И Генрих принял решение. Однако подумал, что в этом деле нельзя рубить сгоряча, необходимо проявить гибкость. «Тот не правитель, кто не умеет изворачиваться» – вспомнил он высказывание одного из полководцев древности. Значит, надо было обнадежить зятя, пообещав ему поддержку, но только после того, как закончится поход в Нормандию. Пройдет немалое время. Как знать, не изменится ли что-нибудь за этот срок?
Вошел Эд. Генрих ему все рассказал. Потом поинтересовался его мнением. Оно придало бы лишней уверенности в правоте его решения, а в том, что брат одобрит его, Генрих не сомневался. И не ошибся.
– Войска готовы к маршу. Вильгельм ждет, – сказал Эд. – Потерять такого друга равносильно преступлению. Нормандия – наш ферзь, Фландрия – слон на шахматной доске. Что дороже, надо ли объяснять? Мы подадим руку помощи Вильгельму, Генрих. Настанет время, и он протянет свою руку нам.
С тем гонец и уехал. Через день Генрих Французский выступил в поход с огромным войском, собранным за короткое время вассалами короны – епископами Вандомским, Шартрским, Ланским, Реймским и другими. Остальные воины – графов Шалона, Мо, Санлиса, Лангра, Этампа. Король во главе своих рыцарей выехал из Парижа через ворота Сен-Мартен и повернул влево к войскам, ожидавшим его на излучине Сены. Собравшись на равнине близ одной из деревень, покачивая пиками с вымпелами, на которых были вышиты золотые кораблики (герб Парижа), армия двинулась к Монфору. Рядом с Генрихом – его братья, герцоги, графы, епископы и Ноэль с сестрой. Агнес полна сил, рана ее больше не беспокоила. Воины, поглядывая на двух великанов, о которых кое-что уже слышали, негромко переговаривались между собой, вспоминая мифологию:
– Рыцарь – тот, что словно гора на коне, – настоящий Атлант.
– А та, что рядом с ним, выходит, Меропа?[84]
– Разве она похожа на его дочь? Скорее, на сестру.
– Или жену.
– А, тогда это Плеона[85].
– Чушь! Где удалось ему отыскать этакую громадину, как и он сам? Скорее, оба они из одного чрева.
– Так я и думал, что это брат с сестрой.
Но вот позади остался Монфор, за ним, после переправы через Эр, – Вернель. Вильгельм тем временем, давно уже покинувший Париж, выехал из Руана с преданными войсками и взял курс на юг. Здесь, близ городка Легль двум армиям надлежало встретиться и идти дальше на запад, туда, где очаг мятежа.
Восставшие под предводительством виконта Котантена Нигеля, виконта Байе Ранульфа и одного из главных зачинщиков мятежа Ральфа Тессона встретили войско короля в долине Валь-эс-Дюн, после того, как переправились через Орн.
Обе армии остановились, одна напротив другой. Франки опустили пики, выдернули из ножен мечи. Нормандцы, казалось, пребывали в нерешительности, их явно смутил вид огромного войска, численностью превышающего их силы в два раза, если не больше.
– Будь я проклят! Щенок привел с собой франков, не иначе! – воскликнул Ральф Тессон, оглядывая длинную линию всадников с копьями наперевес. Потом добавил, но тихо, неслышно для окружающих: – Похоже, моя шкура здорово пострадает в этой свалке, да так, что потом не отыскать швею, способную залатать эти дыры.
– Пустяки! Добрая половина этих лодочников[86] поляжет под нашими стрелами, другая – под лезвиями мечей! – отозвался Нил де Сент-Совер, давая знак лучникам.
И тучи стрел взмыли в небо, будто мириады молний и трезубцев, что посылал Зевс на Атланта, а вслед за ним Аполлон[87]. Со стороны войск Вильгельма на противника низринулся такой же дождь стрел. Их было столько, что потемнело небо. Казалось, огромная туча нависла над полем, и из нее летят на мятежников, как на аргонавтов, перья стимфалид[88], на лету обращавшиеся в смертоносные клинки.
Каждая битва начиналась с такого обстрела. Он приносил порой неплохие результаты. На этот раз, правда, дело обстояло иначе: и с той и с другой стороны урон оказался незначительным. Однако то, что последовало за этим, вызвало крайнее замешательство в рядах мятежников и бурю восторга у Вильгельма и его окружения. Ральф Тессон неожиданно помчался через поле и, подъехав к герцогу, отсалютовал рукой в перчатке.
– Сеньор, я никогда не питал к тебе злобы и не вижу причин обнажать против тебя мой меч. Мне все равно, кем был твой дед, но ты сын Роберта Дьявола, и я готов служить тебе, невзирая на то, что тебя считают бастардом. Власть должна быть законной, и я объявляю себя твоим вассалом.
С этими словами Ральф вложил свои ладони в руки Вильгельма, сказав коротко:
– Клянусь оберегать и защищать тебя.
Герцог с бесстрастным лицом ответил ему на это:
– Принимаю тебя как вассала с соблюдением верности Богу и мне. Однако готов освободить тебя от битвы. Там, за твоей спиной, твои бывшие друзья. Было бы подло обнажить меч против того, с кем еще недавно сидел за одним костром.
– О том же и я хотел просить тебя, герцог.
– Будь же свободен, Тессон.
Ральф взмахнул рукой и помчался влево. Увидев его знак, за ним устремились воины, которых он привел с собой – целая сотня.
– Будь проклят этот хитрый лис! – вскричал виконт де Сент-Совер. – Он предал наше дело, хотя сам же его и начал. Если мы победим, клянусь святым Михаилом, я отрублю ему голову!
– Но для этого надо сохранить на плечах свою, – ответил Гримоальд дю Плесси.
– В бой, рыцари! Бессин! Котантен! – вскрикнул Ранульф из Байо и взмахнул мечом.
С противоположного конца долины донеслось:
– Нормандия! Монжуа! Сен-Дени!
Оба войска бросились друг на друга, и началась битва.
Сколько она продолжалась – никто не скажет, много ли полегло воинов с обеих сторон – считано ли кем? Только не одна сотня красных ручейков побежала по долине, устремляясь в низину, к Орну. И долго не иссякали те ручьи, питаясь из разрубленных и иссеченных тел, и много дней подряд слетались вороны на это место, нещадно терзая чьи-то руки, ноги, копаясь клювами во вспоротых животах, вырывая у трупов глаза, обдирая с костей мясо.
Вильгельм дрался отчаянно, но без криков, без эмоций. Его оруженосец, отражая удары щитом, держал подле него знамя Нормандии, – алое полотнище с золотыми львами, – а герцог, весь забрызганный кровью, рубил мечом направо и налево. Он бился насмерть, иного не приемля: проиграет он – и падет Нормандия, земля его предков. Поэтому он должен победить. Понимая это, его защищали со всех сторон верные соратники.
Не отставал от него и Генрих, хотя графы и советовали ему не соваться в бойню, а лишь наблюдать: его ли дело махать мечом, будто некому! Ведь король! Но уговорить не смогли: Генрих дал шпоры, вырвался вперед, крича что-то, уже рубя врага. Графы Сен-Поль, Клермон, Мондидье и Эд тотчас помчались за ним, охраняя.
Ноэль и Агнес бились вместе, рука об руку, пока их не разъединила битва, разбросав в стороны. Арни остался с сестрой, так прокричал ему ее брат, тщетно пытавшийся вернуться на место. Теперь верный оруженосец охранял свою госпожу слева, зная, что левой рукой драться сложнее, нежели правой, которая держала щит.
Роберт Бургундский сражался в центре. Именно здесь было жарче всего. Видя это, Вильгельм отправил часть своих людей ему в помощь. Разбитый, неся огромные потери, противник попятился, разделяясь надвое. Левая часть, немногочисленная, подалась в сторону Генриха, правая – к Вильгельму. Он увидел это, но не стал звать на подмогу, гордость не позволила. Быстро оглядев своих людей, он решил, что сил вполне хватит и, схватившись с Ранульфом из Байо, не заметил, как оказался в кольце. Агнес издали увидела это и помчалась к нему. Вовремя, ибо герцог стал уязвим с тыла. С отрядом воинов Агнес бросилась в гущу схватки и оттеснила в обе стороны врагов, норовивших напасть сзади. Часть ее воинов при этом стала стремительно теснить баронов с левой руки Вильгельма. Не выдержав, те попятились, и герцог бросился преследовать их.
Агнес оглянулась. С ней горстка воинов, и против них отряд, который не отступил. Командовал ими Роджер де Тоэн. Увидев перед собой сильного противника и решив, что это один из главных, он бросился на него. Рядом с ним – бородатые норманны, иные в рогатых шлемах. Поняв, что Агнес грозит опасность, Арни, бросив копье, устремился с мечом на этих бородатых. Он храбро бился и поразил уже одного, но второй оказался сильным, меч в его руке – что булава. Они сцепились, и неизвестно, чем кончилась бы эта схватка, если бы не лошадь саксонца. Раненная стрелой, она упала на задние ноги и завалилась на бок, хрипя, вся в пене. Арни оказался под нею: не успел вынуть ноги из стремян. Не обращая уже на него внимания, норманн бросился на Агнес. Ей пришлось совсем худо: сразу несколько рогатых шлемов очутились перед ней, мечи вокруг свистели, рубили, брызгали кровью, кромсали в щепы ее щит. И некому было ее поддержать, прийти на выручку. Так уж получилось. Она яростно защищалась, встречая удары и нанося их. Ни разу еще меч врага не коснулся ее тела, словно на ней был кожаный пояс Ипполиты[89]. Но все рьянее наступали бородатые, все теснее сжималось смертельное кольцо. И уже не было сил у женщины-воина рубить левой рукой, непривычной, а правой она не могла: мешала рана, и без того уже открывшаяся…
Герцог Бургундский стремительно гнал неприятеля, опустошая его ряды. Не глядя по сторонам, он расчищал дорогу впереди себя, точно дровосек, попавший в заросли. И вдруг услышал крик, обращенный к нему. Он повернул голову. Кричал Эд, далеко от него, и указывал рукой вправо, где только что сражался Вильгельм. Роберт услышал: «Агнес!..» Стремительно оглянувшись в указанном направлении, он тут же все понял и, привстав в стременах, вытянул руку с мечом.
– Монжуа!!! – раздался его громкий крик и, дав шпоры коню, герцог помчался крушить рога, меж которыми металась Агнес.