Их проводили, отвели им комнаты.
– Что скажете? – обратился Генрих к присутствующим, когда гости вышли. – Говори ты, Эд. Согласен ли, что нужно помочь Вильгельму?
– Иного и не мыслю, брат! Упустит герцог власть – и Нормандия окажется в руках баронов. Сомневаюсь, что они откликнутся на призыв французского короля, коли тот станет просить их о помощи. Не говоря уже о том, что вместо союзника и верного вассала ты можешь приобрести могущественного врага. Мы просто обязаны выступить в этот поход, Генрих!
– Согласен с Эдом, – поддержал брата короля граф Луи де Клермон, – а потому, полагаю, медлить нельзя, пока мятежные бароны не стали разорять земли Нормандии, ее церкви и монастыри. Добавлю, что это поможет королю Франции упрочить свое покровительство над одним из государей.
– Что скажет духовенство? – обратился герцог к Ранульфу.
– Ты король! – ответил викарий. – Властвуй над своими помыслами и знай, кого принять, а кого прогнать. Разум – владыка страстей, как говорит Иоанн Златоуст.
– И разум подсказывает мне идти в Нормандию! На днях соберем Королевский совет. Завтра пошлю гонца в Санлис к епископу Фролану – верному моему помощнику. Потом – к вассалам.
– Коли позволишь, король, и мы пойдем с тобой, – подал голос сын графа Эда. – Долг обязывает нас обоих протянуть руку помощи нашему троюродному брату.
– Славно, Ноэль! – пожал ему руку Генрих. – Признаться, иного я и не ожидал. Но Агнес! Ты же знаешь, сколь серьезно ее ранение. Тебе придется отправиться без нее.
– Мы выезжаем не завтра. Как минимум, на сборы уйдет десять дней. Уверен, за это время Агнес встанет на ноги.
– Встанет, но отправится не на бал! – возразил Генрих. – Ей придется махать мечом. Об этом ты подумал?
– Ей уже гораздо лучше, она свободно двигает рукой. Врач сказал, через несколько дней от раны останется лишь рубец на теле да воспоминание.
– А биться она сможет, об этом он сказал? Не на прогулку едем, Ноэль, будет жаркий бой.
– Знаю, король, но знаешь и ты: удержать ее будет невозможно. А запрем – станем ее заклятыми врагами, сначала я, потом ты. Пойми, в ней кипит кровь норманнов, она воин! Ее ли вина, что она родилась женщиной? В опасности ее брат! Найдется ли на свете сила, способная удержать ее в этих стенах? Да она разобьет все твои двери и задушит любого, кто попытается помешать ей!
– Но рука! Как станет она ею рубить врага?
– У нее есть еще левая, а в правую она возьмет щит.
– Вот так баба! – протянул с насмешкой Эд и расхохотался. – Серьезная перспектива в семейной жизни. Но черт меня возьми, если я не желаю от всей души, чтобы она поскорее выздоровела и отправилась с нами в поход! Ты прав, Ноэль, ей не усидеть в стенах дворца. Но мы не дадим врагу обидеть ее, потому что всегда будем рядом, ты и я.
– Послушаем вначале, что скажет врач, – ответил на это король. – В этом деле судить ему.
Лекарь, надо сказать, старался изо всех сил. Разумеется, он всего лишь выполнял свою работу, но над ним довлело приказание короля. Сиделка не отходила от Агнес, сам врач по нескольку раз в день навещал ее, и их старания увенчались успехом.
Спустя неделю после этой беседы, дочь аббатисы в сопровождении Аделаиды, Эда и Ноэля появилась у входа в Большую галерею. На ней была расшитая серебряными нитями туника из зеленого шелка, голову украшал капор. Ее шумно приветствовали, обступив со всех сторон. Мужчины не сводили с нее глаз, женщины восхищались нарядом и статью новоявленной царицы амазонок.
– Агнес, ты восхитительна! – шептала ей на ухо подруга. – Все эти сиры, что вокруг, буквально пожирают тебя глазами.
– Кто они? Отчего их так много?
– Вассалы короля. Каждый с войском. Франки идут в Нормандию добывать престол герцогу Вильгельму.
– Скорее бы, Адель. Мои руки соскучились по рукояти меча.
– О чем ты думаешь, глупая! Рана едва затянулась. Нет, ты и впрямь без ума. Тебе бы сидеть над колыбелью с шитьем в руках, а ты – за меч!
– Адель, милая, я не могу иначе. Разве тебе это надо объяснять?.. Но смотри, Роберт Бургундский идет сюда. Любопытно, что он скажет? Знаешь, он мне порядком надоел за эти дни.
– По-моему, он просто влюблен в тебя.
– Он?! Ты с ума сошла!..
В это время подошел герцог – в глазах обожание, на губах улыбка. Таким его никогда не видели. Но то, что произошло дальше, заставило всех в буквальном смысле окаменеть с раскрытыми ртами: герцог припал на одно колено и, склонившись, поцеловал руку Агнес. Воцарилась тишина. Лица людей выражали изумление. Невероятно! Сам герцог Бургундский! Не будь они свидетелями, присутствующие рассмеялись бы в лицо тому, кто это сказал.
Один из них шепнул соседу:
– Глядя на эту нереиду[82], не скажешь, что она лихо рубит мечом и едва не отдала Богу душу.
– А рядом, гляди – ее тритон[83], – так же тихо прозвучал ответ.
Остальные молчали, все во власти огромного любопытства. Ведь эти двое недавно бились на мечах! Тишину нарушила Агнес:
– Право, я тронута, герцог, хотя и несколько раздосадована.
– Чем же это?
– Ты напомнил мне то, о чем я стараюсь забыть. Но скоро поход, и ты поймешь, что кольчуга, латы и копье мне больше к лицу.
– Крест Господний! Так ты собираешься воевать?
– А ты? Твой брат идет на войну. Разве ты не поддержишь его, не пойдешь вместе с ним? Или хочешь заставить меня подумать о тебе хуже, чем ты есть на самом деле?
Герцог получил удар, от которого долго потом не мог оправиться. Он не собирался воевать. Мало того, втайне надеялся, что Генрих сложит голову в этом походе. И вот на него нацелены глаза, которые он обожествлял, глаза женщины его тайных грез. И она, эта Аврора, снова бросила ему вызов! Сердце его дрогнуло, в голове все перемешалось. Рушились его планы, где он клялся душу продать дьяволу, только бы завладеть этой женщиной, приручить ее, сделать послушной себе. В итоге она приручила его, заставляя делать то, чего он вовсе не хотел. Воля его куда-то улетучилась; он смотрел на Агнес и не мог, не имел права отвести взгляд в сторону. Прекрасно сознавая, какой ответ поднимет его давно упавший престиж, он промолвил:
– Я никогда не заставлю тебя подумать так, царица женщин. Перед лицом опасности, грозящей моему брату, я готов забыть наши распри и выступить с ним в бой на общего врага.
И тут герцог услышал рукоплескания. Удивлению его не было границ. Он оглянулся по сторонам: знаки одобрения предназначались ему. Впервые в жизни он видел это и чувствовал, как краска смущения и одновременно ликования заливает ему щеки. Взгляд его, устремленный на Агнес, выражал признательность. Ведь это ей он обязан таким вниманием к своей особе, о котором никогда не мечтал. Она заставляла его делать то, на что он сам никогда бы не решился. И он подумал: что за посланница явилась с небес и сделала из него другого человека? Мотнув головой, он отбросил было эту мысль, но она снова вернулась к нему: неужели и вправду? Как же это могло случиться?
Генрих прервал его размышления, подойдя и сделав комплимент Агнес. Вильгельм, расхрабрившись, поцеловал в щеку свою троюродную сестру. Герцог Бургундский, кусая губы, завидовал ему.
Узнав о решении брата, король на миг потерял дар речи. Потом, увидев победную улыбку на губах у Агнес, все понял. Оставшись наедине с ней, сказал:
– Что ты сделала с Робертом? Его никто не узнает. Моего брата точно подменили. И кто же? Гостья из Германии – подданная императора и сестра герцога Нормандии! Поистине, это похлеще любого из чудес, которыми кормит паству духовенство. Завидую твоему будущему мужу и вашим детям. Но почему, скажи, ты все еще не замужем, ведь уже не молода? Не было бы поздно.
– А ты, государь? Еще не стар, но уже не молод, а ни жены, ни детей. Не видишь достойную короля франков особу или всё выбираешь? Гляди, затянется выбор, подрастут невесты, и останешься ни с чем.
– Мысль эта давно меня беспокоит, и ношу я в голове некий дерзкий план. Никому пока не говорил, тебе скажу. У киевского князя Ярослава, что правит Русью, есть три дочери: две замужем за королями норвежским и венгерским, а третья на выданье, Анной зовут. Ее и хочу сосватать. В ближайшее время отправлю посольство на Русь.
– Даст бог, сбудется, о чем мечтаешь, король. Счастья тебе с молодой женой!
Глава 15. Битва в долине Дюн
Войско было наготове, и Генрих собрался выступить в поход, как вдруг прибыл гонец из Фландрии от Бодуэна V, его зятя. Король усадил гонца и развернул пергамент. Граф Фландрский просил французского монарха помочь ему в борьбе против императора.
Генрих задумался. Он знал, в чем там дело. Герцог Нижней Лотарингии Готфрид I восстал против власти германского короля, заключив союз с графом Голландии Тьерри. Узнав об этом, к ним тотчас присоединился Бодуэн Фландрский, рассчитывая покорить некоторые города и территорию между Шельдой и Дандром, южнее Гента. Удивительное дело, но Тьерри не стал возражать, хотя совсем недавно Бодуэн отнял у него Зеландию. Началась война, и немцы были изгнаны из Лотарингии и Фрисландии. Вскоре, недовольные германским владычеством, заволновались бургунды и саксонцы. Генрих Черный выступил в поход, но тут ему сообщили, что не исключена возможность помощи мятежникам со стороны французского короля, ведь жена Бодуэна Аделаида – его родная сестра. Впрочем, на другой день пришло новое известие: Генрих Французский выступил с войском в Нормандию на помощь герцогу Вильгельму. Однако никто не знает, что он намерен предпринять, вернувшись из этого похода.
Генрих свернул пергамент, попросил гонца подождать в приемной. Тот удивился: так скоро? И король не соберет совет? Значит, решит все сам? Выходит, ему, посланцу, надо тотчас ехать обратно? Обидно: а он мечтал отдохнуть день-другой.
Генрих и в самом деле не собирался ни с кем советоваться. Сел в кресло, вытянув ноги к огню, и, сложив руки на груди, погрузился в размышления. Граф Фландрии – его могущественный вассал, он имел большую власть и был едва ли не суверенным государем. Помочь ему Генрих считал своей обязанностью еще и потому, что об этом просила его сестра: послание имело приписку внизу, где она взывала к его родственным чувствам. Ее муж не взывал, но письмо дышало надеждой на содействие сюзерена своему вассалу. С одной стороны, Генрих должен был откликнуться на этот зов. Но с другой стороны, он не мог отказать Вильгельму. Нормандия – мощный вассал и союзник, потерять его, отдав власть в руки баронов, – чистейшее безумие. Но есть и еще один довод. Помочь Фландрии – значило стать в оппозицию германскому правителю. Кроме того, сделаться его врагом – значило еще и обострить отношения со святым престолом. Стоило ли лишаться таких двух сильных козырей из-за того, что его зятю вздумалось стать на сторону мятежников и раздвинуть границы своей территории? Ни в коем случае! Такой глупости ему не простят. Шаг этот поставит королевство на край пропасти. Беззащитное, не имея союзников, лишенное благоволения Рима, оно станет желанной добычей для любого, кто захочет прибрать его к рукам.