В нашем случае ситуация усугубляется тем, что оператором колонизации выступает капитал финансовый, что связано с разной стоимостью денег в метрополии и колонии. В начале 90-х доллар США в России стоил намного дороже, чем в самих Штатах. На дне финансового кризиса, после краха советской экономики, минимальная пенсия составляла около 15 долларов, а зарплаты бюджетников редко превышали 50 долларов. За счет разницы в стоимости денег осуществлялись приватизация и экспансия глобального финансового капитала. Для отечественного младоолигарха продать «отжатый» у государства пакет акций металлургического завода за десяток миллионов долларов — это хорошая сделка, а для глобальной корпорации пара десятков миллионов за то, что берешь под контроль иностранного конкурента, — не деньги.
Спекулятивный финансовый капитал (или, как говорят в народе, олигархия, образовавшаяся в ходе слияния власти и торгового капитала и усиленная околокриминальным элементом) выступил оператором колонизации союзной экономики после поражения в холодной войне. Олигархия не стала отечественным промышленным капиталом. Россия, Казахстан, Украина, Молдавия и Армения интересуют олигархию исключительно как колониальная модель, потому что олигархия получает свою долю добавленной стоимости на индустриальной отсталости колонизируемой Родины. Олигарх может быть сколько угодно русским человеком, рожденным в деревне Псковской губернии, строить церкви и жертвовать на благотворительность, но он все равно остается пособником колонизаторов. Можно поставить сколько угодно свечек в церкви, но политэкономической сути это не изменит.
Олигархия — это полицаи от экономики, коллаборационисты, которые выступают добровольными сторонниками колонизации. Государство и общество еще не проанализировали роль частного капитала в пособничестве колонизации нашей экономики. Мы до сих пор боимся честно признаться, что капитал капиталу рознь. Даже нужные в идеологических целях арест и отсидка Михаила Ходорковского не стали назиданием представителям спекулятивного финансового капитала. Потому что не были обозначены главные претензии государства к Ходорковскому. А заключались они в попытках продать крупнейшую российскую нефтяную компанию иностранной корпорации, то есть отдать стратегически важный сектор экономики конкурентам. Учитывая, что частная корпорация «Юкос» добывала и перерабатывала нефть, имела складские помещения и торговала бензином, речь шла о национальной безопасности. Кроме всего прочего нефтяной и газовый бизнес был объявлен государственным, поэтому ликвидация частного конкурента вполне обоснована экономически.
Однако не были восстановлены другие сектора экономики. Где-то, как в авиастроении и атомной энергетике, сформировать госкапитал удалось. Не обозначилась роль госкапитала в металлургии. В сельском хозяйстве ситуация просто катастрофическая — поголовье крупного рогатого скота в разных регионах составляет 10–30 % в сравнении с показателями СССР. Частный фермер оказался не способен выдержать конкуренцию с иностранными корпорациями, за которыми стоит сверхкапитал.
Причем дело вовсе не в инвестициях. Многие политэкономические задачи можно решать даже на региональном уровне. Так, вполне реально на уровне субъекта федерации добиться, чтобы торговые сети реализовывали продукцию местного производителя. Региональный сельхозпроизводитель работает с местным сырьем и несет меньшие логистические издержки, поэтому его продукция может быть дешевле. В сфере торговли продуктами капитал оборачивается быстро, следовательно, региональный производитель может не прибегать к излишнему кредитованию. Уже на втором шаге производитель, получивший привилегированный доступ в торговые сети, начнет строить собственную сеть продаж, что можно видеть на примере успешных мясокомбинатов, птицеферм и молочных заводов. На этом этапе конкретный завод или фабрика начинает обладать не только промышленным, но и торговым капиталом, создаются новые рабочие места, оживляется потребительский рынок.
Успешные примеры борьбы за внутренний рынок есть — Белгородская область, Краснодарский край, Татарстан, Беларусь.
Во всех случаях, когда региональная власть занималась решением практических хозяйственных задач, а не администрировала финансовые потоки из федерального центра, наблюдалось развитие. Это сразу же отражалось на росте отечественного промышленного и торгового капитала — в ущерб спекулятивному финансовому. А без спекулятивного финансового капитала на внутренний рынок не мог проникнуть глобальный финансовый капитал. В Белгородской области и Беларуси олигархии практически не досталось промышленных активов, государство сохранило за собой контроль за основными активами и прямо управляет промышленной политикой. Торговля должна быть обслуживающей сферой по отношению к промышленности — надо произвести и продать, а не купить и перепродать.
Итак, результатом поражения в экономической войне всегда является колонизация финансовым, промышленным и торговым капиталом. У этой колонизации обязательно есть местные пособники. В XVII–XVIII веках в Индии огромный вклад в колонизацию внесли как раз местные раджи, которые согласны были получить власть в обмен на лояльность Ост-Индской компании, и офицеры-сипаи, которые рука об руку с британскими наемниками подавляли восстания собратьев. В колонизацию Африки наибольшую лепту внесли местные царьки, обменивающие соплеменников на алкоголь, оружие и побрякушки. Никто не навредил североамериканским индейцам больше, чем они сами. Англичане, голландцы и французы, осваивая территорию современных США и Канады, постоянно вступали в союзы то с одними, то с другими индейскими племенами. Гуронам давали оружие, чтобы те убили побольше могикан. А делаваров вооружали против ирокезов. В результате сегодня в резервациях живут сотни индейцев из племен, которые в XVIII веке исчислялись десятками тысяч.
Пора, наконец, перестать испытывать иллюзии по поводу того, как нас видят извне, и начать называть вещи своими именами, отбросив в сторону политес и эвфемизмы. Россия — это колонизируемая последние тридцать лет экономика, которая еще не прошла точку невозврата и не утратила весь суверенитет. Однако внушительная часть суверенитета уже исчезла. Мнения Москвы при смене политического режима в Киеве, Кишиневе и Тбилиси уже не спрашивают. Австрийский суд может позволить вынести решение об аресте российского государственного имущества по иску «Юкоса». Суверенитет еще не утрачен окончательно, особенно в политической сфере, но в экономической дела обстоят значительно хуже. Системный сбой в экономике, особенно в финансовом секторе, может произойти очень скоро. Собственно, ради этого была одержана победа в холодной войне, ради этого закручивается Третья мировая.
Глава 4. Где проходят фронты Третьей мировой
Итак, мы определили, что главной целью в мировой войне являются экспансия капитала, завоевание новых рынков и колонизация проигравших. С момента возникновения капитализма, в конце XVI века, методы и цели мировых войн не менялись, просто до активного развития информационных технологий конфликты проходили в другой атмосфере. Телевидения не было, поэтому никто, кроме очевидцев, не видел, как горят корабли испанской «непобедимой армады» в ходе мирового конфликта Британии и Испании. Не было соцсетей, чтобы лайкнуть фотографию генерал-губернатора Индии сэра Роберта Клайва на фоне сокровищ, вывезенных из Калькутты. Никто не постил в «Инстаграме» селфи со скальпами индейцев и не снимал на видео сожжение деревень аборигенов Австралии и Океании. О масштабах колонизации можно судить по закромам британских, французских и испанских музеев.
Причем если в XVIII и XIX веках колонизация носила выраженный военный характер, то начиная с Первой мировой немного изменился информационный контекст. Это связано в первую очередь с растущей грамотностью народных масс. Дело в том, что до начала XX века политика и экономика была уделом избранных слоев населения. В эти сферы были допущены от силы 1–3 % населения — дворяне, купцы, банкиры, промышленники, генералы и адмиралы, а также профессиональные политики из числа разночинцев и средней буржуазии. Однако по мере развития производственных отношений и механизации, а затем и автоматизации труда требовалась более квалифицированная рабочая сила. Политических свобод народным массам никто давать не собирался, но экономическая жизнь диктовала свои условия. Если ты успешный промышленник — тебе важно оборудовать производство новыми станками, следовательно, нужны квалифицированные рабочие и инженеры. Бурное развитие промышленности изменило общественное устройство большинства стран, экономика требовала массы рабочих рук. Города в то время представляли собой печальное зрелище. После деревни с тяжелым физическим трудом, но на свежем воздухе и с гарантиями точно не помереть с голоду города казались каменными могилами. Зловонные канализации, подворотни трущоб, где ютятся нищие, проститутки, воры и убийцы. Города обрастали индустриальными районами, состоящими из завода или фабрики и одно- и двухэтажных бараков, где ютились рабочие и их семьи. О защите труда, технике безопасности, санитарии и медобслуживании до начала ХХ века частный капитал мало заботился, да и сегодня в большинстве колонизируемых стран Африки, Азии и Латинской Америки условия труда мало изменились. Условия жизни зарождающегося промышленного пролетариата описаны в произведениях Чарльза Диккенса, Оноре де Бальзака и Джека Лондона.
Жизнь человека в городе разительно отличалась от жизни человека в деревне, это проявлялось во всех качественных показателях. Отправить человека из деревни на работу в город было делом непростым, крестьян надо было сгонять со своей земли. Так, в Англии развернулся процесс огораживания, когда королевская власть просто забирала у селян землю. За счет превращения класса крестьян в класс промышленных рабочих стране удалось провести первую в мире масштабную индустриализацию. Но поскольку вся добавленная стоимость доставалась промышленному капиталу, то индустриализация проводилась в интересах тех самых 2–3 % элитарной прослойки.