– Побереги силы, норманн! – крикнул он, отступая на шаг и опуская меч. – Ведь ты, сдается мне, спишь с моей сестрой, которая не отказывает никому, особенно с такой рожей, как у тебя. Что ты будешь делать с ней, когда выдохнешься? Я посмеюсь вволю, увидев, как она дает тебе хорошего пинка.
Сжимая рукоять меча, Агнес сделала шаг вперед.
– Закрой свой рот, чтобы в него не залетела муха! Не слова из него вылетают, мусор.
– Заткнись, немец! – вскипел герцог. – Брат короля приказывает тебе!
– Никто не смеет быть волен над норманном – ни король, ни папа, ни сам Господь Бог! Ты, считающий себя потомком Капета, – тем более!
Герцог ринулся в атаку. Он передохнул. Теперь – последний удар, после которого этот Антей умолкнет навеки. Но… удар был отбит!.. Герцог опешил. Он повторил маневр, однако результат оказался таким же. Он вконец растерялся. И его обуял панический ужас, когда он увидел, что противник пошел в наступление. Щит герцога дал трещину, потом развалился пополам, рука с трудом держала рукоять меча, он все слабее отражал удары, которые – и это повергало его в смятение и страх – становились все решительнее и сильнее.
Решающая минута приближалась, Роберт Бургундский понял это. Он уже не мог противостоять граду ударов, сыпавшихся на него, и предпринял шаг, который должен был положить конец поединку. Он встал против солнца, словно бы демонстрируя полное к нему пренебрежение. Агнес удивилась: чего ради? Отчего он дает ей такое преимущество? Что кроется за всем этим? Почему он не сходит с места, и стоит ли ей сейчас, в это мгновение, наносить удар…
Она не успела додумать до конца: яркий луч, откуда ни возьмись, ударил ее по глазам и ослепил. Она зажмурилась на миг, но его хватило герцогу, чтобы нанести прямой удар в грудь.
Зрители ахнули и вмиг смолкли, пораженные. На груди Агнес быстро растекалось алое пятно. Она качнулась. Все поплыло перед глазами. Тотчас между бойцами вырос человек с палкой в руке, давая знак к окончанию поединка. К Агнес подбежали оруженосцы короля, приняли у нее щит, меч, взяли ее под руки и повели во дворец. За ними пошли все, исключая герцога Роберта и его свиту. Брат короля отправился отдыхать в тени деревьев. По правилам, только через два часа, восстановив силы, он мог принять участие в новом поединке.
Агнес уложили на кровать. Она не дала себя раздеть, потребовав, чтобы все вышли, за исключением лекаря и брата. Когда это было исполнено, врач, склонившись над раненой, стал расстегивать кафтан у нее на груди.
– Пресвятая Дева! – вдруг отпрянул он и произнес, в растерянности глядя на Ноэля: – Да ведь это женщина…
– Что ж из того? – невозмутимо ответил Ноэль. – Можно подумать, ты увидел Лернейскую гидру. Возьми себя в руки и делай свое дело.
– Конечно, конечно, – пробормотал лекарь и приступил к врачеванию.
Агнес была в сознании. Брата мучил вопрос, и он спросил, как это могло случиться, ведь до победы оставалось совсем немного.
– Сама не знаю, – тихо ответила Агнес, бледная, теряя кровь, которую никак не удавалось остановить. – Луч света ослепил… внезапная вспышка неведомо откуда…
– Какая вспышка? Что за свет? – попытался расспросить Ноэль, но ответа не получил. Глаза раненой закрылись, она впала в беспамятство.
Ноэль принес бальзам и вручил лекарю, объяснив его лечебные свойства. Потом попросил сказать, сколь опасна рана и что угрожает Агнес. Врач выразил надежду на скорое выздоровление, несмотря на то, что лезвие проникло в тело достаточно глубоко. Придется повозиться с мышцами груди, которые сильно пострадали, но и в известной степени помогли, приостановив ход клинка. Будь это мужчина, все оказалось бы гораздо сложнее, так как лезвие могло повредить лопатку и легкое. Счастье этой женщины, что острие вонзилось ей под правую грудь и прошло меж ребер, только поцарапав их.
– Приложу все усилия, – сказал напоследок врач, – и, думаю, верну вам вашу даму самое большое через десять дней. А спустя месяц она уже сможет махать мечом, хотя, честно признаюсь, это нежелательно. Но вот принесли теплую воду и бинты. Оставьте нас одних, мне нужно промыть рану.
Ноэль направился к двери.
– Постойте, – остановил его лекарь и, подойдя, спросил: – Я должен сохранить тайну? Ведь если узнают, что это женщина… Не избежать насмешек ее противнику.
– Ей тоже это грозит? – кивнул брат в сторону кровати.
– Что вы, совсем наоборот! О ней станут говорить, воины будут ставить ее в пример…
– Тогда поступайте, как сочтете нужным. Что до противника, то я постараюсь избавить его от стыда за содеянное.
И Ноэль покинул комнату…
Герцог уже ждал его, стоя на том же месте в окружении своих воинов. Легкая усмешка заиграла на его губах, когда он увидел второго своего соперника, направляющегося к месту схватки в сопровождении… Кто бы мог подумать, что с ним рядом шли Адвиса и Констанция, в одночасье превратившиеся из эриний в харит[79]. Они с тревогой глядели на него, обменивались понимающими взглядами и жали друг другу руки. Мир был восстановлен. Смертельная опасность нависла над объектом их страсти, все поблекло перед этим, отступив в тень, в прошлое.
Ноэль остановился. Площадку для боя частично обнесли барьером. Это давало возможность зрителям подойти ближе. Они стояли, как и в прошлый раз, каждый на своем месте и с волнением ждали начала поединка.
Подошел Арни.
– Сеньор, если вас убьют, я домой не вернусь. Что скажу я графу? Зачем он отправил меня с вами? Затем, чтобы я позволил какому-то франку убить вас?
– Постарайся не огорчаться этим, мой верный друг, ведь все в этом мире в руках божьих, как говорят монахи.
– Нет, сеньор, все в наших руках. Попытаемся избавить вашего отца от горя, а мать от слез, и пусть меня повесят, если не выйдет по-моему.
Сказав так, Арни повернулся и исчез в толпе зрителей.
Ноэль вышел на импровизированную арену. Зрители дружно зааплодировали ему. Недоумевая, он оглядел их ряды. Лица людей полны благожелательности, на них приветливые улыбки. Руки, поднятые вверх и сжатые в кулаки, призывают к стойкости духа, выражают уверенность в победе. Ноэль поклонился направо и налево. Ответом на это послужил новый взрыв оваций.
Герцог Роберт нахмурился, закусил губу. Кто бы мог подумать, что, едва появившись при дворе, этот германец завоюет такие симпатии. Не иначе как тут колдовство. И невдомек ему было, что такая приязнь к иноземцу вызвана не чем иным, как ненавистью к тому, против которого этот германец должен был выступить с оружием в руках.
Ноэль подошел к королю, склонил голову. Король объявил, что условия прежние и указал на меч, один из двух. Рядом – два щита, их держат оруженосцы. Ноэль взял свой меч, подошел к щиту герцога, ткнул в центр острием и рассек воздух слева направо, оставив на щите царапину.
Зрители ахнули и замерли, разинув рты. Король вскочил с места. Жест, который сделал рыцарь, был хорошо известен всем. Он почти не практиковался, его боялись; увидев его, хватались за сердце.
И в наступившей вмиг тишине король громко сказал:
– Рыцарь граф Ноэль фон Готенштайн желает биться насмерть!
Герцог Роберт растянул губы в улыбке. Это отвечало и его интересам. Король бессилен что-то изменить: оба противника жаждали одного и того же, к тому же следующий поединок допускал это. Герцог повторил жест, прочертив полосу на щите Ноэля, потом повернулся к нему:
– Молился ли ты, рыцарь, о спасении души? Не боишься ли сойти в мир иной нераскаявшимся грешником? У тебя еще есть время, духовник рядом. Отпусти, святой отец, грехи этому христианину, чтобы душа его чистой отлетела на небо, – обратился он к священнику.
Тот подошел с распятием в руке, стал бубнить. Ноэль махнул рукой, так посмотрев на святого отца, что тот мгновенно умолк на полуслове.
– Сначала чистилище, а там Бог рассудит, куда поместить мою душу, – ответил сын графа Эда герцогу Роберту.
– Что ж, не обессудь потом, когда будет поздно, – еще больше растянул губы в улыбке герцог, и оба бойца, взяв оружие, приготовились к бою.
Едва они обменялись несколькими ударами, герцог понял, что недооценивал противника. Меч держала сильная и уверенная рука, не допускавшая ошибок, вызывавшая к себе уважение, смешанное со страхом. Этот боец не новичок в ратном деле, с ним так просто не сладить, меч в его руке разит подобно молнии Зевса, а сам он, закрытый щитом, как под эгидой небесной. Стоит несокрушимо, как скала, не достать ни с какого боку. Вот почему он решил биться насмерть: в его руке орудие правосудия, сам Бог направляет его удары, давая руке все новые и новые силы.
Ноэль не чувствовал усталости. Он знал, что правда на его стороне, значит, провидение не отвернется от него. Шаг за шагом наступая, он верил в свою силу и торжество справедливости, не давая при этом воли гневу – плохому советчику в такого рода делах. Он хорошо видел приемы, которыми владеет враг, и мастерски уклонялся от ударов; впрочем, ему ничего не стоило отбить их мечом или встретить, подставив щит. Он помнил о коронных трюках, которые продемонстрировал совсем недавно монах Глабер. Именно во время защиты противника Роберт применял свои излюбленные удары. И время для них наступило, ибо он стал уставать, меч его все чаще рубил воздух, а щит в руке начал ходить ходуном. Он произвел свой обманный трюк, но Ноэль отбил его с такой силой, что герцог упал, выронив меч. Ноэль замахнулся для последнего удара. Зрители, не сводя глаз, дружно вздохнули и замерли…
Но рыцарь отступил, позволив противнику подняться и вновь взять в руки меч. На герцога жалко было смотреть: оружие дрожало в его руке, глаза широко раскрылись от страха, на висках бешено пульсировали голубые жилки. И главное – его надменная улыбка; от нее не осталось и следа, вместо этого губы сжались в одну ровную линию. Это был признак смертельной опасности, которого у него никогда не видели.
Он вновь бросился в нападение, но получил в ответ такой силы удар, что, если бы не щит, меч развалил бы его надвое, как дубовую колоду. Он мог бы увернуться, но не сумел. Ему показалось, будто Геракл взмахнул над ним своей дубиной, и от этого нельзя было уйти, как ни пытайся. От удара собственный щит чуть не вышиб ему мозги, и он еле устоял на ногах. А противник наступал, его натиск повергал в трепет, и герцог подумал, что никогда еще ему не приходилось меряться силами с таким врагом, посланным самим небом. Он чувствовал, что скоро конец, ему не удержаться: он был уже весь в крови, она струилась из ран на плече, ногах, груди, из рассеченной щеки. И он стал отходить в сторону, становясь против солнца…