тан и Киргизия. Каждый государственный пост имеет свою цену, которую вносит претендент. Часто случается, что кланы получают контроль за целыми отраслями и вертикалями власти. Если на уровне высшей политики это не сильно заметно, потому что все договоренности достигаются в кулуарах, то на региональном и муниципальном уровнях формирование номенклатурного рынка видно невооруженным глазом — есть подрядчики, которые годами обслуживают подряды на строительство дорог и асфальтирование межквартальных подъездов, есть строительные фирмы, которые возводят целые микрорайоны.
Создание номенклатурного рынка — обязательная издержка, которую получает государство с открытием себя глобальному финансовому капиталу. Причем эту издержку несут все участники глобальной экономики. В Китае ежегодно выносятся тысячи смертных приговоров чиновникам, которые стали торговать собой на номенклатурном рынке. В России, как в более либеральной стране, обычно ограничиваются отставками.
Особенность номенклатурного рынка в том, что государство само становится участником биржевых торгов, только не как обезличенный субъект, а как совокупность людей, занимающих государственные позиции. Важен не столько пост министра связи, сколько возможность проводить тендеры и выдавать лицензии. Цена чиновника на номенклатурном рынке увеличивается в зависимости от стратегии финансового капитала. Например, если растет недвижимость, то будут расти котировки министерств ЖКХ, мэров и сити-менеджеров, контролирующих СНиПы, а в условиях повышения цены на нефть номенклатурный рынок отвечает инвестициями в нефтегазовые департаменты и региональную власть Тюменской и Оренбургской областей, республик Татарстан и Башкирия.
Номенклатурный рынок — интереснейший феномен, который создает финансовый капитал. Фактически мы имеем дело с адаптацией государства к правилам глобального рынка.
Так постепенно, шаг за шагом финансовый капитал размывает государственную систему, что понять, где начинается чиновник и заканчивается предприниматель, невозможно. В одном человеке уживаются две социальные роли — чиновника, торгующего собой на номенклатурном рынке, и предпринимателя, который оформил активы на жену и тещу, но тем не менее развивает свой бизнес. Такое сращивание финансового и номенклатурного рынков становится основой для создания новой элиты, состоящей из класса, пользующегося привилегиями глобальной инфраструктуры, и госслужащих, которые управляют государством. Так возникают феномены вроде учащихся в Итоне и Кембридже детей министров и крупные посты глав государственных банков, доставшиеся сыновьям влиятельных отцов.
Участие в номенклатурном рынке становится обязательным условием дальнейшего социального успеха. Прежде чем сделать успешный бизнес, надо поработать на государственных должностях, но не потому, что такая традиция, а потому что номенклатурный рынок живет по своим неписаным правилам. Чтобы инвестировать миллион рублей в нужное решение, комиссии горсовета недостаточно иметь этот миллион рублей, надо знать, куда и как инвестировать, потому что с улицы не зайдешь. Номенклатурный рынок — это закрытое сообщество, куда имеет доступ далеко не каждый. Финансовый капитал для номенклатурного рынка предоставляет удобную инфраструктуру. Зачем брать наличными: вдруг купюры меченые или ведется скрытая съемка? Есть шестнадцать цифр личного счета тещи в каком-нибудь островном банке, а увидеть движение по счету можно онлайн — для этого есть специально обученный бухгалтер. Финансовый капитал заинтересован в развитом номенклатурном рынке, потому что это ослабляет государство. А государство, как мы помним, является главной угрозой финансового капитала, так как стоит на пути монополизации. А монополизация — естественное состояние, к которому стремится любой капитал.
Итак, финансовый капитал проникает в суверенную экономику двумя главными способами: с помощью инвестиции либо кредита, связанного внеэкономическими обязательствами, а также с помощью финансовой инфраструктуры, которая стимулирует создание глобального класса и формирует номенклатурный рынок.
Получается, что государство, которое отдало свой внутренний рынок на откуп финансовому капиталу, начинает стремительно терять суверенитет, а чем меньше у государства суверенитета, тем более агрессивным и бесцеремонным становится финансовый капитал. Это хорошо видно на примере разложения Украины: после победы Евромайдана министром финансов стала гражданка США Яресько, которая двадцать лет проработала в иностранных инвестиционных фондах; премьер-министром стал банкир Яценюк, который много лет был лоббистом олигархии и корпораций; пост президента занял обычный украинский олигарх Порошенко; пост губернатора Днепропетровской области отдали олигарху Коломойскому, а Одесской — бывшему грузинскому президенту Саакашвили. Для финансового капитала нет границ, он готов расставлять своих топ-менеджеров в любых юрисдикциях. Главное, чтобы государство было слишком слабо для сопротивления. Аналогично устроена политика в крошечной пятимиллионной Молдавии, где олигарх Влад Плахотнюк контролирует и власть, и оппозицию.
Главная угроза, которая исходит от финансового капитала, — разложение государственности на периферии. Формирование номенклатурного рынка приводит к монополизации власти финансовым капиталом. Неспешно год за годом менеджеры корпораций и младшие партнеры олигархии приватизируют государственную власть. Государство оказывается не способно выполнять свои базовые функции. В обществе скапливаются противоречия, которые выходят наружу сначала в виде радикального голосования на парламентских выборах, затем растут националистические настроения — как реакция на несправедливое устройство. Так как левые партии подвергаются репрессиям и подкупаются финансовым капиталом, местной олигархией, то весь протест уходит к правым. Тем более что правящему классу выгодно представлять дела так, будто несправедливое общественное устройство есть вина инородцев внутри и соседей снаружи, а вовсе не политэкономическая модель. Мы же помним, на чем держится идеология «незалежности» и национального эгоизма.
Изменение социальной структуры, формирование глобального класса, усиление противоречий в обществе на фоне роста номенклатурного рынка — такое деградирующее государство рано или поздно обречено на взрыв и конфликт. Государство не может обеспечить баланс сил в обществе, а финансовый капитал давит извне и заставляет идти на уступки и открывать внутренний рынок все шире и шире. Номенклатурный рынок раздувается, чиновники начинают брать миллионами. Производства закрываются, потому что внутренний рынок завален импортом. Банковская система скуплена на корню международными банками, и все основные предприятия страны — их должники. Растут трудовая миграция и безработица.
Создается уникальная ситуация, которую классики называли революционной, — в обществе формируются значительные разрушительные силы, которые способны к смещению политической власти с помощью бунта. И вот тут перед финансовым капиталом становится новая (уже политическая) задача: как быть с государствами, которые по вине колонизации дошли до состояния бунта? Если пустить ситуацию на самотек, то возможно появление новых Кастро, Чавесов и Каддафи. Если пытаться поддерживать номенклатурный рынок и спасать неэффективное государство, надо закачивать миллиарды в неэффективных чиновников, которые уже разучились выполнять свои функции. Поэтому в интересах финансового капитала поддержать бунт, однако не позволить ему перейти в восстание. То есть надо обеспечить выплеск агрессии и негативных эмоций, но перенаправить энергию масс в безопасное русло, нужен бунт, который приведет к смене актеров на политической сцене, однако не тронет политэкономическую модель. Причем в идеале бунт должен сопровождаться дефолтом, в ходе которого оставшиеся у государства активы сильно подешевеют.
Чаще всего бунт, поддерживаемый финансовым капиталом, в современной политологии называют цветной революцией, которых, как мы помним, только в нашей части Евразии было много: дважды на Украине и в Киргизии; в Сербии, Молдавии и Грузии — по разу. Это удачные бунты. Неудачные попытки спровоцировать бунт уже были в России, Беларуси, Армении и Казахстане.
Периферия уязвима для бунта особенно, потому что периферийные государства обладают неполноценным суверенитетом и зачастую полагаются на гарантии внешних игроков, которые больше всего заинтересованы в сохранении собственных инвестиций, а не в устойчивости политического режима. Особенно если он откровенно прогнил и не устраивает ни инвесторов, ни налогооблагаемые массы. Однако каким бы неэффективным ни было государство и какими бы сильными ни были противоречия, ключевую роль в подготовке и реализации бунта играют местные элиты. Потому что финансовый капитал выступает всего лишь инвестором, а гнев народных масс — инструментом.
Глава 6. Ликвидация государства как глобальный бизнес
Центральный вопрос современной политологии, изучающей глобализацию, заключается в том, возможно ли создание корпорации, которая охватила бы весь мир. Ведь может современная корпорация управлять научными, инженерными, производственными, логистическими и сбытовыми процессами и при этом внедрять неплохие социальные программы для своих работников. Значит, корпорация могла бы подменить собой государство. Некоторые корпорации, такие как Google, создают для своих сотрудников искусственный мир, в котором человек взрослеет, развивается и выходит на пенсию. Правда, массовых пенсионеров из корпораций еще не наблюдалось, и какая она, корпоративная пенсия, мы еще не понимаем. Не исключено, что корпоративный труд выжимает из человека все соки и до пенсии мало кто доживает. Вернее, не исключено, что корпоративные менеджеры работают до самой смерти, потому что корпоративность становится идеологией — и ты должен положить все силы на благо корпорации.
То есть ключевой вопрос: «А не стоит ли отдать всю экономическую и политическую деятельность корпорациям?» Чтобы как можно раньше образовалась всемирная корпорация, которая все отрегулирует, и наконец-то наступит мир без войн и лишений.