Решено, уйду только тогда, когда они помирятся, никак не раньше.
Тяжело поднялся с кресла, облокотившись на трость, и доковылял до панорамного окна. Вид открывался невероятный — Москва во всей своей красе — неукротимая и вечно молодая. Опустил на окна тонировку, что плавно опустилась вниз, закрывая от меня красоту города. Глаза устают от яркого света. Полумрак мне милее.
Мой взгляд расфокусировался и я увидел своё отражение в окне как в зеркале.
Уже давно не молод. С седой головой, будто припорошённой серым пеплом. С глубокими морщинками у глаз и уголков рта. В дорогом костюме, пошитого на заказ, блестящих ботинках без единой морщинки на гладкой чёрной коже да при элегантной трости из красного дерева.
Да уж. От статного и гордого мужчины ни осталось и следа. Только оболочка из одежды, а тело предаёт и стареет так быстро. Года улетают, оставляя лишь воспоминая совершённых ошибок прошлого, как шлейф дорогих духов, которые почувствовав хоть раз в жизни, больше не забудешь никогда…
Эти воспоминания горечью преследуют меня и во сне, и наяву. И от этого болит сердце, стонет и плачет моя душа.
Прости Катенька, что так и не сказал нашему сыну, что я его отец. Прости, но я не смог. Не хватило храбрости. Но клянусь, что если почувствую, что ухожу, расскажу Димитрию правду. Скажу мальчикам, что они братья. Разные матери, но один отец. Не хочу встретиться с тобой на небесах и получить от тебя упрёк.
Схватился снова за грудь и почувствовал, как начали неметь пальцы, как рвутся сосуды от сковавшей судороги.
Боль!
Как больно!
Хочу крикнуть о помощи, но не могу издать и звука, кроме протяжного хрипа.
Дорогая трость выпала из ослабевшей руки и покатилась по паркетному полу.
Трудно сделать вдох. Грудь взрывается болью и невыносимым жжением. Я сползаю вниз по стеклу окна, в которое буквально минуту назад любовался Москвой.
Жаль, но сердце слабее духа…
— Багра-а-ат!
Последнее, что слышу — это крик Аллы.
Сарбаев
— Не могу поверить, что отец дотянул до последнего… — произнёс со скорбью, не отрывая глаз от фигуры своего отца.
Он лежал в реанимации, подключённый к всевозможным медицинским приборам и крепко спал после сложнейшей операции на сердце.
Ни меня, ни маму не пропустили к нему, лишь позволили посмотреть через прозрачное стекло.
Мать стояла рядом, и казалось, будто она постарела сразу лет на десять, так сильно и мгновенно подкосила её страшная новость об инфаркте любимого мужа.
— Какие прогнозы, Лев Борисович? — спросил у лечащего врача.
— Мы вмешались уже после первого часа с момента инфаркта и должен вас предупредить, что возможны побочки. Это и повышенный риск повторного приступа, развитие аневризмы. Соседствующие с сердцем органы могут оказаться повреждёнными. Но всё поддаётся лечению. Будем за ним наблюдать.
Мать всхлипнула и тихо заплакала, прижимая дрожащие руки к груди.
Я обнял её хрупкую фигурку и прижал к себе.
Лев Борисович вздохнул и продолжил:
— Около недели Багратион Тамерланович будет находиться на искусственном жизнеобеспечении. В этот период мы будем постоянно отслеживать показатели датчиков, чтобы спрогнозировать вероятный повторный инфаркт. А после переведём его в палату. Не волнуйтесь, я обещаю, что мы поставим его на ноги.
Мать кивнула и произнесла:
— Спасибо вам. Вы спасли жизнь моему мужу.
— Это моя работа, Елизавета Сергеевна. Поблагодарите меня, когда он выйдет отсюда.
Врач улыбнулся ей, но потом строго и серьёзно произнёс:
— Предупреждаю сразу, после лечения, когда Багратион Тамерланович окажется дома, ему придётся забыть про нервную работу и уйти на пенсию. Пусть занимается семьёй, ездит на рыбалку, отдыхает на море, нянчит внуков, но не более… Вы поняли меня?
Мама закивала.
— Конечно. Мы всё сделаем. — Мать посмотрела на меня с укоризной и сказала: — Кое-кто так и не порадовал нас внуками. А были бы детки, может отец давно бы и отошёл от дел.
Вздохнул на её слова, но ничего не сказал. А что сказать? Не встретил я ту самую…
— Я вас услышал, Лев Борисович. Ещё раз спасибо, — сказал врачу.
Лев Борисович похлопал меня по плечу и оставил нас с матерью вдвоём.
Она смотрела и смотрела на своего мужа и тихо плакала — моя постаревшая мать, которая больше всего на свете боялась, что кто-то уйдёт из жизни раньше неё.
Господи… В такие моменты, я ненавижу сам себя. Потому что ничем не могу помочь своим родителям. Не могу забрать их боль и страдания. А так хочется, чтобы они были вечно. Всегда рядом. Никогда не болели и не страдали.
Невозможно больно смотреть на слёзы матери, что текут по её морщинистым щекам.
Сам зажмурился, стараясь прогнать непрошенные и жгучие слёзы.
Кто-то говорил, что мужчины не плачут.
Чувствуя, что не удержусь от слёз и, стыдясь их, я отвернулся от матери.
Стряхнул пальцами предательскую влагу, я вернулся к матери и шепнул чуть дрогнувшим голосом:
— Вернусь в холл, расскажу всем о состоянии отца.
— Хорошо, — сдавленно ответила она. — А я побуду с ним ещё.
Вернулся в холл, где находились в ожидании Димитрий, Алла, наши близкие друзья и охрана отца.
— Ну как он? — обеспокоенно спросил Сталь.
Сморщился от его вопроса. Я был бы против его присутствия, но всё-таки отец к нему тоже относится как к сыну. Поэтому приходится терпеть его присутствие не только в компании, но и в клинике.
Ко мне подошла заплаканная Алла, помощница и наш близкий друг. Её муж обнимал за плечи, стараясь оградить от печали и от того стресса, что она пережила.
— Он будет на искусственном обеспечении неделю, потом переведут в палату. Всё время под присмотром. Врач пообещал, что поставят отца на ноги.
Все выдохнули с облегчением.
Подошёл к Сталю и отвёл его в сторону.
— Отцу больше нельзя работать, — сказал ему. — Второго инфаркта он не переживёт. Понимаешь, что это значит?
Как бы я не относился к Димитрию, но бизнес, что отец создал с нуля и развил до таких масштабов, я не могу просто так взять только в одни свои руки. Мне понадобится серьёзная помощь. И Сталь как никто другой прекрасно может мне помочь.
Чёрт! Никогда не хотел с ним работать в паре! Но судьба любит шутить и ставить нас в неудобные рамки, и выводить из зоны комфорта, раз за разом проверяя на прочность.
Сталь кивнул и ответил:
— Когда будем созывать совет директоров?
— Думаю, когда отец придёт в себя. — Вздохнул так, словно вся тяжесть мира упала на мои плечи. — Но я не стану ему пока что-то говорить.
Сталь хмыкнул.
— Поставишь Баграта перед фактом, когда он выйдет из клиники? Не думаешь, что это довольно жестоко и неправильно?
С его слов так и капала жгучая кислота.
— У тебя есть другие предложения? — прошипел ему в лицо.
Сталь качнулся с носков на пятки и сказал:
— Предлагаю другой вариант, Тимур.
Сложил руки на груди и снисходительно сказал:
— Ну так поделись своими мыслями.
— Баграт должен сам уйти от дел, по-королевски передать тебе полномочия. Это будет достойно и правильно. А не так, что ты за его спиной забираешь компанию себе, словно только и ждал чего-то подобного…
Я чуть не взорвался. Схватил Сталя за грудки и прошипел ему в лицо:
— Ты за кого меня принимаешь, подонок? Как ты смеешь говорить, что я забираю компанию себе? Да я был бы счастлив, стой мой отец у руля ещё долгие годы! Я его знаю как самого себя! Стоит ему почувствовать себя лучше, он тут же вернётся к делам и не оставит свою компанию. Он не уйдёт. И тогда уже точно, его срок жизни укоротится, потому что такой жёсткий и бешеный режим, его сердце просто не выдержит!
Резко отпустил его, а Сталь, играя желваками на своём холёном лице, оправил свой серый костюм и едко произнёс:
— Я своё слово сказал. И если созовёшь совет директоров, то буду придерживаться своей линии.
Я заскрипел зубами.
На лице Сталя не дрогнул ни один мускул, но глаза пылали гневным огнём.
Мы были словно на бойцовской арене, пытаясь взглядом, убить друг друга.
Чем бы кончилось наше противостояние, но подошла Алла и тронула меня за плечо.
— Угомонитесь, — сказала она нам обоим. — Нашли место для выяснения отношений.
— А мы не выясняем отношения, Алла Семёновна, — улыбнулся Сталь и тут же посмотрел прямо мне в лицо своими ледяными глазами и сказал: — Мы всего лишь обсуждали рабочие вопросы. Правда, Тимур?
Оскалился улыбкой хищного зверя и процедил сквозь плотно сцепленные зубы:
— Правда, Дима.
— Это вы можете кому-то другому заливать, но не мне, — жёстко сказала верная помощница моего отца. Не зря её называют Цербером. Она такая и есть — жёсткая, прямолинейная, но верная. Ценный кадр в компании и прекрасный друг нашей семьи.
— Всё в порядке, Алла.
— Надеюсь, — сказала она без улыбки и кивнула на открывшуюся дверь, где показалась маленькая фигурка моей матери.
— Отвези Лизу домой и будь с ней рядом, понял?
— У меня других планов и не было. Не надо меня учить, — бросил я ей и направился к своей матери.
Глава 13
— Так что там у вас случилось? — спросила меня Машка по скайпу. — Новости прям взорвались. Говорят, что глава вашей компании умер…
— Маш, я не знаю, что там случилось. Увезли Багратиона Тамерлановича на скорой. Сарбаев младший и Сталь, как ураганы умчались в больницу. — Отпила чая и продолжила: — В компании все сотрудники стоят на ушах. Чего только не придумали. И что он умер, и что не умер… В общем, никто не знает ничего…
— Мда-а-а-а… Дела-а-а… — вздохнула Мария. — Ты смотри, а то ещё начнутся пертурбации. Твой Тимур возглавит компанию и заберёт тебя с собой.
— Ничего он не мой, — ответила недовольно. — И я уже приняла решение. Сталь обещал завтра договор новый. К нему пойду работать. Он, по крайней мере, не фамильярничает со мной как Сарбаев. Тот постоянно говорит «Настенька»… Бесит ужасно! А Сталь по имени-отчеству ко мне обращается и со всей серьёзностью. Мне это нравится. А ещё Сталь сказал, что если бы я тот договор подписала, то упала бы в его глазах.