аправились в сторону донжона. Агнес повернулась к брату:
– Что скажешь? Удалось мне сыграть роль, которую написал для меня наш оруженосец? Надеюсь, ты не слишком скучал, слушая мои откровения. Впрочем, ты к ним уже привык.
Брат от души обнял сестру:
– Ты была неподражаема! Клянусь сандалиями Иисуса, из тебя вышел бы недурной судья или проповедник. Воистину, церковь потеряла в твоем лице лучшего своего слугу.
– Не могу не согласиться с твоим братом, Агнес, ибо умом ты превзойдешь любого церковнослужителя, – сказала графиня. – Где ты обучалась? Кто научил тебя так рассуждать?
– Моя мать! – с гордостью ответила дочь аббатисы. – Чего бы я стоила, если бы не смогла заставить людей уважать ее в своем лице, благоговея перед ее светлым умом. И потом, – прибавила она с улыбкой, переглянувшись с братом, – разве могла бы я совершить все это, не будь на то соизволения Господа нашего Иисуса Христа? К тому же, кто посмеет возразить дочери верховного епископа?
И она озорно подмигнула оруженосцу, молча шагавшему позади.
Наконец решили отправляться в дальнейший путь. И тут Адвиса Неверская неожиданно вызвалась сопровождать своих гостей. Причин к тому было несколько. Во-первых, из Этампа приехал ненадолго ее сын Генрих. Он намеревался пробыть в Невере около месяца на правах полноправного хозяина. Во-вторых, графиня мечтала повидаться со старшим сыном Гильомом, а заодно погостить у своего брата в Париже. В третьих, она попросту обезумела от любви к сыну графа Эда, хотя была уже далеко не молода. Но что такое возраст? Имеет ли он какое-нибудь значение, если в груди бушует тайфун страстей, глаза источают пламя любви, а губы жадно ищут поцелуев? Ко всему прочему, графиню сопровождал внушительный эскорт, а это, по ее словам, отнюдь не маловажное обстоятельство в дальнейшем путешествии.
Графство Корбейль, где могила его основателя, – вовсе не домен короля; чтобы попасть туда, надо пересечь сначала графство Гатинэ, дорога туда идет правым берегом Луары. После Гатинэ начинается полоса королевских владений, но на этих землях тоже неспокойно: бароны грызутся друг с другом, попутно нападая на странников и торговцев. Разбойничьи отряды бывают численностью до двух десятков человек. И графиня сказала, что ее эскорт будет не меньшим. Помимо этого, она напомнила, что была знакома с покойным Можером Нормандским, первым владетелем этого графства, которое ему подарил Роберт Набожный. Правда, ей не пришлось присутствовать на похоронах сына герцога Ричарда, но им без труда удастся найти его могилу: с мадам де Корбейль Адвису связывают дружеские отношения, и она, разумеется, проводит гостей к фамильной усыпальнице.
И в середине апреля маленький отряд, состоявший из двадцати пяти всадников, тронулся в путь.
Глава 9. Фамильный склеп графства Корбейль
Путешествие прошло без каких-либо приключений, если не считать нескольких разбойничьих отрядов, явно намеревавшихся произвести нападение. Но количество всадников внушало опасение, и отряды эти так же внезапно исчезали в лесах или скрывались за холмами, как и появлялись. Наконец в двадцатых числах апреля, проехав через Гатинэ и узкую полоску королевских владений восточнее Блуа, кавалькада попала на земли маленького графства Корбейль.
При Гуго Капете эта территория принадлежала графу Блуа, но один из вассалов короля построил здесь замок и при поддержке суверена сумел отстоять деревню Корбейль и угодья вокруг нее. Но вскоре он погиб, а жена умерла от болезни, и хозяйкой замка стала их дочь. Можер Нормандский, к тому времени овдовев, встретил ее как-то в Париже, куда она приезжала по случаю бракосочетания одного из своих родственников. У Луизы де Корбейль, надо сказать, было немало претендентов на ее руку и сердце. Можер знал об этом. Ее уже хотели было сосватать за некоего состоятельного барона, однако нормандец расстроил эти планы. Убедившись, что прелестная графиня испытывает к нему симпатию, он, недолго думая, пошел к королю. Роберт, горячо любивший своего троюродного брата и помнивший все его заслуги, немедленно дал согласие на брак, перечеркнув этим самым матримониальные планы барона. Тот пожелал биться с Можером, хотя и король, и друзья не советовали ему вызывать на поединок такого бойца. Их опасения оправдались. Можер ранил соперника, но из великодушия не стал его добивать. Тот, оправившись от раны, подослал к нормандцу наемных убийц и сам же их возглавил. Можер зарубил всех четверых, а барону напоследок снес голову с плеч.
Так он стал хозяином Корбейля, оставив замки Мортен и Бовэ, после смерти первой жены Изабеллы, взрослым уже сыновьям. Луиза де Корбейль родила ему сына и дочь, которая к этому времени была замужем за виконтом де Шавено. Ее брат Эрман был оруженосцем у графа Шампанского.
Каково же было удивление Луизы, когда она узнала, что стоящие перед ней два рыцаря – внуки ее покойного мужа. Однако ее поразило не то, что оба они огромного роста и обладают, несомненно, недюжинной физической силой. Ее сын и дочь, оба статные, роста выше среднего, тоже пошли в отца, в этом не оставалось сомнений. Но она прямо-таки всплеснула руками, узнав, что эти двое прибыли из Германии. Они поведали ей свою родословную, и она долго еще смотрела на них широко распахнутыми глазами. Она знала о любовных похождениях Можера при дворах короля Гуго и герцога Ричарда, не удивлялась его изменам, уже будучи за ним замужем, но пришла в изумление, узнав, что ее покойный супруг не обделял своим вниманием и соседнее королевство. Правда, тогда он был еще молод.
На кладбище, что близ церкви Сен-Бенуа, в день св. Георга было совсем немного народу: моросил дождь, временами налетал ветер. Средь могил, в самом центре захоронений высилась фамильная усыпальница графов Корбейль, где покоился вечным сном родоначальник династии – Можер Нормандский, сын герцога Ричарда Бесстрашного.
Перед входом все четверо – Луиза, Адвиса, Ноэль и Агнес – остановились, осенили себя крестным знамением, оглядели фасад гробницы. В длину она тянулась примерно на полтора десятка футов, была увенчана фронтоном[69] с глухим люнетом, в глубине которого виднелась скульптура, изображающая архангела Михаила, покровителя Нормандии. По всей длине фриза – гипсовые изображения голов животных, перемежающиеся с различными арабесками[70]. Между двух колонн по бокам, увенчанных остриями копий, под фризом, высотой в рост человека – три пилястры с каннелюрами[71]. Меж пилястр – глухие полукруглые арки, называемые еще ложными. Справа от последней арки, на расстоянии фута от угловой колонны – дверь, над ней тимпан[72] с гербом Нормандии – двумя леопардами в червленом поле. К этой двери и подошли все четверо, один за другим.
Едва вошли, тотчас встали в ряд, глядя на стену. На ней высечены в камне имена нормандских герцогов, начиная с Роллона. А в левом углу в свете факелов выступило его изваяние во весь рост, в полном боевом снаряжении: с мечом в правой руке, щитом в левой и боевым топором за поясом. Хрольф Пешеход[73] смотрел вперед, и глаза его, полные решимости и словно бы живые – такое подобие придал им неизвестный ваятель – горели силой воли и жаждой подвига. Казалось, покоритель Нормандии сейчас взмахнет мечом и, издав боевой клич, поведет своих воинов в битву. Мятущиеся блики от факелов перебегали по этой фигуре, освещая то меч, то грудь, то строгий анфас, и люди застыли на месте, словно загипнотизированные этим гипсовым человеком, который, даже будучи бездушной статуей, словно диктовал им свою волю. Не в силах противиться магнетизму взгляда своего предка, который следил за ними, куда бы они ни двинулись, Ноэль и Агнес схватились за мечи. Еще мгновение, и они взмахнули бы ими, готовые идти за своим вождем! Но не успели: Адвиса мягко опустила свои ладони на рукояти этих мечей, и те со стуком вернулись на место.
Луиза указала на люк, ведущий в склеп. Брат с сестрой без труда сдвинули крышку в сторону. Свет от факелов выхватил из мрака лестницу, ведущую в подземелье. Ноэль стал спускаться первым, за ним Агнес, следом – обе графини. И тут, осветив склеп, они увидели слева огромный саркофаг из мрамора. Он был один. Площадка справа от него пустовала. Вдоль стены лежали пустые его собратья, терпеливо поджидающие будущих погребений.
Саркофаг, который обступили присутствующие, представлял собой высокий, продолговатый каменный ящик с плоской крышкой. Обе стороны его украшала затейливая резьба. Все четыре угла были снабжены пилястрами, от одной до другой в длину – маленькие колонны, меж которыми помещались полукруглые ниши. Всё так, как и на фасаде гробницы, с той разницей, что ниши здесь были заполнены миниатюрными горельефами Христа и его апостолов.
Рассмотрев эти творения рук человеческих, все устремили взоры на крышку, вернее, на то место в изголовье, где явственно различалась надпись на языке франков. Под нею – золотой крест. Поднеся факел ближе, голосом, дрожащим от волнения, Ноэль прочел:
Здесь лежит Можер Нормандский, славный рыцарь, сын третьего герцога Нормандии Ричарда Бесстрашного, граф де Мортен, де Бовэ и первый граф де Корбейль. Мир праху его.
Он выпрямился. Взгляд упал на Агнес, стоящую напротив. Губы у нее дрожали, глаза блестели и были устремлены на эту надпись; ничего другого они не видели. Но крышка… Что под ней? Неужели?.. Но нет, там гроб. Оба знали, что тело лежит в деревянном или свинцовом гробу, который станет виден, если оттащить крышку в сторону.
Поймав их взгляды и без труда поняв их значение, графиня Корбейль молча кивнула, отходя на шаг и боязливо прижимая руки к груди. Адвиса приникла к ней с левого боку. Обе с волнением взирали на крышку, которая медленно, со скрежетом, точно противясь тому, что ее собираются потревожить, нехотя поползла к изножью. Потом брат с сестрой повернули ее, и она легла поперек, став, таким образом, перекладиной огромного креста.