«Замечательный чай, — подумала она. — Итачи он тоже должен понравиться».
От воспоминаний о брюнете Долорес почувствовала, что вновь краснеет. Ах, ну что же это, в самом деле, с ней сегодня такое?!
Отставив чашку, она вновь провела некоторое время перед зеркалом, поправляя пряди в и без того практически идеальной укладке, доводя её до абсолютного совершенства. Припудрив носик, Долорес, поколебавшись немного, нанесла на губы любимую помаду цвета фуксии, улыбнулась своему отражению и, найдя себя безупречной красавицей, отправилась в учительскую.
В этой комнате, безвкусно заставленной разномастными затёртыми креслами, витал дух Рождества, как и во всём замке: каминная полка и карнизы были увиты гирляндами из остролиста, на дверях шкафа, в котором хранились классные журналы и некоторые документы, висел большой венок, а в углу стояла пушистая ёлка, украшенная разноцветными шарами, волшебными свечами и длинными прозрачными сосульками. Директор ещё не пришёл, но профессора были практически в полном составе. Трое деканов — МакГонагалл, Флитвик и Стебль — расположились в креслах перед камином и обменивались впечатлениями о чём-то, в то время как Снегг по традиции занимал самый дальний угол, скрываясь в тени, явно не желая, чтобы с ним кто-нибудь заводил разговор. Устроившись на подлокотнике дивана, Акасуна любезно улыбался, слушая рассказ мадам Трюк, этой мужланки без какого-либо чувства стиля, преподававшей полёты, о последнем матче по квиддичу между сборными Когтеврана и Пуффендуя. Даже Трелони, крайне редко покидавшая свою башню («И правильно, сумасшедших надо изолировать от общества!»), явилась на собрание, хотя и забилась в угол даже более тёмный, чем тот, который оккупировал Снегг.
Но все мысли о глупой лже-ясновидящей, которую давно уже пора гнать метлой из школы, мигом улетучились из головки Долорес, когда она увидела Учиху. Как всегда в чёрном, как всегда идеально красивый и абсолютно спокойный, он был окружён профессорами Вектор, Синистрой и Бабблинг, не слишком солидно хихикавшими и лучезарно улыбавшимися Учихе. Эта темнокожая астрономша, обряженная, как обычно, в омерзительную мантию со звёздами, вообще обнаглела настолько, что время от времени клала ладонь на плечо мужчины и начинала легонько его поглаживать.
— Кхе-кхе, — сочла Долорес необходимым прервать сие вопиющее безобразие.
Все учителя как по команде повернулись к ней; в комнате повисла напряжённая пауза. Долорес уже хотела было сделать какое-нибудь остроумное замечание по поводу чрезмерного интереса некоторых коллег к Учихе, но тут дверь распахнулась, и вошёл очень уж бодрым для старика размашистым шагом директор.
— Добрый вечер, коллеги! — Дамблдор прямо-таки лучился счастьем, и это неимоверно раздражало Амбридж. — Прошу вас, занимайте места, и давайте начнём. Аврора, моя дорогая, умоляю, оставьте в покое мантию Итачи, а то вы её до дыр протрёте.
А вот смущение Синистры доставило генеральному инспектору однозначное удовольствие. Ну и что, что она самая молодая женщина в их коллективе? Почему это она считает, что имеет на Учиху больше прав, чем та же Долорес?!
— Итачи, на День святого Валентина нам, по-видимому, всё же придётся тебя где-то прятать, — трагично протянул Акасуна, закатывая глаза. — А то если к атакам старшекурсниц присоединятся ещё и как минимум три профессора… — он позволил своему голосу мягко сойти на нет и сокрушённо покачал головой.
Тут уже все три кумушки потупили взгляды и, пробормотав что-то, поспешили усесться под улыбки и смешки коллег и директора. Итачи же и бровью не повёл.
— На мой взгляд, тебе бы стоило волноваться за себя, Сасори, — спокойно произнёс он, подходя к товарищу. — А то ведь если твоя возлюбленная узнает, сколько любовных писем ты получаешь в неделю…
— Много? — с жаром поинтересовалась мадам Трюк; она нечасто захаживала на учительские собрания и явно воспринимала их как способ развлечься.
— Вы не поверите сколько, Роланда, — едко заметил Снегг из своего угла.
— Так что, Сасори, у вас и в самом деле есть возлюбленная? — поинтересовалась Бабблинг, прямо-таки лучась любопытством.
Акасуна с хорошо сыгранной скромностью улыбнулся.
— А жениться вы собираетесь? — продолжала допрос преподавательница древних рун.
— Она просто замечательная девушка, не без изъянов, конечно, но у кого их нет…
— Не уходите от темы! — воскликнули в один голос Бабблинг и Синистра.
— Очень милая и приятная особа, хотя порой бывает резковата, а уж ревнива — просто до жути…
— Сасори!
— Ах, молодость, — философски заметил Дамблдор, с улыбкой наблюдая за подчинёнными. — Полна волнений и безумств…
— Альбус, это вы сейчас о чём? — прищурилась МакГонагалл.
— Ни о чём, — мурлыкнул директор себе под нос, с головой уйдя в какие-то воспоминания.
Долорес нахмурилась: ей совсем не нравился стиль, в котором нынешний директор Хогвартса проводил собрания учителей. Вот когда она возглавит школу, подобной распущенности и легкомыслия не будет.
— Давайте, наверное, всё-таки начнём, — мягко предложил Флитвик, пока МакГонагалл продолжала пилить пристальным взглядом Дамблдора.
— Да, конечно, — быстро кивнул тот и занял своё обычное место между деканами Гриффиндора и Когтеврана.
Остальные профессора, кто ещё был на ногах, последовали его примеру и расселись. Мимолётно усмехнувшись, Акасуна перебрался с подлокотника на диван и кивнул на место рядом, глядя на Итачи, и тот занял предложенное место. Ни секунды не колеблясь, Долорес с улыбкой подошла к дивану и аккуратно села между мужчинами, сложив руки на коленках.
Прочистив горло, Дамблдор заговорил:
— Что ж, на следующей неделе заканчивается этот семестр, и мы можем подвести…
— Кхе-кхе, — тактично прервала его Долорес, имевшая, что сказать. — Профессор Дамблдор, осмелюсь вам напомнить о моей просьбе ужесточить школьный распорядок дня в связи с участившимися хождениями студентов по коридорам в вечернее время.
Сидевший слева от неё Акасуна тихо хмыкнул.
— Я сказала что-то смешное, профессор Акасуна? — осведомилась Долорес, медленно поворачиваясь к нему. Нет, не нравится. Всё-таки этот рыжий нахал ей определённо не нравится.
— А разве нет? — он вскинул бровь. — В Хогвартсе комендантский час и так начинается в девять вечера для курсов начиная с четвёртого, для младших — с восьми. На какое же время вы хотите его начало перенести? На послеобеденное?
— В вечернее время ученикам положено находиться в гостиных своих факультетов, — отчеканила Долорес. — И кстати, раз уж мы заговорили об этом, почему вы, профессор, назначаете студентам дополнительные занятия в часы после отбоя?
— Потому что в остальное время я занят, как и мои ученики, — флегматично отозвался Акасуна. — Кроме того, именно в ночные часы мне лучше всего работается.
Синистра и Бабблинг прыснули, Снегг хмыкнул из своего угла, а Дамблдор и Флитвик обменялись мимолётными улыбками. Долорес же начинала закипать, но сдержалась и вместо крика улыбнулась.
— Я вовсе не имею интереса к тому, когда вам лучше работается, — мягко сказала она, — однако, как генеральный инспектор Хогвартса, не могу допустить, чтобы студенты разгуливали ночью по школе.
— А можете тогда издать декрет, запрещающий это дело? А то как я без официальной бумаги объясню детям, почему не хочу больше с ними дополнительно заниматься?
— А вы не сможете объяснить это мисс Харуно просто так?
— Почему же только ей? Между прочим, дополнительно у меня занимаются восемь студентов с пятого по седьмой курс. Могу вам позже предоставить список, если угодно.
— Уж будьте так любезны!
Остальные учителя с каким-то извращённым удовольствием наблюдали за перепалкой Долорес и Акасуны, и только Учиха легко хмурился.
— Отлично, раз мы разобрались с этим вопросом, — бодро вмешался Дамблдор, хотя, на самом деле, никто ни в чём ещё не разобрался, — подведём промежуточные итоги успеваемости по факультетам. Помона, прошу вас.
Пока профессор Стебль, а за ней и прочие деканы, делала свой доклад, Долорес молчала, недовольно насупившись. Что, в самом деле, этот Акасуна себе позволяет?! Как он смеет так разговаривать с ней, представительницей Министерства магии?! И как только такой приятный, вежливый человек, как Итачи, мог выбрать себе в друзья этого невоспитанного хама?!
Больше ничего интересного на собрании в тот вечер не было. Выслушав все доклады и обсудив несколько никому не нужных тем, таких как возможность проведения для студентов рождественского бала (Долорес разумно пресекла эту идею на корню: не хватало ей только для полного счастья толпы тискающихся подростков!), Дамблдор всех отпустил, напоследок рассказав какой-то ну совершенно не смешной анекдот: что-то про гнома, лепрекона и огневиски. Не удостоив его даже тени улыбки, Долорес гордо покинула учительскую одной из первых.
Она не торопилась возвращаться в свои комнаты: было начало двенадцатого — самое время для ловли бродящих по школе студентов. Пройдясь по второму этажу, профессор поднялась сразу на четвёртый, оставив третий на обратный путь. Все свечи в коридорах были потушены, и оттого в переходах царил полумрак, разгонявшийся лишь лунным светом. Дойдя почти до самой башни Гриффиндора и так никого не встретив, Долорес решила повернуть обратно, как вдруг в одном из коридоров неожиданно заметила человека. Он стоял возле окна, отстранённо глядя вдаль; рядом с ним на подоконнике сидел крупный чёрный кот.
— Вы что-то хотели? — несколько устало спросил Итачи.
Долорес вздрогнула, с трудом отрываясь от любования профилем Учихи, очерченным лунным светом.
— Нет, ну что вы, — мягко произнесла она, подходя ближе.
Учиха перевёл на неё взгляд; казалось, он был несколько удивлён.
— Долорес? Что вы делаете в этой части замка в столь поздний час?
— Я патрулировала, — она не справилась, и голос всё же слегка дрогнул. — А вы, Итачи? Простите, но вы выглядите печальным…
Большой кот, внимательно наблюдавший за ними своими странными красными глазами, тихо зафыркал. Бросив на него короткий взгляд, Учиха ровно произнёс: