Два Парижа — страница 58 из 93

Везти с собою одного ребенка было уже проблемой; двух, выглядело невозможностью. Главное же, больного, чуть не умирающего младенца…

Графиня Эмилия нашла единственный выход, заключавшийся в следующем: она вручила немалые деньги, – половину того, что имела с собою, – местному священнику, который помог ей подыскать кормилицу, и оставила ему второго из своих сыновей, с условием, что он будет пока о нем заботиться, а в случае смерти, похоронит его приличным образом.

Дальнейшее путешествие протекало как нельзя удачно.

В Испании у беглянки имелись друзья и даже отдаленные родные, которые приняли ее радушно и заботливо.

Благодаря их хлопотам, ей вскоре удалось уладить свои конфликты с французским правительством, и возвращение на родину стало для нее возможным, и даже, в силу некоторых материальных соображений, спешным.

Путь домой лежал для нее, однако, на этот раз, через море, и ей нельзя было посетить заброшенное в глубокой пустынной долине гасконское село Салешон, сыгравшее незабвенную для нее роль в ее жизни.

Вернувшись в Париж, и в большой свет, к коему принадлежала по рождению, графиня несомненно сумела бы навести справки о судьбе своего отпрыска, – но рок судил иначе…

Смелая и искусная наездница во время охоты оказалась сброшенной со споткнувшейся лошади, и убитой на месте.

С нею исчезло название деревни, и осталась лишь смутная семейная легенда о брошенном ребенке.

Старший ее сын перешел на попечение отца, мужа графини, с которым она разошлась еще до бегства в Испанию, главным образом, из-за несходства их политических позиций; граф Жюстен не ссорился ни с кардиналом Мазарини, ни с королевой, что, в тот момент, содействовало его успешной карьере.

Ребенка он передоверил замужней сестре, госпоже де Милон, которая о нем и заботилась впредь до совершеннолетия.

Сам же граф погиб в битве при Лансе, оставив сыну титул и весьма значительное состояние.

Всего через несколько дней после того как Поль дю Понтеле отпраздновал свое двадцатилетие, его ждал сюрприз, сыгравший, как мы увидим, серьезную роль в его существовании.

Он собирался сесть за завтрак, когда слуга, со смущенным видом доложил ему о посетителе: незнакомый дворянин желает с ним поговорить по важному делу.

Выйдя в переднюю, Поль был совершенно ошеломлен.

Перед ним стоял его двойник, словно бы его изображение, вышедшее из зеркала!

Иронией случая, гость был даже и одет почти так же, как хозяин, в камзол модного в тот момент голубого цвета.

Сжимая в руках снятую шляпу, визитер с явной робостью произнес:

– Я сердечно рад, что мне удалось отыскать вас, мой дорогой брат! Не знаю только, разделите ли вы мою радость?

И, после короткой паузы, добавил:

– Мое имя Пьер дю Понтеле.

– О, конечно! – воскликнул Поль, – я от души рад, я счастлив, видеть вас, брат мой! Я знал о вас, – и если не мог вас найти, поверьте, это не моя вина, не недостаток желания с моей стороны! А сейчас, – прошу вас разделить со мной скромную трапезу и непременно рассказать мне всё, всё, всё о себе и своей жизни все эти долгие годы.

– Рассказать у меня, собственно говоря, мало что есть, – говорил несколько минут спустя посетитель, за бутылкой вина и стоявшим перед ним угощением. – Первые годы меня воспитывал и учил добрейший кюре Маргидон, а потом мной заинтересовался местный дворянин, месье Гастон де Савиньян, бездетный и одинокий отставной военный. Он меня фактически усыновил, и мои годы протекали в его полуразрушенном замке, где я мог, слава Богу, немного рассеивать его скуку. Он недавно скончался и даже оставил мне кое-какое наследство, – весьма, впрочем, скромное. Но у нас, в Беарне, развернуться негде; я мечтал о столице. А, прибыв сюда, – услышал о вас и поспешил с вами повидаться.

– И правильно сделали, дорогой мой! И поскольку вы коснулись вопроса о состоянии, позвольте мне вас заверить, что я готов разделить с вами свое имение, – и, могу сказать, немалое. По всей справедливости, половина принадлежит вам.

Граф остановился и вздохнул.

– При том, конечно, после моей смерти всё перейдет к вам, чему я рад: иначе унаследовали бы далекие родственники, не особенно мне симпатичные.

– Благодарю вас, и тронут вашим великодушием, – смущенно пробормотал Пьер дю Понтеле, – не стоит об этом толковать; я не думал о деньгах, когда вас искал.

– Но почему вы говорите о смерти? – продолжил он с участием. – Вы молоды, – как и я, – и, я надеюсь, ваше здоровье в полном порядке?

– О, с этой стороны у меня неприятностей нет, – меланхолично ответил старший брат младшему. – Но…

– Что же вас беспокоит?

– Хорошо, я расскажу вам всю правду. Я получил вызов на дуэль от господина де Сантини… Он приревновал меня к мадемуазель Клотильде де Сен Меран, которая выказала мне предпочтение, – граф Поль покраснел и замялся.

– О, дуэль! – с интересом воскликнул Пьер. – Ну, это не повод для беспокойства!

– В данном случае, увы, да. Сантини бретер, известный как один из первых мастеров фехтования в стране. А я, должен вам признаться, хотя и пробовал учиться, а почти не знаю, как держать шпагу в руках. Мои интересы, – извиняющимся тоном добавил он, – лежат в другой области! Книги, науки, поэзия… Сантини же не делает тайны: он намерен меня убрать со своей дороги. Хотя не думаю, что это ему поможет.

– Я вижу, у нас с вами вкусы несколько разные. Я, напротив, в книгах не силен, – да у нас, в провинции, и мало кто в них знает толк, – зато шпагой, не хвастаясь, скажу, я владею как мало кто.

Господин де Савиньян меня с семи лет приучил держать ее в руках и научил всем приемам, не только французским, но и итальянским, – он живал в Италии. Даже некоторым секретным ударам… Да вот я вам покажу…

Встав из-за стола, Пьер вытащил из ножен снятую им перед завтраком шпагу и с горячностью продемонстрировал несколько приемов.

– Вот если бы я мог вас заменить! – вскричал он.

– Это, понятно, совершенно невозможно! Сантини бы не согласился; да и я… это было бы позором.

– Но ему и знать не надо! – всё более настаивал Пьер. – Вы же видите сами, как мы похожи! Вот разве что ваш секундант…

– Это как раз нет, – нехотя отозвался Поль, – как нарочно, мои лучшие друзья в отъезде; и я попросил в свидетели маркиза де Ла Шене, с которым едва знаком, – два-три раза встречались при дворе, – но с которым у нас всегда была взаимная симпатия. – Однако дело не в секунданте; а в том, что моя честь мне не позволит…

– Я ни минуты не сомневаюсь в вашей храбрости, дорогой Поль! Но не надо доходить до безрассудства! Подумайте сами: этот ваш Сантини довольно бессовестно пользуется своим превосходством в искусстве фехтования. Было бы только справедливо его проучить… А отдавать жизнь совершенно зря шло бы вопреки благоразумию; было бы самоубийством, а значит и грехом…

Пьер настаивал с таким убеждением и красноречием, что его брат чем дальше, то больше сдавал позиции.

– Но, подумайте, что же будет, если он вас убьет? – защищался он. – Вообразите себе скандал, какой бы разыгрался!

– О, я вам обещаю, что убить себя не позволю! – с некоторым фанфаронством провозгласил Пьер. – А если уж я буду ранен, хотя бы и тяжело, то всё это можно будет легко объяснить. В крайнем случае, – усмехнулся он, – вы будете моим младшим братом и наследником, приехавшим из глуши на побывку. Но клянусь вам, до этого не дойдет! А вот скажите: что мне сделать с вашим противником? Убить его на месте?

– О, нет! – воскликнул Поль. – Это я на совести иметь не хочу! Достаточно ранить, и даже не очень серьезно… Хотя он и останется навсегда моим врагом.

Не заметив того, он уже соглашался на предложение брата.

Лесная поляна близ королевской охоты в Пасси была в это утро довольно оживлена. Сантини ждал в роскошной карете, в компании со своим секундантом.

Ла Шене на другом конце прогалины шагал взад и вперед, передав поводья лошадей слуге.

Ждать им, впрочем, пришлось недолго.

На лужайку выехал всадник, соскочивший с коня с поклонами и извинениями. Размяв ноги, он передал лошадь слуге Ла Шене, скинул плащ и камзол, и встал в позицию, напротив двинувшегося ему навстречу Сантини.

Стоя сбоку в нескольких шагах, маркиз де Ла Шене с понятным вниманием созерцал завязывавшуюся схватку; позже он о ней не раз подробно рассказывал.

Неожиданно для него, лицо и движения Понтеле (он полагал Поля, хотя на самом деле это был Пьер) выглядели так, словно ему предложили участвовать в очень интересной и приятной игре.

Тогда как Сантини, казалось, торжествовал заранее, и его физиономия выражала неумолимую жестокость.

Пантелее явно старался изучить манеру и способности противника, не нападая, а только отбивая удары этого последнего.

– Как в фехтовальном зале! – подумал и позже повторял Ла Шене.

Однако конец его шпаги всё время снова и снова оказывался то перед самым лицом противника то почти в соприкосновении с грудью того.

Сантини, напротив, не в состоянии был скрывать сперва свое крайнее удивление, потом раздражение и, в конце концов, беспокойство.

После нескольких минут Понтеле, очевидно, знал всё, что ему было нужно. Его манеры резко переменились: он перешел в наступление.

Несколько стремительных, почти неуловимых для глаза выпадов, принудили Сантини отступить на два, потом на три шага. Он, похоже, хотел остановиться и перейти в контратаку; но этого ему не удалось.

Заняв позицию тьерс, Понтеле легким толчком отбросил направо оружие противника и прямым ударом вонзил шпагу ему глубоко в правое предплечье.

Вырвав не без усилия клинок, с которого стекала кровь, из раны, он изящным движением отдал салют и сделал пару шагов назад.

У Сантини рука повисла, как плеть, и шпага свалилась наземь в траву. Сам он зашатался и упал на колени.

Подбежавшие секунданты обеих сторон помогли ему подняться на ноги и усадили в карету.

Понтеле коротко попрощался с маркизом, объясняя, что по срочному делу должен вернуться домой, вскочил на коня и топот его копыт быстро замолк на каменистой дорожке.