И тут Агнес ахнула, едва не вскрикнув, а Ноэль поневоле отшатнулся: на крышке гроба, в ногах, лежал огромных размеров щит. Обычному человеку такого не поднять. Это было под силу только тому, кто лежал здесь, под этой двускатной крышкой. Надо думать, таким же тяжелым был и его меч. А посередине этой крышки, по всей ее длине тянулась зубчатая планка, изображавшая змею. По углам этого гроба стояли точеные бруски с полукруглыми навершиями и пазами, в которые вставлялись стенки: две боковые и две с торцов. Сооружение напоминало кровать: приделать ножки, стойки для балдахина – не отличить.
Агнес не сводила глаз с этой крышки. Воображение рисовало ей образ ее героического деда, которого давно – пятнадцать лет минуло с того дня – положили в этот гроб, а мысль подсказывала, что теперь там лишь его прах. Не думая об этом, она снова мысленно перенеслась во времена правления Гуго Капета и Роберта Набожного, и образ Можера вновь предстал перед ней таким, каким рисовали его те, кто видел его при жизни. Она давно уверилась в том, что лучше ее деда не было воина во всех королевствах. Она знала, каким он был храбрым, сильным и справедливым, как любил женщин и с каким восторгом брал в руки меч, идя на битву против сарацин или за то дело, которое он считал правым. Она знала обо всем этом и теперь, очутившись рядом с прахом своего идола, не могла оторвать взгляда от его гроба и кусала губы, чувствуя, как глаза застит пелена.
И тут в полной тишине Луиза повела свой страшный рассказ о том, как умирал этот человек и как его похоронили.
Это случилось во время второй битвы Генриха с братом Робертом за трон отца, умершего в 1031 году. Войска Генриха вместе с нормандцами уже одерживали победу и погнали неприятеля с поля боя, как вдруг Можер, возглавлявший небольшой отряд, напоролся на засаду из лучников. В их сторону тучей полетели стрелы. Пригнув голову к шее коня, нормандец бросился на врага, но так и не успел взмахнуть мечом: в него впились сразу три стрелы. Многие из его отряда тоже полегли, остальные быстро расправились с горсткой засадных воинов и вернулись к своему командиру, надеясь помочь ему. Они нашли его на опушке леса. Сидя в седле, он обнимал руками дерево и глядел в небеса, а из-под разодранных доспехов текла кровь на седло. Его конь, повернув голову, смотрел одним глазом. Потом пал на передние ноги, давая возможность хозяину сойти на землю. Но Можер, бледнее все больше, печально улыбнулся ему и остался в седле. Попробовал выдернуть хотя бы одну из стрел и не смог: сил вдруг не стало, да и засело острие глубоко, прямо под сердцем. Вторая стрела торчала в животе, третья – под ключицей. Надо думать, пожалел Можер в то мгновение, что не надел кольчугу: солнце палило нещадно, ветры где-то заснули; пот лил градом с воина, кожаные доспехи – и те впору снять. Вот и поплатился, понадеявшись на удачу, сопутствовавшую ему всегда. Сидел теперь, без кровинки в лице, мелко дрожа, и глядел недоуменно на три оперения, торчавших из его тела. И уже поплыло все перед глазами, и с седла сползать начал, но тут подоспели его ратники, сняли вождя с коня, бережно уложили на телегу и повезли в лагерь. Невыразимые страдания испытывал раненый: стрелы качались в его теле, царапая остриями внутренности. Увидев это, воин, что сидел с ним рядом, сломал все три стрелы и выбросил оперения. Можер скосил на него глаза и поблагодарил, прикрыв их. Потом повел зрачками в другую сторону и снова смежил веки, с теплотой подумав о верном друге: конь шел рядом, опустив голову, и в углах его больших глаз стояли слезы.
В палатке к раненому кинулся лекарь и ужаснулся, застыв на месте. Потом услышал, склонившись, как нормандец просит его вытащить острия. Врач изменился в лице, замахал руками: нельзя, немедленная смерть! Так и повезли Можера в замок, с этими тремя обломанными стрелами в теле. Жена, увидев, дико вскричала, бросилась к мужу и вдруг остановилась; взгляд застыл на его лице. Заострившийся нос – верный признак скорой смерти! Глаза метнулись, впились в лекаря. Тот, без слов поняв немой вопрос, кивнул и опустил голову. Потом, повинуясь просьбе раненого, сказал ему всю правду. Можер поманил рукой жену. Та склонилась и выслушала его последнюю волю. Он попросил похоронить его здесь, не в Руане, там и без него хватает мертвецов. От него пойдет новый род, потянется длинная цепь потомков, а потому тело его должно быть погребено в этой земле. Его саркофаг будет первым в фамильном склепе.
Перед смертью его причастили и соборовали, дали в руки распятие. Он отбросил его, попросил дать меч и смотрел на него со слезами в глазах, пока они у него не закрылись.
Услышав это, Агнес сомкнула веки. Глаза уже ничего не видели. Бледная, казалось, бездыханная, она была похожа в эту минуту на статую, что стоит наверху с мечом в руке. На скулах ее замерли желваки; сжались губы, схожие с двумя тонкими нитями.
– Люди любили Можера, – добавила Луиза, держа платок у лица. – Они боготворили его, слагали о нем легенды, даже пели песни…
Агнес подняла голову. Глаза были полны слез. И тут она не выдержала: слезы эти прорвались, хлынули ручьем. Они струились по ее лицу и падали на щит, лежавший в ногах у рыцаря ее грез, которого она возвела в статус божества. Она смотрела на этот щит и гладила его ладонью. В эти короткие мгновения воображение рисовало ей битву, в которой ее кумир держит левой рукой этот щит, прикрывая им тело. Она приподняла его и снова опустила на место, замерев над ним, не отрывая от него глаз.
Выждав некоторое время, Луиза де Корбейль снова заговорила. То был конец ее рассказа; его венчал последний путь супруга.
Тело покойного омыли вином с пряностями, окурили ладаном и миррой, облачили в богато вышитый погребальный покров черного цвета с серебряным шитьем. Под покровом этим – доспехи, а на голове – шлем. Такова была воля графа. Вслед за этим тело выставили во дворе замка на роскошно убранном катафалке. Потом его положили на носилки и отнесли в храм. Там тело поместили в гроб, по бокам поставили свечи с кропильницей, и епископ с хором священнослужителей отслужил заупокойную мессу во спасение души доброго графа. Из церкви гроб понесли к месту погребения в сопровождении длинной процессии родственников, друзей и духовенства. И впереди этой процессии – король Генрих вместе со вдовой и детьми.
Спустившись в склеп, поставили гроб на землю. Помня волю покойного, с левого боку у него положили меч, в последний раз простились и водворили крышку. Потом опустили гроб на дно саркофага. Подняли щит и поместили его в ногах усопшего, как он просил. Шестеро воинов подняли другую крышку и положили ее сверху. Тяжко вздохнув, отошли.
Все было кончено.
Саркофаг надежно скрыл от мира свою добычу.
Отныне о том, кто лежал здесь, остались только воспоминания да надпись.
Рассказ окончился, и присутствующие дружно перекрестились, прочитав начальные слова поминальной молитвы. Потом, зайдя в церковь, поставили свечи и помолились за упокоение души усопшего.
Когда вернулись в замок и уселись у очага, Луиза заговорила о своих детях. Потом поведала, что в 996 году, после скоропостижной кончины Изабеллы де Бовэ, герцог Ричард пожаловал вдовому Можеру графство Мортен на юго-западе Нормандии, по соседству с Бретанью. Герцог не без оснований опасался беспокойного соседа, тот не раз нападал на его территорию. Замок Мортен был настоящей крепостью; на запад от него, почти до залива – башни вассалов. Так Ричард поставил надежный заслон на границе, отправив туда много воинов, дав им замки, земли, жен.
Какое-то время Можер жил там, потом, когда его сыну Вильгельму Варлонгу исполнилось 18 лет, он оставил его вместо себя и уехал в Париж к своему брату королю Роберту. Пройдет много лет, и Варлонг будет лишен своих владений и изгнан из Нормандии за участие в заговоре против Вильгельма Завоевателя. Новым хозяином Мортена станет Роберт, близкий соратник герцога.
Кроме всего прочего Луиза прибавила, что сестра Можера Эмма была замужем за двумя английскими королями – Этельредом II и Кнутом I. В первом браке она родила двоих сыновей; один из них – Эдуард Исповедник – ныне король Англии. Он племянник покойного нормандца. Дети Можера, таким образом, приходятся двоюродными братьями английскому монарху. А Эмма Нормандская – королева-мать. Ей шестьдесят пять лет. Остальные племянники и племянницы родоначальника графов Корбейль – дети его брата Ричарда, четвертого герцога Нормандии. Среди них нынешний архиепископ Руана, тоже Можер. Кстати, покойный нормандец приходился дядей Роберту Дьяволу, шестому герцогу Нормандии, сын которого Вильгельм (Завоеватель) – внучатый племянник Можера.
Такую вот родословную представила гостям Луиза де Корбейль, из чего выяснилось, что Ноэль и Агнес являются родственниками нынешнего герцога Нормандии и английского короля Эдуарда. Что касается короля Франции Генриха, то и тут прослеживалась линия родства, если припомнить родословную жены Гуго Капета. Однако линия эта за давностью лет уже столь неразличима, что о ней и говорить не приходится.
Ноэль вспомнил о коне своего деда. Благородное животное, верный друг! Что с ним сталось после смерти хозяина, кому он достался?
– Сырой земле, – грустно молвила Луиза. – Сперва он стоял у гроба на площади, никого не подпуская к себе, потом ждал у церкви, когда кончится отпевание. И пошел за шествием до самой гробницы. Установив саркофаг, мы вышли оттуда. Конь посмотрел на нас печальными глазами, отвернулся и побрел куда-то. О нем вскоре забыли. Но вспомнили на другой же день. Стаи ворон кружились над усыпальницей, то падая вниз, то взмывая кверху. Такого никто не помнил. Недоумевая, люди пошли туда и увидели…
– Он умер?! – вскричал Ноэль, хватая Луизу за руку. – И вороны терзали его труп?..
– Он околел той же ночью у дверей гробницы, через которые несли гроб с телом его хозяина, – сказала графиня. Потом прибавила, утирая платком слезы: – Кто бы мог подумать, что бывает такая преданность…
– И что же? Что с ним сделали?..