Он приподнимает бровь.
— Делаю? Птичка, я тоже хотел посушить вещи. Вот только в ванне уже минут пятнадцать лилась вода и ты не отвечала.
— Я просто уснула!
— Охренительно. Я это уже понял, но в тот момент у меня мелькали перед глазами менее оптимистичные варианты.
— Что я из-за тебя самоубьюсь? — усмехаюсь я, — не надейся.
Он закатывает глаза.
— Я хотел договорить...
— Может, когда я выйду?.. — я осторожно кошусь в сторону двери, — я тут голая лежу. Вообще-то. Иди поплавай еще в бассейне…
— Птичка, — перебивает он меня, склонив голову на бок, — ты меня немного ошарашила, и я не сразу нашелся, что ответить. Я ожидал услышать другое, и, поэтому, я хотел сказать…
— Подбирал нейтральные успокаивающие слова? — вздыхаю я, — не стоит, я прекрасно понимаю…
Рука затыкает мой рот второй раз за вечер и я смотрю возмущенно на парня. Он наклоняется ко мне в очень опасной позе, удерживаясь только второй рукой на бортике. Ишь ты… Я бы уже упала в ванну таким макаром.
— Я тебя сейчас сожру, — тихо и с угрозой произносит он, что я даже на секунду в это верю, — птичка, слушай внимательно…
— Ммм!
— Потому что я…ай, птичка, бля!
Я, не выдержав, кусаю его за ладонь. Мирослав отдергивает руку, и случается то, что я опасалась. Вторая рука от резкого движения соскальзывает, и парень падает прямо в ванну. Прямо на меня. Подняв волну воды и пены, которая с громким плеском плюхает на пол. Я ахаю от неожиданности.
— Мирослав!
— Птичка, — фыркает он, стирая пену с лица, — ты какая-то дикая. Решила второй раз намочить меня?
— Вылезай, — в ужасе произношу я, ощущая его на всех обнаженных местах тела сразу. Кажется, мой сон про ванну сбывается, но как-то извращенно.
— Я не договорил, — усмехается он, даже, похоже, не смущаясь, — и мне нравится, как мы продолжаем. Анна, птичка моя, — он просто берет и нагло возлегает на мне, положив руки на бортик ванны за моей спиной, и мы оказываемся с ним нос к носу. Мне остается только моргать, офигевая, — я не хотел, чтобы ты думала обо мне так. Я не хотел тебя терять. Ты мне нравишься, и я с каждым проведенным с тобой днем понимал, что выкинуть тебя из головы становится нереально. И что это становится уже не просто игрой. Поэтому, — это слово он произносит в сантиметре от моих губ, — откинь все эти поганые мысли, которые ты мне рассказала, и больше не вспоминай. Никогда. Все абсолютно не так, как ты надумала себе.
И он мягко целует меня. Такое короткое прикосновение губ, будто мы в первом классе и это наш первый робкий поцелуй. Но я чувствую, как по моему телу пробегает тепло, и становится легче дышать. Потому что каждое его слово я слушала, задержав дыхание. И не веря, что он действительно это говорит. И что оказывается, не только я не могу выкинуть кое-кого из головы...
Он чуть отстраняется и мы встречаемся взглядами. И по тьме в его глазах, я понимаю, что он не ограничился бы одним поцелуем, но почему-то…
— Ну что, — тихо произносит он, — извинения приняты?
— Да…
— Хорошо. Если мы уж оказались на такой позитивной ноте в одной ванне, и ты уже голая, то я предлагаю занятие поинтереснее, чем грустные разговоры о прошлом, — заканчивает он с достаточно наглым лицом.
Я подозрительно смотрю на него.
— Например?
Он в ответ просто усмехается. И до меня, наконец, доходит...
Ну все, хватит болтать! В следующей проде никакой болтовни))
С любовью, Автор)
Эпизод 32.3
Скачано с сайта
Эпизод 32.3
Он, глядя в мое немного растерянное лицо, тихо усмехается, склонив голову, и добавляет:
— Я не уточнил, чем конкретно можно заняться, птичка, а у тебя сейчас такое же выражение, как в том караоке-клубе, когда я внезапно нашел тебя прячущуюся за фикусом. На будущее — я хорошо умею держать себя в руках. Даже когда ты лежишь подо мной без одежды, — он усмехается, — расслабься, — он наклоняется ко мне, подарив короткий, почти невесомый поцелуй. И тянется куда-то рукой мне за спину. Я слышу тихий шорох. А потом мне на плечи ложится полотенце. Я смотрю на него удивленно, а парень берет одну мою руку, и поднимает, положив на левый край полотенца. Потом берет вторую и кладет на правый край.
— Вода почти остыла, — просто отвечает он, поймав мой взгляд, — замерзнешь.
И встает, а потом вылезает из ванны, становясь на коврик. Я тоже поднимаюсь следом, закутываясь одновременно в махровую ткань, чтобы скрыть наготу.
И почему-то понимаю, что если он сейчас уйдет, а я просто промолчу, постеснявшись сказать, что, вообще-то, он привлекает меня абсолютно так же, как и я его, то мы упустим что-то важное в наших отношениях, что придется потом восстанавливать. То, что заставляло нас творить все эти безумства. Что заставляло нас поддаваться внезапно вспыхнувшему влечению, вопреки гласу разума, вопреки мыслям, что, вообще-то, малознакомые люди такими непотребствами не занимаются. Не целуются черт знает где в торговом центре, или в темноте клуба, не отвечают согласием на “давай попробуем посмотреть, настолько же мы подходим друг другу и в постели?”, не покупают билеты в другую страну, и не соглашаются улетать.
Потушим эту искру, залив водой из сомнений и всего прочего. Сомнения и размышления действительно хороши, когда тебе не хочется быть на одной волне с человеком. Когда что-то тебя напрягает и отталкивает, или вы абсолютно разные и вынуждены прощупывать границы друг друга, перед тем, как что-то предложить.
Но когда мир вокруг загорается, от того, что вы просто вместе и совершаете разные безумства, терять эту искру — такая глупость.
И пока я стою, растерянно думая об этом, Мирослав обхватывает меня за талию, и переносит из ванны, поставив на пол. Почему-то этот заботливый жест совершенно выбивает меня из колеи.
— Не уходи, — быстро произношу я, но звучит это совсем тихо и жалобно. Я пугаюсь того, каким тоном это сказала. Я же не знаю, почему я ему нравлюсь. Может быть, просто из-за именно той безумной искорки между нами, и моя жалобный тон совсем неуместен и глуп.
Еще добавить “пожалуйста” и можно зажмуриваться, чтобы не увидеть на его лице невысказанный вопрос “какого черта?”. Но пока я смело гляжу ему в глаза. И вижу, как он задумчиво бегает взглядом по моему лицу, будто пытаясь что-то понять, или рассмотреть.
А потом он цепляет пальцами мой подбородок, наклоняется ближе и внимательно смотрит за моей реакцией. Я подаюсь на встречу.
— Птичка, — произносит он, и я чувствую его дыхание на губах, — тогда снимай с меня эту мокрую тряпку. У меня заняты руки.
И он целует меня. Нежно и глубоко. Наши губы мягко соприкасаются, и я чувствую, как язык проникает в рот. У меня вырывается вздох. Я неуверенно отвечаю, а он внезапно толкает меня назад и я упираюсь спиной в стену.
Если я сейчас разожму руки, то полотенце упадет и я останусь совершенно голой. Если я сниму с Мирослава потом джинсы, мы оба останемся абсолютно обнаженными. Очень быстро и неожиданно. Но я не могу стоять истуканом, наслаждаясь тем, как мы исследуем друг друга языками, и впиваемся друг в друга поцелуями. Я тоже хочу прикоснуться, и ощутить его под руками.
Поэтому я, отпускаю полотенце, и тяжелая ткань стекает с моих плеч назад. Горячие ладони тут же ложатся мне на талию, и у меня пробегают приятные мурашки. Мы целуем друг друга с закрытыми глазами, и я могу только чувствовать. Поэтому я протягиваю руки, и мягко провожу ладонями по животу парня, чувствуя напряженные мышцы пресса и гладкую, прохладную кожу. Кажется, действительно, кое-кому не сильно комфортно ходить в мокрых насквозь джинсах. Поэтому я, все-таки, решаюсь, и нахожу пальцами пояс джинс. И, замирая, расстегиваю пуговицу, а потом тяну за молнию вниз.
Он прерывает поцелуй, и помогает мне, как-то умудрившись быстро сбросить их с себя. Я открываю глаза, понимая, что стоит мне еще раз потянуться к нему, и я уже наткнусь не на ткань одежды. Мы встречаемся взглядами. Я вижу, как расширяются зрачки в темных глазах, и что-то очень хищное и голодное в их глубине.
Он, не разрывая зрительный контакт, подхватывает мою ногу под колено и закидывает себе на бедро. А потом прижимает телом к стене. Я удивленно вздыхаю. Из-за того, что прохладная стена обжигает мою спину, и из-за того, что горячая плоть обжигает мой живот.
Я вижу, как губы Мирослава дрогают в усмешке, а взгляд как-то любовно скользит по моему лицу.
— Птичка, твое смущение... такое милое. Даже в прошлый раз ты на меня смотрела такими же глазами, — его рука захватывает волосы у меня на затылке в кулак и сжимает, заставляя запрокинуть голову, а он опускается к шее и выдыхает, — но мне нравится, — и зубы на секунду прихватывают кожу едва не до боли, отчего я резко вдыхаю и вцепляюсь ему в плечи, забыв про все на свете, — эта податливость, — и на коже начинают расцветать дорожка поцелуев, опускаясь ниже, — и как ты реагируешь...
Ладонь находит мою грудь, и я выгибаюсь навстречу, поддаваясь ласке. В этот раз все по—другому. Каждое его прикосновение или поцелуй кажется мне странно успокаивающим, расслабляющим, нежным, словно он пытался доказать мне, что именно мое тело, а не процесс — ценность для него. Вынуждающим раскрыть свои чувства и снова шагнуть навстречу тому пламени, что между нами вспыхнул когда-то. Снова провалиться в тот омут дикого, темного желания, когда двое хотят обладать друг другом и никакие посторонние мысли или сомнения не могут их остановить.
И это у него удается. Стоит только языку провести влажную дорожку возле уха, и я ощущаю как внутри вспыхивает ужасающе голодное желание. Настолько голодное,,что оно пожирает все мое смущение или скованность и я нахожу рукой его член, сжав его, и чувствуя, как он горячо заполняет мою ладонь.
Мирослав, выдохнув, прерывается и прячет лицо у меня в волосах. Щекой я чувствую, как он сжимает челюсти, видимо, пытаясь взять себя в руки.