исал то, что писал, будучи I охваченным всепоглощающим вдохновением. А то, что дарует такое вдохнове- 1 ние, уже нельзя изменить, даже ради точности. Ибо мы способны оценить лишь j то, что можем приобрести, но не то, что может быть утрачено". Так Бубер 1 наделяет собственный текст авторитетом и намекает на то, что он сам не смог бы \ передать всех его значений. "Ибо всякая попытка прояснить смысл неясных | фрагментов может уничтожить возникающие ассоциации. Должно быть понятно, I в каком положении находится переводчик!" (I and You, Scribner. New York, 1970. 1
P. 24–25).
Философские взгляды Бубера не свободны от противоречий, быть может, 1 именно в силу того, что философия была для него не наукой, а "категорией I жизни". Бубер не был ни академическим философом, ни профессиональным 1 теологом и меньше всего стремился к созданию собственной "системы". Он] говорил о себе: "У меня нет учения. Я лишь показываю нечто. Я показываю 1 действительность, то, чего не видно или видно слишком мало. Я беру того, И кто меня слушает, за руку и подвожу к окну. Я распахиваю окно и показываю 1 наружу. У меня нет учения, но я веду разговор" (цит. по: Internationales I Symposium. Band 1. S. 13).
Перевод выполнен В. В. Рынкевичем по изданию: Buber M. Ich und Du. I
Koln. 1966.
Часть первая
С. 16. Перевод слова Haltung (манера держать себя, выправка, поза, позиция, твердость, прочность и пр.) как "соотнесение", вопреки тому, что достаточно широкий спектр его значений все же органически связан с однокорневыми словами (halten — держать и Halt — поддержка, опора), которые сдерживают и ограничивают возможности его расширенного толкования, может показаться семантически не мотивированным и поэтому нуждается в обосновании. По мысли Бубера, Haltung — это не установка и не позиция, которая всегда есть результат, это то, что предшествует отношению, то, чем держится отношение, некое под-держание, то, что служит опорой со-отнесенности человека с миром, "ждущим" изречения "основного слова".
"Основные слова", которые, будучи изреченными, "полагают существование", делают человека участником непрерывного творения (эта идея, особенно популярная в хасидизме, согласно Н. Минделю, "упоминается уже в древнееврейской литургии и ежедневно повторяется в Утренней Молитве (в благословении Йоцер): "В благости Своей возрождает Он каждый новый день, непрерывно, в труде Творения" (см.: Философия Хабада. С. 104).
С. 17. "Du grenzt nicht" — буквально: "Ты не граничит".
С. 18. Возможно, что такой ход мысли Бубера навеян библейскими образами: "И когда говорил Аарон ко всему обществу сынов Израилевых, то они оглянулись к пустыне, и вот, слава Господня явилась в облаке" (Исх 16:10). См. также Исх 19:9; 24:16; 34:5; Лев 16:2; Иов 22:14.
С. 20. Здесь и далее в некоторых случаях к слову "опыт" в переводе добавлено "объективный" в целях прояснения смысла. Дело в том, что в понимании Бубера опыт и его приобретение (в ущерб действительности отношения) имеют негативное значение и относятся только к объективирующему знанию. Однако в русском языке слово "опыт" обладает более широкой сферой значений и оказывается совместимым с понятием отношения (как, например, в выражениях "живой опыт", "духовный опыт").
Действительность, по мысли Бубера, есть то, что происходит между Я и его Пред-стоящим, она "проживается" (wird gelebt). Как правило, он избегает употреблять слово "переживание" (Erlebnis), а о "религиозном переживании" говорит лишь в негативном смысле, поскольку оно, согласно Буберу, имеет место в душе, а не между Я и Ты.
С. 21. Оппозиция Aktion — Passion (действие — страдание, активное — пассивное) часто встречается уже в ранних работах Бубера, причем иногда в таком контексте, который позволяет заподозрить, что под Passion подразумеваются Страсти Христовы. Скорее всего, в таких случаях Бубер сознательно обыгрывает значения слова Passion, предоставляя своим читателям возможность самим наделить его тем или иным смыслом.
С. 22. Обстояние (арх.) — осада, одоление.
Действительный (wirklich) человек для Бубера — это, с одной стороны, тот, кто пребывает в средоточии действительности, с другой же — это человек подлинный, в отличие от того, кто живет в мире Оно, само существование которого неподлинно.
Uberbau — термин К. Маркса.
С. 24. Скорее всего, Бубер имеет в виду кошку (см. часть 3, с. 70, 71).
См. примеч. к с. 45.
С. 26. Однако, по жестокой иронии истории, немцам суждено было в скором времени заново открыть и прочувствовать "изначальный смысл" этого возгласа. В. Кауфман по этому поводу пишет: "В конце того года, когда была опубликована книга "Я и Ты", Гитлер предпринял неудавшуюся попытку путча в Мюнхене, а десять лет спустя возглас "Хайль!" и "Хайль Гитлер!" приобрел в Германии статус "немецкого приветствия" (I and You. P. 71).
От араб, "кафир" — неверующий; так в Коране называются все, кто не исповедует мусульманскую веру. Соседние мусульман21ские народы называли кафирами немусульманское население Нуристана и северной Африки.
"Мана" — слово меланезийского происхождения, введенное в научный обиход Р. Кодрингтоном (1830–1922). Как и слово "Оренда" из языка индейцев ирокезов, по мнению некоторых исследователей, обозначает сверхъестественную магическую силу. Однако английский этнограф Б. Малиновский, один из ведущих представителей "социальной антропологии", по этому поводу пишет: "…Теории и концепции, согласно которым в основе магии лежит то, что они называют мана, идут в ложном направлении… Между понятиями типа мана и особой силой магического колдовства и обряда очень мало общего… Слова "вакан", "оренда" и целый класс понятий, связанных со словом "мана", обозначающие все виды сил и власти, кроме магии, являют собой примеры уходящей в глубину веков генерализации чисто метафизического понятия, признаки которого можно обнаружить в некоторых словах современных туземцев" (Малиновский Б. Магия, наука и религия // Магический кристалл. М., 1994. С. 89–90).
Дюнамис (древнегреч.) — сила, могущество; в Новом Завете — чудотворная сила, чудо.
Харис (древнегреч.) — прелесть, грация, красота; милость, расположение, дар.
"Магические папирусы " — записанные на папирусе греческие и коптские тексты "магического" содержания, в частности различные заклинания. Они были созданы в эллинистическую эпоху, а в 1880 г. найдены европейскими учеными в Египте. Словоупотребление греческих "магических папирусов" обнаруживает параллели с лексикой новозаветных текстов, в силу чего они привлекли к себе внимание исследователей Нового Завета (см.: Дойель Лео. Завещанное временем. М., 1980).
С. 27. Термин "Weltbild" введен в научный обиход немецким историком и социологом М. Вебером (1864–1920).
С. 28. Этот фрагмент явно перекликается с рассуждениями Ф. Ницше, чье творчество оказало заметное влияние на формирование взглядов Бубера. Свою философскую деятельность он начал с того, что еще в юности перевел на польский язык первую часть книги "Так говорил Заратустра". Приводим отрывок из главы "О презирающих тело": "Орудием телу служит и твой маленький разум, который называешь ты духом, брат мой, он — всего лишь орудие и игрушка великого разума — тела" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990. С. 29).
С. 31. Allbeseelung — всеобщее одушевление; Allbeziehung — Всеотношение. Вероятно, эти термины Бубер ввел в свой философский лексикон под влиянием книги "Зогар" (в этом анонимном сочинении, написанном на арамейском языке и получившем хождение в XIII в., содержится наиболее полное изложение еврейского эзотерического учения той эпохи). Современник Бубера, Гершом Шолем, широко известный своими исследованиями каббалы и еврейского мистицизма, пишет, что в лексике "Зогара" "наблюдается тенденция употреблять такие слова, как "всеглубина", "всезавершенность", "всеочертание", "всетайна" и т. п. — выражения, в которых слово де кола ("всё") присоединяется к существительному. Такие выражения, очень часто употребляемые гностиками, в языке старой еврейской литературы не встречаются. Появление их в каббалистической литературе в результате возрождения неоплатонизма служит одним из наиболее ярких примеров постепенного проникновения в нее неоплатонической терминологии" (Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. Библиотека Алия. Иерусалим, 1989. Т. 1. С. 230).
Часть вторая
С. 36. Бубер имеет в виду концепцию О. Шпенглера (1880–1936), представителя поздней "философии жизни", изложенную им в его главном произведении "Закат Европы" (т. 1 — 1918, т. 2 — 1922), которое пользовалось в Германии огромной популярностью. Согласно Шпенглеру, "культуры суть организмы… В судьбе отдельных, сменяющих друг друга, вырастающих друг возле друга, соприкасающихся, оттесняющих и подавляющих друг друга культур исчерпывается содержание всей человеческой истории… Каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть свое детство, своя юность, своя возмужалость и старость… Как листья, цветы, ветви и плоды выражают своей формой, обликом и видом жизнь растения, так и религиозные, научные, политические, хозяйственные образования дают выражение жизни культуры… В этом смысле и каждая сколько-нибудь значительная частная жизнь с глубочайшей необходимостью повторяет все эпохи той культуры, к которой она принадлежит" (Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993. Т. 1. С. 262–269).
С. 37. В соответствии с Библией, "душа всякого тела есть кровь его, она душа его" (Лев 17:14). Однако Бубер мог иметь в виду еще и известную фразу Ницше: "Из всего написанного я люблю только то, что пишется собственной кровью. Пиши кровью: и ты узнаешь, что кровь есть дух" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. С. 34).
С. 40. Здесь Бубер использует образ Голема (ивр. — бесформенная масса), который встречается уже в раввинистическом комментарии на рассказ книги Бытия о сотворении человека: "Когда Святой, благословен Он, пожелал создать мир, он начал творение с первого человека, но создал его неодушевленным (големом)… Он поставил его на ноги, огромную бесформенную массу" (Брешит Рабба 8,1). Согласно средневековой еврейской легенде, Голем — сделанный из глины и оживленный с помощью каббалистических заклинаний человек, который в отличие от настоящего человека лишен души, не обладает Даром речи и во всем должен подчиняться данным ему приказам. Однако Голем может выйти из-под контроля, и тогда он превращается в слепую разрушительную силу. В западноевропейской литературе к образу Голема обращались романтики (Ахим фон Арним "Изабелла Египетская"), а также Гофман и Гейне; в XX в. из-под пера австрийского писателя Г. Майринка вышел роман "Голем" (1915). (Подробнее см.: Дугин А. Г. "Магический