«Должны были!..» Скачков потаенно усмехнулся и стал рассматривать ладони. Ему не хотелось, чтобы журналист заметил его скептическую усмешку. Впрочем, уж кто-кто, а Брагин-то знал, что в спорте не годятся все эти заранее спланированные «должны» и «обязаны». Победа каждый раз добывается с бою. Любой соперник, как бы он ни был слаб, выбегает на поле для борьбы. Нет и не было команды, которая выходила бы на матч, заранее намереваясь его проиграть. Конечно, в спорте так уж заведено, что кто-то обязательно становится побежденным. Но каждый, кто готовился к поединку, выбегает из раздевалки с надеждой на победу, и ради победы он выложится весь, без остатка, потому что в футболе помимо твердых правил игры, которые соблюдают судьи на всех стадионах мира, существуют еще правила неписаные, а они куда тверже писаных, эти правила требуют от спортсменов отдать за полтора часа игры на поле все, чему он научился за свою жизнь, и сделать честно, с полною самоотдачей, выложиться до конца. Кстати, по этим неписаным правилам футболист обязан жить и вне поля, и значение их возрастает еще и потому, что судьей тут обязан быть только сам спортсмен.
Тогда, в электричке, после долгого молчания, журналист спросил вдруг о Комове. Что было ему ответить? Скачков замялся. Да, Брагин правильно подметил нездоровую обстановку в команде. Долгое «господство бояр» сказывалось все заметнее, особенно на молодых ребятах. Люди, подобные Комову, привыкли идти по жизни с нахальной напористостью и там, куда они попадают, вокруг них, как вокруг торпеды, закипает злая вода — начинает клубиться целый рой приспешников и подлипал.
— А что Степаныч? — спросил Брагин.
Скачков уклончиво пожал плечами. Терпит. Но ясное дело, что терпение его не безгранично, когда-нибудь оно непременно лопнет — обязано лопнуть!
Интересно они тогда поговорили!
В городе Звонарев, опытный автомобилист, уверенно и без остановок проскакивал перекрестки на зеленый свет. Лишь перед самой редакцией он неожиданно замешкался и на висячем светофоре выскочило желтое пятно. От резкого торможения Скачков с Клавдией сунулись вперед.
— Ого! — сказал Скачков. — Тормоза сорвешь.
Рядом, замедляя ход, остановилось такси, шофер рассеянно глянул вбок, отвернулся, затем вдруг почти лицо в лицо уставился на Скачкова, — узнал. Машины подходили и запруживали улицу. Перед светофором разразилась вакханалия: закрякали клаксоны, из машин стали высовываться головы. Милиционер, нахмурясь, зорко глянул со своего места и, тоже узнав Скачкова, смягчился: дал зеленый свет и взял под козырек.
Пропустив пяток сигналивших машин, Звонарев резко развернулся и осадил у подъезда редакции.
— Давай, Геш, топай. Мы подождем.
— Неудобно… — замялся Скачков, вылезая.
В редакции было пустовато, по-вечернему покинуто. Где-то в конце коридора одиноко, как кукушка в лесу, постукивала машинка. В первой же редакционной комнате, куда Скачков, робея, просунул голову, он с удивлением увидел группу людей, глубокомысленно обступивших шахматную доску. Узнав его, оживились и вызвались проводить.
— О-о, вот сюрприз! — Журналист протянул навстречу обе руки. — А я собирался на базу ехать. Тебе передали? Ну и прекрасно! Мы сейчас с тобой займемся делом.
За столом он расставил локти и долго, раздумчиво соединял концы пальцев — один в один. Перед ним лежала целая груда исписанных и перечеркнутых страниц.
— Слушай, Геш, что это вы там затеваете? Только честно. Со мной-то финтить незачем.
— Кто затевает? — глаза Скачкова смотрели ясно. — Никто ничего не затевает.
Журналист огорчился.
— Ох уж эти мне… — и он скороговоркой выругался.
Не отзываясь на намеки журналиста, Скачков хотел, чтобы тот сам заговорил. Да и стоило ли вообще об этом говорить? В том, что затея Комова не пройдет, «не проскочит», как сказал бы Звонарев, он не сомневался. Какой же дурак станет менять в такой момент тренера? А после Вены… А после Вены, если только повезет и «Локомотив» урвет свою желанную ничью, тогда попробуй тронь Степаныча!
Проигрывал пока что Кома, безнадежно проигрывал…
Журналисту, однако, было известно многое, о чем на базе и не догадывались. Подстрекаемые Рытвиным, шевелились деятели из спорткомитета, ввязывалось понемногу разнообразное начальство, опекавшее «свою» команду: начальник локомотивного депо, руководитель службы движения. Дело явно шло к «чистилищу». Журналиста возмущала вся эта нездоровая, искусственно нагнетаемая обстановка. Кому-от нее польза? Вместо того, чтобы готовиться, вместо спокойных тренировок, извольте вот…
— Дурачье! — кипятился Брагин, бросая на бумаги карандаш. — Или они Комова хотят вернуть в команду?
— Мертвое дело, — сказал Скачков. — Пробовал уже.
— Тогда тем более!
Скачкова он хотел увидеть вот зачем.
— У меня одна идейка, понимаешь? По-моему, она все поставит на свои места. Должна поставить! Ползи-ка сюда ближе.
Дергая исписанные страницы, он невнимательно пробегал их глазами.
— Ты понимаешь, эта бесконечная тренерская чехарда всем надоела. Может ли работать тренер, если он чувствует себя, как на гвоздях? Команда же не делается в один день, в один месяц. Даже в сезон! Так вот поди ж ты… К тому же пора сказать, что команда создавалась не для Рытвина и иже с ним. Настоящие ее хозяева — вон, вся дорога, весь город, даже область!
Собирая и подравнивая страницы, он попросил:
— Мне тут кое-что уточнить надо. Хотел к Степанычу, да из него, сам знаешь, слова клещами тянешь… Ты как — никуда не торопишься?
Хорошенькое дело — не торопишься! Спохватившись, Скачков представил, как закипает Клавдия в машине и поминутно вздергивает рукав над часиками. Звонарев с Валерией, конечно, терпеливо успокаивают ее…
— Да в общем-то… — замялся он. — Я в общем-то… это самое… по делу заскочил.
— Это же пара пустяков! — воскликнул Брагин, узнав, что привело Скачкова в редакцию. — И правильно сделал. Идем, я познакомлю тебя с редактором. Болельщик и персонально твой поклонник. Пошли, пошли, сейчас мы все устроим.
В редакторском кабинете за обширным, заваленным бумагами столом, сидел человек в рубашке с закатанными рукавами и, свесив волосы, увлеченно писал. Пиджак висел на спинке стула. Подняв голову на вошедших, редактор удивленно отвалился на спинку стула.
— Ну, знаете… — проговорил он, снимая очки. — Тронут. Здравствуйте и садитесь. Садитесь, пожалуйста. Вот сюда. Сергей Александрович, может быть, нам кофе организовать? Ведь вам можно кофе? — обратился он к Скачкову.
Не присаживаясь, Брагин объявил, что сейчас не до кофе.
Редактор заставил обоих опуститься на стулья. — Я вам должен кое-что показать.
Приподняв со стола несколько бумаг, он стал что-то отыскивать на свежем оттиске газетной полосы. Брагин, привстав, смотрел что он там такое ищет.
— Вот! В «Советском спорте» дискутируется вопрос о запрещении переходов, то есть кочевании хулиганов из команды в команду. Выгонят в одной, берут в другую. Забывают, что на спортсменов смотрят с трибун, по телевидению и — учатся. Да, учатся, берут пример. Спортсмен должен воспитывать трибуны… Вот, перепечатываем, даем в номер.
Скачков представил, что сейчас происходит в ожидающей его машине, и завозился. Брагин незаметно надавил ему на колено.
— И еще… — бормотал редактор, быстро просматривая оттиск. — Вы же в Вену летите? Я еще думал… Это должно вас заинтересовать…
Найти ему не удалось: Брагин стремительно вскочил, вместе с ним поднялся и Скачков. Редактор отложил полосу и вышел из-за стола.
— Мне представляется, — говорил он Скачкову, двигаясь вместе с ним к двери, — у вашего тренера крепкая рука и настоящий характер. Таких, как Комов, вообще нельзя допускать на поле. Вы только подумайте, сломал! И кого? Полетаева! А кого теперь вместо него ставить в сборную? Отборочные игры на носу. Мы можем проиграть даже в группе. Не хватит ли позора? С самого Мельбурна не можем пробиться в финальную пульку. Это после медалей-то! — Он внушительно поднял палец. — После зо-ло-та!
Горячность его забавляла Брагина и он, берясь за ручку двери, снисходительно напомнил:
— А кубок в Париже? А четвертое место в Лондоне?
И распахнул дверь.
— Да, да! — загорелся редактор и, отстранив Брагина, снова захлопнул дверь. — Все это — да! Но — Мельбурн! Когда же мы снова поднимемся на первую ступеньку? На пер-вую!
Нескладный, с бледными худосочными руками, он уставился на своих собеседников.
Журналист нашел момент подходящий и спокойно спросил: собирается ли он сегодня пойти на просмотр?
— Какой просмотр! — ужаснулся редактор и бросился к столу. — У меня еще передовая не готова.
— Тогда вашими местами мы распорядимся по-своему, — заявил Брагин и вывел Скачкова из кабинета. — Вот тебе мой пропуск — держи. Я немного задержусь. Вы ведь вдвоем идете?
— В общем-то, да… Она там, в машине.
— Как — в машине? — удивился журналист. — Здесь, возле редакции? Что же ты молчал, растяпа? А мы… Это моя вина, я тебя заговорил. Пошли, надо извиниться, — неудобно.
Обходительный Брагин очаровал Клавдию. Опоздание Скачкова было прощено, забыто.
— Ах, Геша!.. — вздохнула она, снова забирая его руку.
Покуда журналист любезно рассыпался перед Клавдией, Звонарев сумел вставить, что читал статью о грубости на футбольном поле и совершенно согласен с автором: хулиганам не место в спорте. На похвалу Брагин отозвался сдержанным поклоном. Скачков, пока ехали от редакции, припомнил, когда Клавдия прямо с базы затащила его в гости, Звонарев кипел, доказывая, что без Комова команду ждет в Вене сокрушительный разгром.
— О чем задумался, Геш? — шепотом спросила Клавдия, глядя ему в лицо.
— Так… — Скачков поморщился.
— Шепчетесь? — Звонарев обернулся, блеснул глазами. — Я что хотел спросить, Геш. Как ты считаешь, можно упереться всей командой и не пропустить ни одного мяча?
— Это о Вене?
— Ну да. Ведь вам достаточно ничьей. Помнишь, в Мельбурне наши играли с Индонезией? Ноль-ноль.