор дворецкий позволяет себе влюбиться в племянницу императора?
– Как!.. – опешил г-н Жером, отступая на шаг и меняясь в лице. – Госпожа Агнес – племянница императора Генриха?..
– Нет, его предшественника. Она ведь говорила, или вы забыли? Что касается нынешнего императора, то моя госпожа – его сестра.
– Сестра… – промямлил г-н Жером. Ему вдруг стало душно; он рванул ворот нижней рубахи. – Значит, – произнес он слабеющим голосом, – и господин Ноэль тоже?..
– Император Генрих Черный – его брат.
– Всевидящий Господь! – перекрестился дворецкий, в испуге глядя на собеседника, как на судью, оглашавшего смертный приговор.
Саксонец решил усилить эффект.
– А знаете ли, кто отец той дамы, на которую посмел упасть ваш недостойный, похотливый взгляд?
Жадно ловя воздух раскрытым ртом, несчастный г-н Жером застыл, не смея вымолвить слова и со страхом глядя на оруженосца брата самого императора.
– Кто же?.. – наконец выдавил он из себя, уже заранее трепеща.
– Сам папа римский! – выпалил Арни, не догадываясь, что был недалек от истины.
Вконец сраженный дворецкий упал на колени, сложив молитвенно руки на груди и воздев глаза к небу. Потом медленно перевел взгляд на собеседника. В глазах его читался ужас. Казалось, скажи Арни еще какое-нибудь веское слово, и бедный дворецкий в панике бросится бежать не только с этого места, но и вообще из замка. Понимая это, но желая «добить» незадачливого влюбленного, саксонец продолжал, смело переходя на «ты»:
– Тебе ведь известно, приятель, что император посадил на трон святого Петра нового понтифика? (Не закрывая рта, дворецкий быстро кивнул.) Так вот, новый папа, сам понимаешь, ищет выгодную партию для своей дочери. Представляешь, если ему расскажут о твоих домогательствах? Знаешь, что он с тобой сделает, узнав, что ты посягал на честь госпожи Агнес? Не догадываешься?
– Я не посягал, клянусь! – стоя на коленях, с мольбой протянул руки к собеседнику вконец раздавленный дворецкий. – Я только… я хотел… – Губы его затряслись: – Господи, прости мне, как прощаешь всем! Ведь я не имел никаких дурных намерений. Всего лишь раз я посмел коснуться руки дочери Святейшего…
– Этого достаточно для того, чтобы папа бросил тебя в темницу. И это еще в лучшем случае, клянусь тиарой на его голове!
– А… в худшем? – с замиранием сердца пробормотал несчастный дворецкий, не сводя глаз со своего «судьи».
– Посадит на кол! – вынес тот свой безжалостный и окончательный приговор. – Или прикажет распять. Может еще бросить в костер как еретика.
Дворецкий задрожал, повалился вперед и, уткнувшись лбом в землю и раскинув руки, забормотал начальные слова молитвы о спасении души. Бедняга, он уже представил себе, как его привязывают к столбу, а под ногами у него палач разводит костер.
– Пресвятые угодники, – прошептал он так тихо, что Арни не услышал его, – а ведь я предлагал ей укромный уголок… И как только язык мой повернулся! Не иначе как дьявол нашептал мне… Теперь, заикнись она только об этом, и с меня могут живьем кожу содрать…
– Увы, мой друг, – печально вздыхая, продолжал между тем саксонец, – но этот орешек оказался не по твоим зубам. Хорошо, если она простит тебя, а если затаит зло, собираясь отомстить? Ей-богу, приятель, на твоем месте, я предпочел бы быть повешенным, чем поджариваться на костре.
Дворецкий припомнил недавнюю сцену с участием нимф графини Адвисы.
– Арни, друг мой, веришь ли, она и в самом деле чуть не задушила меня совсем недавно.
– И это была бы самая легкая и лучшая для тебя смерть, – невозмутимо ответил оруженосец.
– Тогда я подумал, что чудом остался жив. Я видел уже, как спускаются ангелы с небес, чтобы забрать мою душу и вознестись с нею на небо.
– Жаль, они не успели, – сочувственно промолвил Арни. – От скольких мук ты избавился бы тогда. Но что подтолкнуло ее на такой шаг? Ты досадил моей госпоже? Сумел вызвать ее гнев?
– Да нет же, это всего лишь была игра. Я упал, а она подняла меня с пола так, словно это было полено для растопки очага, а потом держала на весу. Святой боже, как может женщина обладать такой силой! Не удивлюсь, если она своими руками может извергать молнии.
– Это еще что! – хмыкнул саксонец. – Подумаешь, подняла с пола, и ты повисел немного между небом и землей. Я видел, как она таким манером держала сразу двоих.
– Двоих?! – в ужасе выпучил глаза бедный Жером. – В одной руке?
– Нет, конечно же, в каждой руке по одному.
– Боже мой, я чудом остался жив, ведь стоило ей подержать меня подольше…
– Твое счастье еще, что тебе не пришлось биться на мечах с моей госпожой.
– На мечах?! Упаси меня Бог! А к чему ты об этом сказал?
– К тому, что она одним ударом разваливает всадника пополам, от шеи до самого седла.
– Господь да сохранит мою душу! И ты сам это видел?
– Чтоб мне провалиться на этом месте. Но чему удивляться: эта женщина из племени титанов. Лишь Зевс мог бы справиться с нею, послав молнию с небес. Больше некому, поверь мне. Она непобедима.
– Ах, друг мой, – печально вздохнул г-н Жером, – как ни прискорбно мне это говорить, но есть один человек, против которого твоей госпоже не устоять. Я сам не видел, но слышал, что это лучший боец во всем королевстве. Так говорят воины и вассалы графини Неверской.
– Неужели есть такой? Впрочем, я догадываюсь: ты говоришь о брате короля.
– И нашей графини. Упаси бог мадам Агнес от такого свидания. Но, если честно, – дворецкий оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто их не подслушивает, продолжал, – то я молил бы Бога о такой встрече, будучи уверен, что герцог получит свое. Ведь он, прости господи, поганец, каких мало. Во всяком случае, ни один человек не слышал, чтобы о нем отзывались по-другому. Однако, как это ни прискорбно, нет бойца, равного ему, а уж сколько раз он бился на поединках, о том скажет любой рыцарь в нашем графстве и его герцогстве.
– Выходит, дружище, – уже мягче заговорил Арни, – ты желаешь моей сеньоре добра и стараешься уберечь ее от поединка с этим герцогом? Поэтому и говоришь мне об этом в надежде, что, поведав обо всем госпоже Агнес, я вымолю тебе прощение?
– Ах, как бы мне хотелось, чтобы все было именно так! – радостно воскликнул дворецкий. – Больше всего на свете я желаю, чтобы сеньора не таила на меня зла, а еще больше – чтобы Бог даровал ей крепкого здоровья и счастья. Она такая славная, а я… – г-н Жером опустил голову и постучал себя костяшками пальцев по лбу, – просто старый, выживший из ума чурбан.
Арни был растроган. Дворецкий и в самом деле раскаивался, об этом говорило всё – его голос, глаза, его поведение. Поэтому, решив кончить эту своеобразную экзекуцию, саксонец успокаивающим голосом проговорил, похлопав собеседника по плечу:
– Так и быть, я постараюсь вымолить тебе прощение. Впрочем, почему постараюсь? Вымолю, черт побери! Госпожа все для меня сделает, ведь она меня так любит.
– А я, Арни, со своей стороны, не останусь у тебя в долгу, – переходя на полутон, подмигнул дворецкий. – Здешние красотки – не из знатных семей, разумеется – все в моем подчинении. Тебе стоит только захотеть, а мне приказать – и в твоей постели окажется любая! Их тут сколько хочешь: и прачек, и швей, и кухарок.
– Черт возьми, приятель, что же ты раньше не сказал об этом? Вот уже сколько времени я скучаю, не зная, куда себя деть.
– Это потому, что мы до сих пор не встречались на этой лужайке, – с улыбкой ответил повеселевший дворецкий.
– Это правда, – кивнул Арни. – Ну что ж, думаю, наша встреча не прошла впустую ни для одной из сторон, не так ли? А потому расстанемся на этом. Что касается твоего предложения, друг мой, то оно весьма заманчиво, клянусь золотым луком Амура и его стрелами. Жаль только, что скоро нам придется покинуть этот замок. Впрочем, до этого времени, полагаю, мне не раз представится возможность воспользоваться твоими услугами.
И, раскланявшись, как добрые старые друзья, весьма довольные результатами встречи, собеседники расстались.
Поздним вечером Арни передал брату и сестре содержание своей беседы с дворецким, не забыв упомянуть о родственных связях дочери аббатисы с преемником апостола Петра.
Агнес всплеснула руками:
– Арни, ты плут из плутов, клянусь Фемидой![63] Сам Гермес[64], узнав о твоей смерти, воздвигнет тебе изваяние.
– Хотелось бы на него поглядеть, – ухмыльнулся саксонец.
– Однако с папой ты переборщил, не находишь?
– Подумаешь, епископ, папа – не все ли равно? Оба из одного котла. Вся разница лишь в том, что у одного на голове митра, а у другого тиара. Зато как эффектно, сеньора! Видели бы вы при этом лицо бедного дворецкого! Оно выглядело так, будто он наступил на раскаленные угли.
– Вот и настал конец твоим мучениям, – подытожил Ноэль. – Однако помни, сестра, что с легкой руки нашего оруженосца ты отныне принцесса королевского дома и дочь главы римской церкви! Титулы выше, нежели у графини Неверской, поэтому будь готова к тому, что тебе станут кланяться до земли, обнажая головы. Это случится уже на следующий день: вряд ли господин Жером сумеет удержать язык за зубами, ложась в постель с супругой. А это значит, что наутро об этом будут знать все обитатели замка.
– Не хотелось бы обманывать графиню.
– Согласен. Посвятим ее во все детали. Уверен, она с интересом примет участие в этой игре. Она по сути веселая и жизнерадостная женщина, терпеть не может скуку. Вот что она сказала мне как-то: «Ленивая и праздная жизнь – то же, что невозделанная ни