Я хватаю бокал и отпиваю. Нервно, едва не пролив вино на одежду.
— Тебя точно не тошнит в самолете? — вкрадчиво интересуется Мирослав.
Я снова мотаю головой.
— Зачем ты это делаешь? — вырывается у меня вопрос, — мы же поссорились, и… наш спор закончился.
Мирослав приподнимает бровь. Под его пристальным, прожигающим взглядом я чувствую себя какой-то тупицей, которая не понимает очевидных вещей.
— Наверное, потому что ты мне нравишься, птичка, — произносит медленно он, — без твоих дурацких звонков и смсок с просьбой вытащить твой зад из очередной ситуации мне было, если честно, скучно. А ты считала, что я хотел просто затащить тебя в постель?
— Да, — вырывается у меня.
Это все, что я могу сейчас произнести.
— Да? — он хмыкает, — понятно. Об этом мы еще поболтаем. Пей.
Я снова отпиваю из бокала, хотя, первые ласточки опьянения уже ощущаю отчетливо. В ушах немного шумит, внимание становится рассеянным и я, как в кокон, погружаюсь в свои мысли целиком, будто отключившись от внешнего мира.
Как все странно. Столько переживаний, и все они растворяются в простом «ты мне нравишься». Нравлюсь, правда, как кто? Как девушка? Как собеседник? А?
А потом алкоголь захватывает меня в свои сети, и мир кто-то ставит на быструю перемотку. Вот я допиваю третий бокал вина, а вот Мирослав заказывает у официанта еду. Вот я с наслаждением жую кусок нежного мяса. Вот я вилкой ковыряюсь в салате, пытаясь поймать помидор, который какого-то черта ускользает. Вот Мирослав отбирает у меня четвертый бокал и просит официанта больше мне не наливать, а тот косится на меня с некой опаской.
— Буянить начнет, — поясняет Мирослав, — а у нее черный пояс по тхэквондо.
Мужчина быстренько убегает, поменявшись в лице.
— Но… — я хочу было что-то возразить, но возле моих губ оказывается палец, заставляя меня замолчать.
— Птичка, мне нужно тело пьяное и веселое, а не которое тошнит. Осталось два часа. Тебя не возьмут в самолет.
— Мне все еще кажется, что ты шутишь, — бормочу я.
— Вот и проверим, — он ухмыляется в ответ.
Потом он оставляет меня одну, пообещав отлучиться на пару минут. Тут же ко мне за столик подсаживается Рита, которая сегодня выглядит как подружка Тимати. Что для нее странно, так как я ранее видела ее в достаточно элегантных костюмах.
Кажется, в этот момент выпитые три бокала с головой нахлобучивают меня, потому что я слабо улавливаю, что Рита меня спрашивает, отвечаю как-то невпопад, понимаю это слишком поздно, глупо оправдываюсь, хихикая, и пропускаю момент, как Мирослав возвращается обратно, а Маргарита стучит ему кулачком по голове, что-то втолковывая. До меня доносятся фразы «ее не пустят в таком виде!», «а в другом виде она будет упираться!», и Маргарита делает обреченно «фейспалм».
— Со мной все вот так, — я показываю большой палец, а Рита подхватывает меня под ручку и тащит в туалет. И там, костеря Мирослава на чем свет стоит, долго умывает меня ледяной водой.
— Слушай, не настолько я и пьяная, —пытаюсь отмазаться я от еще одного витка умывания, — мне уже хол-лод-дно!
— Это уже! — сестра Мирослава грозно сверкает глазами, и на лицо мне хлопается рука с водой, — ты сидела и языком еле шевелила! Вы, блин, внезапные, как понос, и друг друга стоите! Аня! Это ему двадцать пять, а тебе уже тридцатник скоро!
Я отплевываюсь от воды и грустно смотрю в зеркало.
— Намекаешь, что я старая для…
— Дура! Намекаю, что из вас двоих у тебя хотя бы должны быть мозги!
— У меня есть…
— Не ими думаешь, значит! Повернись и задери лицо.
Я послушно делаю это. Рита достает влажные салфетки и начинает стирать остатки потекшего макияжа.
— Теперь я буду страшная…
Девушка закатывает глаза.
— Если дело дойдет до вашей свадьбы — я с вами двумя повешусь, — сообщает она.
— Какой свадьбы, не пори чепуху…
Она внезапно усмехается.
— Я прекрасно знаю Мирослава, Аня. Так долбануто он себя никогда не вел. Все, готова! Иди давай, навстречу приключениям, теплому солнышку и пляжам, —и она разворачивает меня за плечи, выпихивая из туалета. Меня сразу сгребает Мирослав, карауливший возле двери. Он приобнимает меня одной рукой, притянув к себе. Перед лицом появляются пальцы.
— Сколько?
— Эээ… четыре.
— В каком году началась первая мировая война?
— В тысяча девятьсот… ммм...
Мирослав заглядывает мне, в лицо, приподняв бровь.
— Девятьсот четырнадцатом! — быстро отвечаю я.
— Хорошо, — усмехается он, — в самолет тебя можно грузить. Пойдем, нам еще проходить регистрацию.
— Уже? — в ужасе спрашиваю я, а он утягивает меня за собой. Я ощущаю себя так странно уютно и правильно, прижимаясь к нему, что даже сердце начинает биться волнительно быстро, — но если ты не шутишь, у меня нет вещей, и вообще, это как-то очень внезапно и…
— Рита переборщила, приводя тебя в чувство? Я все никак не нащупаю грань между пьяной веселой птичкой, и пьяной вхлам птичкой.
— Но…
— О, пойдем попрощаемся с Марком.
О, нет! Мне же в понедельник на работу!
— Он меня не отпустит! — пищу я, — я его секретарь…
— Я уже с ним договорился, — фыркает Мирослав, — иногда очень полезно быть единственным трезвым человеком на празднике.
И когда мы подходим к Марку, я понимаю, что ему тоже уже хорошо. Он обнимает на прощание Мирослава, похлопав по спине, потом обнимает меня, и, пока я в шоке моргаю глазами, тоже от души похлопывает по спине. А потом обнимает еще кого-то… мы в этот момент уже отходим, и направляемся к выходу. У дверей я замечаю, как двое охранников выпихивают какого-то мужика лет сорока на улицу, а стоящая в нескольких шагах Юля радостно показывает ему вслед средний палец.
Видимо, расписался, все-таки, на повестке.
И пока мы садимся в такси, едем в такси, и выходим из такси возле аэропорта — я все еще не очень верю, что это не сон. И не прикол. И все жду, когда Мирослав скажет «ладно, я пошутил, решил проверить насколько ты доверчивая».
И только когда он распечатывает посадочные талоны, а мы проходим регистрацию и досмотр… и я попадаю на другую часть аэропорта… то до меня начинает доходить, что надо мной, все-таки, не прикалывались.
Но окончательно до меня это доходит, когда мы попадаем в самолет и устраиваемся на комфортных сиденьях в бизнес-классе.
Я тупо смотрю вперед, спрашивая себя, как это все произошло. На экране телевизора передо мной что-то мелькает, но я не замечаю даже — что конкретно.
— Птичка?
Я поворачиваюсь к Мирославу.
— У тебя странный видок. Тебя тошнит?
— Я… боюсь.
—Самолетов? — хмыкает парень.
— И их тоже, — вырывается у меня.
Если честно, то я и забыла об этом. О том, что перед полетами я обычно обпивалась успокоительными, чтобы не рыдать при взлете и посадке. И не отсчитывать секунды. Потому что самое большое количество авиакатастроф происходят в первые минуты!
— Птичка, ты бледная… ты что, реально боишься?
— До усрачки!
— Это самый безопасный вид транспорта.
— Самый безопасный — поезд!
— Статистика…
— Неправильная! Сам загугли!
Он внезапно улыбается. А потом плавно подается вперед ко мне.
— Птичка, хочешь скажу кое-что на ушко? Это отвлечет тебя от мыслей о авиакатастрофах.
— Давай, — я осторожно придвигаюсь навстречу. Он наклоняется к моему уху, щекочет его дыханием, и я краем глаза замечаю, как улыбка превращается в хитрую и самодовольную ухмылку.
— Я…забронировал… один номер на двоих, птичка.
Я в шоке поворачиваю к нему лицо.
— А… но… там два спальных места?
— Одно, — выдыхает он мне в губы, и мое сердечко ухает вниз. Я закрываю глаза, и тут же чувствую мягкое прикосновение к губам, легкое, и будто бы даже невинное. Секундный поцелуй, и вот он прерывается, оставив разочарованно желать большего, — но если ты сильно против, я посплю в ванне. Или отменю бронь… подумай над этим, пока мы взлетаем, — и он, судя по шороху отодвигается, а я ошарашенно распахиваю глаза.
Похоже, впереди меня будет ждать еще много... сюрпризов.
Эпизод 32.1
Эпизод 32.1
В конце концов меня настигает похмелье после вина. Это случается ближе к концу полета. Сначала у меня начинает трещать голова, а потом я просто-напросто вырубаюсь.
И снится мне офигенный сон.
Будто лежу я в ванне, полной пены, а сверху алыми пятнами плавают лепестки роз. А я смотрю, и не могу понять — кто устроил мне такое романтическое купание и почему я ничерта не помню, как тут оказалась?
— Пти-ичка, — шепчет мне голос прямо в ухо, а на плечи ложатся ладони, нежно сжимая. Оу. Еще и массаж! Я расслабленно откидываю голову назад, закрывая глаза. Чувствую, как губы едва уловимо касаются кожи возле уха, и согревают ее теплым дыханием. От этого мурашки сбегают по рукам, кажется, до самых кончиков пальцев. И по позвоночнику.
«И почему я не возмущаюсь — как он сюда попал?» — вяло мелькает в голове мысль, пока поцелуи на шее становятся ощутимее. А руки проскальзывают медленно ниже. Я открываю глаза и смотрю, как они накрывают мою грудь, утонув в пене, и слегка сжимают.
— Что… ты делаешь… — вырывается у меня шепотом.
— Пытаюсь разбудить тебя…
Он поднимается, нависнув надо мной и его губы находят мои, впиваясь жарким поцелуем. Я издаю стон, и чувствую, как пальцы касаются внутренней поверхности бедра…
— Птичка, блин.
— Ммм?
Погодите, а кто говорит? Наши рты заняты…
— Пти-и-чка-а.
Кто-то нажимает на кнопку «выключить сон», и все внезапно темнеет. А потом я резко вздыхаю и открываю глаза, а в уши врывается шум. Что?! Где я?! Мы падаем?!