— И это с учётом того, что в Конохе Хаширама затягивал меня к ним на ужин с регулярностью хотя бы два раза в месяц, — сообщил Мадара Анко. — Представляешь, насколько я ему не нравлюсь?
— Да ладно вам, это же не показатель…
— А вот с Изуной он бы сто процентов выпил, — Мадара втянул воздух ртом и смешно сдул с глаз чёлку. — За Изуну, моего обаятельного братишку.
— За Изуну! — поддержала его Анко, мимолётно покосившись на Второго.
Хмурый и раздражённый, Тобирама всё-таки поднял свою отёко.
— За Изуну, — сказал он, — моего лучшего противника.
— Ах, Анко, ты не представляешь себе, на что это было похоже, — проговорил Мадара, запрокидывая голову, — когда мы сражались вчетвером: мы с Изуной против Хаширамы и Тобирамы. Земля дрожала, уничтожались горы — а мы даже не замечали этого.
— Я рад, что нынешнее поколение шиноби Конохи не видело таких битв, — сказал Второй. — Всё-таки это было действительно ужасно.
— И не говори, — вздохнул Мадара. — Как же я ненавидел наше время и как хотел очнуться однажды в другом, более мирном, более светлом…
— И погрузить его гендзюцу. Мерзкий, низкий, отвратительный план.
— А-а, вижу, подготовился, — Мадара прищурился. — Всё ждал, когда Хаширамы не будет поблизости, чтобы высказать мне это в лицо?
— Мой брат прекрасно знает, какого я о тебе мнения.
— Но всё равно запретил тебе со мной ругаться.
— Это к делу не относится, — процедил Тобирама.
— А вот и относится, — Мадара подался вперёд. — Ты ненавидишь меня вовсе не из-за паскудного характера и даже не из-за того, что я, как тебе кажется, позволил Изуне умереть и забрал его глаза. Ты ненавидишь меня потому, что всегда боялся, что для Хаширамы я стану дороже тебя.
— Как ты смеешь говорить подобное?! — разъярился Тобирама.
— А что, я неправ? У тебя кроме брата никогда никого не было, а вот у Хаши — и Мито, и я. Завидовал? Боялся остаться совсем один?
Стремительно перепрыгнув через разделявший их стол, Второй секунду спустя уже прижимал старого врага спиной к полу, сомкнув пальцы на его горле. Мадара извивался под ним, стараясь вырваться, но хватка у Тобирамы была крепкая. Внезапно в руке у Учихи блеснул кунай — и Мадара всадил его противнику в бок по самую рукоять.
— Я воскрешён Эдо Тенсей, забыл? — прорычал Тобирама, склоняясь ниже. — Меня не убить. В отличие от тебя.
Мадара зло фыркнул — и тут же прекратил всякое сопротивление. Раскинув руки в стороны, он повернул голову на бок, косясь на неприятеля из-под чёлки. Тобирама выпрямился, удивлённый его поведением, но пока не убирал рук.
— Господа… — проговорила Анко, уже успевшая за время их спора в одиночку прикончить целую токкури. — Давайте жить дружно.
Переведя на неё взгляд, Мадара тихо засмеялся. Тобирама растерялся ещё больше, не понимая, что происходит, и даже не сопротивлялся, когда Учиха сел, спихнув его с себя.
— Ты права, что-то мы разошлись, — сказал Мадара, потянувшись к своей рюмке. — А я и в самом деле почти забыл, что ты воскрешён, Тобирама. Уж больно реалистично выглядишь, чёрт.
Тобирама хмуро зыркнул на него. За то время, что они пробыли здесь, Второй Хокаге от нечего делать решил поработать над своей старой доброй Эдо Тенсей и в итоге сумел добиться того, что воскрешённые выглядели уже не как зомби с сероватой кожей, покрытой трещинами, и с тёмными склерами глаз, но как нормальные люди. Помимо этого, ему удалось вернуть их телам определённую чувствительность, не такую, конечно, как при жизни, но всё же.
Достав из бока кунай и положив его на стол, Тобирама поднялся, вознамерившись уйти, однако голос старого врага его остановил.
— Я вот чего не могу никак понять, — протянул Мадара, пристально глядя на него, — ты фактически обвиняешь меня в смерти Изуны, хотя это ты нанёс ему рану. Почему?
Второй опустил на него взгляд, в котором так невероятно сочетались ненависть, ностальгия и даже отголосок какого-то чувства, похожего на печаль.
— Потому что, — всё-таки ответил он, сухо и глухо, — негоже такому воину, каким был Изуна, умирать в постели, будучи ослеплённым родным братом.
— Он сам отдал мне свои глаза, — ощетинился Мадара. — И не смей даже допускать мысль, Сенджу, что твоё сожаление может хотя бы сравниться с тем, что чувствую я.
— Чувствуешь? — процедил Тобирама. — Разве такая бессердечная тварь, как ты, способна чувствовать хоть что-нибудь?
— Представь себе, — огрызнулся Мадара, тоже поднявшись на ноги, с вызовом глядя на старого врага. — Я любил свой клан, это даже ты не сможешь отрицать. Я любил брата так сильно, что ты представить не можешь, и не отомстил тебе за его убийство я лишь потому, что так меня попросил Хаширама — единственный после смерти Изуны человек, которым я по-настоящему дорожил, — он зло фыркнул. — И вообще, почему я перед тобой оправдываюсь? Вся твоя жизнь прошла за спиной у брата в вечных попытках притеснить Учих. Ты жалок, Тобирама, лицемерен и отвратителен, и ещё имеешь наглость критиковать меня.
— Ты сам не лучше, — бросил Второй, но скорее печально, чем зло. — Говоришь, что дорожил братом, кланом, Хаширамой, однако этого по твоим делам не видно — в конечном итоге ты предал всё и всех, кто, по твоим словам, имел для тебя значение.
Смежив веки, Мадара тихо вздохнул.
— Я не лучше, — произнёс он чуть слышно, — но больше не хочу быть таким. Свой нынешний клан и свою дружбу я не предам.
— Пустые слова, — покачал головой Тобирама.
— Обещание.
Довольно долго они стояли так: Мадара — опустив взгляд, думая о чём-то своём, а Тобирама — глядя на него, внимательно, пристально, всё ещё недоверчиво. А потом он сказал:
— Ты не единственный, кто дорожит Хаширамой. Ради брата я попытаюсь поверить тебе.
Мадара вскинул голову, с удивлением, растерянностью посмотрел на него и кивнул.
— За взаимопонимание, — предложила Анко, про которую старшие шиноби, выясняя свои дела, явно успели забыть.
Наклонившись, взяв со стола две полные отёко, Мадара протянул одну Тобираме, и тот почти без колебания принял её.
— За взаимопонимание.
— Кстати об этом, — сказал Мадара, когда рюмки опустели, и мужчины вновь сели на татами. — Ты сказала, что кроме кентавров с тобой ещё что-то случилось, но рассказ об этом не для трезвой головы.
— А, ну да, — отозвалась Анко. — Со мной, ну, того… Скорпион случился.
— В смысле? — вскинул брови Тобирама. Оба шиноби теперь делали вид, что перепалки с выяснением отношений не было вовсе. Пусть, если им так спокойнее.
— А вы как думаете? — проворчала Анко, наливая ещё.
Мадара остановил её руку.
— Этот кукольник к тебе клеится?
— Не, не клеится, — медленно покачала головой Анко. — Просто поцеловал, и всё тут… Хотя нет, о чём я?! — она резко хлопнула ладонью по колену. — Этот гад меня поцеловал! А знаете, что он сказал после этого?
— Что? — проникновенно уточнил Мадара.
— «Неплохо», — процитировала Анко, кривляясь. — «Противоядие своё отработала». Отработала, представляете?! Как будто я ему шлюшка какая-нибудь!
— Мерзавец, — пророкотал Мадара, грозно хмурясь. — Хочешь, я убью его?
— Да ну, что вы… — поспешно, но не очень ровно замахала руками она.
— Мне не трудно, честное слово.
— Реально, не надо, — заверила его Анко. — Но за порыв спасибо… оценила.
— Хорошая ты девчонка, Анко, — Мадара приобнял её за плечи и притянул поближе. — Вредная, но хорошая.
— Только пьёшь много, — вставил Тобирама, сидевший, опёршись локтём на колено, а на кулак опустив подбородок. — Нельзя женщине столько, тебе ещё детей рожать.
— Какие дети?.. — пробормотала Анко, уютно устраиваясь на плече у Учихи. — Знали б вы, Тобирама-сама, как мне с мужиками в жизни не везёт… А всё ещё с сенсея началось, с козла этого… ну, то есть Змея… Я ему так доверяла, а он меня раз — и в крысы лабораторные!.. А потом, когда наши меня нашли на том острове и в Коноху доставили, я с Ибики познакомилась… Он и старше меня, и солидный такой, осно… основательный… Мне, ну хрен его знает, лет пятнадцать, кажись, было, когда я ему сказала… А он такой: «Девочка, маленькая ты ещё, о таких вещах думать»…
Она видела, как переглянулись Второй и Мадара, но ей было всё равно — впервые за долгое время она была по-настоящему пьяна, и раз уж падать в их глазах, то так, чтобы грохот стоял.
— А с Какаши, мы с ним так, чисто на одну ночь… И вот сто пудово, ему просто жаль меня! Ему всех жаль: сенсея погибшего, др… друзей погибших, себя, учеников своих дурных… Нет, конечно, они не дурные, просто… дурные, ладно… К-куренай уже, вон, не сегодня завтра замуж выскочит… половина выпуска нашего уже детей понарожала… А я всё живу, как… как холостяк за сорок: пью, сплю с дру… другом, на миссиях по полгода пропадаю… Вот скажите… ч-что со мной не так?..
— Эк тебя накрыло, — усмехнулся Мадара. — Ну ничего, сейчас поправим дело.
Осторожно уложив её на татами, он добрался до буфета и извлёк оттуда полную бутылку чего-то изумрудно-зелёного. Повернув голову в его сторону, Анко тихонько застонала и прикрыла лицо ладонью.
— Что это? — прищурившись, подозрительно спросил Тобирама.
— Билет в волшебную страну, — весело отозвался Мадара, усаживаясь на прежнее место и расставляя на столике три стеклянных стакана с толстыми стенками.
— Не-е… — слабо потрясла головой Анко. — Я… я обещала Са… Сасори, что больше не буду это…
— Плюнь, — уверенно отрезал Мадара, разливая абсент. — Какая разница, что ты пообещала этому выродку?
— Мадара, — Второй погрозил пальцем. — Хватит ругаться. С нами же девушка.
— Не занудствуй, — протянул Учиха. — К тому же, ты не слышал, что за перлы эта красавица мне тут в прошлый раз выдавала. И где только набралась?
— У Ибики в отделе допросов та-акие трели поются…
Мадара ухмыльнулся и без труда заставил куноичи принять сидячее положение.
— Сейчас будет фокус, — объявил он и сосредоточенно уставился на стаканы. В его глазах возник Мангекью Шаринган — и абсент загорелся чёрным.