сейчас, когда решается судьба ее и детей, чтобы ее не арестовали за кражу денег в «золотых террасах».
Видя молодых нарядных мамочек с колясками или ведущих за ручки малышей, она улыбалась какой-то бессознательной улыбкой – ведь еще совсем недавно и она была такой вот счастливой и безмятежной мамашей, весь смысл жизни которой сводился к заботе о детях и муже. Хотя разве здесь и сейчас она не занимается тем, чтобы обеспечить будущее своим детям? Разве не для этого она прилетела в благословенную Варну, чтобы заявить свои права на отель, готовая даже к тому, что ей придется пожертвовать всем своим Залетаевским наследством потенциальному преступнику, чтобы только ее с детьми оставили в покое?
Да, можно было, конечно, и ей тоже поднять голову и шагать вот с таким независимым и гордым видом по Сливнице, но что-то как-то не получалось. Наоборот, она шла, уже с трудом передвигаясь на ослабевших ногах, понимая, что теряет последние силы. Незаметно остался позади бульвар, и она остановилась на перекрестке, не зная, куда брести дальше. Наверное, ей все-таки надо вернуться в отель и поговорить с Георгием. Столько времени уже прошло, наверняка полиция уже уехала, а Георгию вообще может быть и не до нее. Она перешла дорогу по «зебре», и вдруг поняла, что ей не надо было переходить на другую сторону, что ей достаточно было просто свернуть и пойти в сторону отеля. Но, видимо, ноги сами привели ее к киоску, в котором она не так давно покупала «Золотые пирамиды» и где проиграла последние деньги.
Знакомая киоскерша улыбнулась ей. Женя, у которой сейчас было много денег, и которая могла позволить себе купить сразу несколько билетов, почувствовала какой-то холодок куража, замешанного на приближающейся истерике. А что, если снова сыграть в эту бестолковую, глупую и разорительную лотерею? Убить время, пощекотать нервы? Нервы… Да они у нее и так на пределе! Но она уже доставала из кармана купюру в сто левов.
– Здравейте! – поздоровалась она со слабой улыбкой с киоскершей и протянула ей деньги. – Вот, на все.
– Вы, русские, такие азартные… – рассмеялась женщина, растягивая в улыбке свои ярко накрашенные красной помадой губы, – Двадцать броек?
То есть штук, поняла Женя и кивнула головой.
И тут женщина, развернув веером густую пачку длинных желтых билетов, сказала то, что и должна была сказать именно здесь и именно в этот час, минуту и секунду, и что, вероятно, было предначертано самой судьбой! Что недавно другая русская женщина, молодая и красивая, с «червена коса», что означало рыжие волосы, купила у нее целую пачку билетов. Что она, эта русская, так хохотала при этом, была такой веселой, что наверняка, перед тем как потратить столько денег, выпила много вина!
– И что? Выиграла? – спросила Женя, замерев, и перед ее глазами тотчас возникли мертвое лицо, почерневшая шея и облако спутанных рыжих волос.
Она говорила на смеси двух языков, русского и болгарского, но Женя поняла примерно так:
– Думаю, да, там было много мелких выигрышей, билетов-то было много, целая пачка, а я уже закрывалась, меня муж поджидал, мы опаздывали на день рождения дочери. И мы договорились с ней, с этой женщиной, что она придет ко мне утром, и мы проверим все билеты сканером, и я ей все заплачу. И тут она, наклонившись ко мне, тихо спросила, где я возьму двести тысяч левов, понимаете?
Глаза киоскерши заблестели.
– Думаете, она выиграла двести тысяч?
– Вы бы видели ее! Она была как сумасшедшая!
– И что вы ей ответили?
– Что, если она выиграла крупную сумму, то ей надо будет поехать в Софию…
– Она была одна?
– Нет, она была с Вели, с одним человеком… Он хороший, добрый, но у него вместо крови в жилах течет вино, вы понимаете меня? Думаю, она хорошенько угостила его. Вот такую компанию себе нашла! И, знаете, я понимаю ее… Он безобидный, не то что эти молодые. С ним можно просто выпить, поговорить по душам.
– И что было потом?
– Она похлопала рукой по своей сумке, знаете, такая красивая сумка, красная, с золотыми цепочками… И сказала, что утром придет ко мне, еще раз поговорит о Софии, а потом вдруг сказала, что угостит меня шампанским.
– Так, думаете, она выиграла?
– Наверное. Билетов я не видела. Они были у нее в сумке.
– А как вел себя этот Вели?
– Он сильно качался и делал мне вот такие страшные глаза… – И женщина, хохоча, выпучила глаза со следами размокшей черной туши.
– Он умер, Вели, – сказала Женя.
– Вели? Умер?
Женя молча кивнула головой, помахала своими билетами прямо перед лицом потрясенной киоскерши и, быстро перейдя дорогу, почти бегом бросилась в знакомый уже проулок, ведущий к отелю «Pierrot».
21
Звонки продолжали настойчиво сбивать с ритма Милена. Наконец, не выдержав, он оторвался от жалобно постанывающей и раскрасневшейся под ним Мики, легко и пружинисто спрыгнул с кровати на пол и схватил телефон. Швырнул его на постель:
– Это твоей рускине звонят, я знаю, это Москва.
Мика, приподнявшись и откинув с лица тяжелую волну темных и влажных кудрей, схватила телефон и, когда звонок зазвучал в очередной раз, она, понимая, что звонит Седов и не в силах прервать любовную, хотя уже и тягостную для нее, игру с Миленом, пробормотала:
– Извинявайте… После…
И, следуя настроению своего любовника, тоже отшвырнула от себя телефон на подушки, мол, и мне как бы тоже не до звонков, вернулась в первоначальное положение, на спину.
Удовольствия она уже не получала, ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось и они бы с Миленом после душа сидели на террасе, пили кофе и курили. В какой-то момент она даже уже и не понимала, что это Милен, ее любовь, и воспринимала его как сильное и алчное животное, жестокое и неутомимое, наделенное (свойственным только людям) садизмом. В такие моменты ей в голову змеей вползала мысль, что ей уже не особенно-то и хочется быть женой Милена, терпеть его каждый день. Куда приятнее, когда они просто сидят, болтают, и она радуется уже просто тому, что он пришел к ней, что этот красивый и сильный парень из всех официанток Сливницы выбрал ее, маленькую и худенькую Мику. И что это ей он время от времени, под настроение, говорит о своей любви, своих желаниях.
Она закрыла глаза, но в комнате словно остановился воздух. Не было никакого движения. Она приоткрыла глаза и увидела, что Милен, промокнув свое тело полотенцем, сел за столик, придвинул к себе пепельницу и закурил. Ну и хорошо, подумала Мика. Пусть лучше так. И она, завернувшись в простыню, устроилась на стуле напротив него, закурила. Милен, отдышавшись, сказал, разглядывая окна противоположного дома, которые Женя окрестила «золотыми террасами»:
– Кто-то грабит апартаменты, забирается на террасы, проникает в комнаты и ворует деньги.
– Да? – фальцетом выстрелила перепуганная Мика, – А ты откуда знаешь?
– Коллеги сказали.
– Надо же…
– Ты смотри, Мика…
И тут она обмерла, даже зажмурилась. Неужели Женю кто-то увидел?
– …чтобы к тебе не забрались сюда. Мне сегодня обещали заплатить за одно хорошее дельце, я, пожалуй, куплю тебе железную дверь. Ты как, не против? А то еще украдут мою маленькую Мику, – и он, схватив ее за руку, усадил к себе на колени.
Ей так захотелось рассказать ему про задушенную женщину в отеле, но она не посмела.
– Что там с отелем? Помнишь, Женя просила тебя узнать?
– Ах да… Кстати говоря… Совсем вылетело из головы. Отель «Пьеро» принадлежит… – тут он усмехнулся, качая головой, – Залетаевой Евгении Борисовой.
– Борисовне, – машинально поправила его Женя, покрываясь мурашками, да так, что даже корни волос зашевелились. Господи, подумала она, а ведь этот отель и правда принадлежит ей, Жене!!!
– Вот только я не понял, зачем она обманула меня.
– Понимаешь, ей этот отель подарил муж, он умер, а документы на этот отель она найти не может. Вот она и приехала все узнать. Теперь понял?
– Да, история… – Милен потер ладонью лоб. – И у нее документы украли.
– Вот именно! Представляешь, как ей трудно? Муж умер, на ее детей покушались, стреляли… Они совсем маленькие…
– Стреляли?
И Мика, которая раньше и не собиралась рассказывать Милену историю Жени, выложила ему откровенно, как близкому человеку, о стрельбе в детской, о том, как Женя спрятала детей, а сама прилетела в Варну, чтобы разобраться с отелем. И, рассказывая об этом, страдала, что выдает тайну подруги. Но и остановиться уже тоже не могла – все-таки беседовать с Миленом было куда приятнее, чем потеть с ним в постели…
Зато сейчас, когда он знает, кто такая Женя, что является хозяйкой отеля в самом центре Варны, быть может, он и уважать ее начнет, а там, глядишь, расстарается и найдет ее паспорт, надеясь на вознаграждение.
С мыслью, что Женя, узнав о том, что Мика поделилась с Миленом, все же простит ее, Мика принялась варить кофе.
22
На Варну опустился золотой закат. Все вокруг стало оранжевым, золотистой охрой пылали даже стены домов. Такая красота, роскошь красок, сладкий аромат цветущих лип, разлившийся по всему городу, крики гларусов – разве в таком месте можно думать о чем-то плохом? Жене казалось, что все люди вокруг, кроме нее самой, разумеется, счастливы и находятся в каком-то блаженном оцепенении. Даже собаки, дремавшие на зеленых лужайках бульваров или в тени маленьких магазинчиков или кафешек, казались счастливыми и уж точно сытыми.
Женя остановилась перед воротами в отель. Улица была пуста. Ни тебе полицейских машин, ни самих полицейских, ни зевак, вообще никого. Или же жители улицы узнали о произошедшем здесь убийстве и спешно, как во время чумы, покинули этот район, либо полицейские довольно быстро управились, сделали свою работу, да и разъехались по домам и теперь ужинали своими твердыми, щедро сдобренными чубрицей и соей котлетами и баницей с кислым молоком.
Женя позвонила. Почти сразу же на пороге появился Георгий. Увидев Женю, он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: мол, вспомнил – и быстрым шагом бросился ей открывать. Он по дороге принялся охать и просить у нее прощения за то, что не позвонил. Взял вежливо за руку и провел в свою приемную, усадил за стол.