Два Парижа — страница 90 из 93

[195] (насчет нее, отметим заодно досадную ошибку: ее имя, несколько раз упомянутое, дано как Уэцдсли!).

Более осторожно следует судить о судьбе русских писателей. Но и из них, навряд ли остаются по-прежнему бестселлерами сочинения Краснова[196], Минцлова[197], Амфитеатрова или даже Мережковского. Хотя они-то все вполне заслуживают внимания. Тем более уж мало, наверное, сохранилось поклонников у Е. Чирикова[198] и М. Осоргина[199].

Другое дело авторы как Джэк Лондон, А. Дюма, Сенкевич, Киплинг, О. Генри, Конрад или Стивенсон: они останутся классиками при любой погоде.

Читательный зал при библиотеке хорошо снабжен современными журналами и газетами. В том числе фигурирует и «Наша Страна». И мне нередко приходится видеть людей разного типа, включая молодежь, внимательно ее изучающих. С какими чувствами, я спрашивать не рисковал; но с явным интересом, по крайней мере.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 13 июля 1987 года, № 1924, с. 2

Парижские скандалы

Меня удивило и огорчило известие об участи И. Одоевцевой[200]. Проездом во Франции, я не раз навещал Ирину Владимировну в старческом доме в Ганьи под Парижем, где она прежде жила; и, хотя мы больше разговаривали о поэзии, чем о политике, она, разумеется, никакого советофильства не проявляла. В своих стихах, она мечтала за гробом встретиться с Гумилевым; грустная выйдет встреча, если состоится!

Покойный ее муж, Г. Иванов, тоже был человек крайне правых взглядов, писавший:

Я за войну, за интервенцию,

Я за царя, хоть мертвеца!

Пламенным антикоммунистом был и второй, тоже покойный теперь супруг Одоевцевой, Яков Николаевич Горбов, с которым я был хорошо знаком, написавший по-французски талантливые и имевшие большой успех романы «Le second avenement», «Les condamnés» и «Madame Sophie»[201].

Трагическую судьбу выдающейся женщины, последнего обломка нашего блестящего Серебряного Века, я только и могу объяснить себе изоляцией, в которой она оказалась в нынешнем измельчавшем, опошлившемся и морально падшем русском Париже. Недаром в нем на самое ее имя наложено табу!

Очевидно, большевики сумели оценить и использовать создавшуюся ситуацию. Они сконцентрировали на Одоевцевой свои усилия; и вот, как говорится, помнится, в «Дневнике Кости Рябцева»: «Недолго барахталась старушка в злодейских опытных руках!»

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Трибуна читателя», 4 июля 1987 года, № 1927, с. 3

Роковые выборы

Капризы французской психики и гримасы демократии! Переизбрали Миттерана… Пару месяцев тому назад это казалось невозможным: настолько сильно было всеобщее против него недовольство.

Правда, правые сделали, словно нарочно, все мыслимые ошибки. Вместо того, чтобы выставить одного кандидата, они выдвинули двух: Ж. Ширака и Р. Барра[202]. В результате, сторонники как того, так и другого больше боролись между собой, чем против социалистов.

Выборы во Франции производятся в два приема; во втором туре остаются только два противника. Барр, получив гораздо меньше голосов, чем Ширак, уступил тому место. Они публично обнялись и обменялись рукопожатиями.

Очень мило! Но низовые работники их партий, которые друг с другом ругались, – всегда ли им легко оказалось не просто переменить позицию, но и повести за собою массу избирателей? Вчера такой партизан Барра утверждал, что Ширак никуда не годится, и подчеркивал его недостатки, – а сегодня он должен уверять, что именно в Шираке заключается спасение и лучшее будущее всей страны!

Немудрено, если многие предпочли воздержаться. А это шло на руку Миттерану.

Однако, самое худшее состояло не в этом.

Первый тур принес неожиданность, в виде бурного успеха Жана-Мари Ле Пена, лидера крайне правой партии «Национальный Фронт». Он получил примерно четыре с половиною миллиона голосов, иначе говоря около 15 процентов всего числа голосов.

Ясно стало, что от него зависит теперь решение вопроса о победителе на выборах. С его голосами, Шираку был бы обеспечен выигрыш. Сам по себе Ширак имел около 20 процентов голосов, а Барр – несколько больше 16 процентов. Остальное принадлежало Миттерану, включая 5 процентов голосов коммунистов и незначительное количество целого ряда мелких левацких группировок.

И вот, вместо того, чтобы сговориться с Ле Пеном (как того требовал элементарный здравый смысл!), Ширак, в страхе потерять голоса слева, особенно среди барристов (они же централисты), категорически запретил своим сторонникам какие бы то ни было контакты с «Национальным Фронтом», и сделал строгий выговор тем, которые под свою ответственность попытались подобные контакты установить.

Ле Пен тогда дал своим приверженцам инструкции ни в коем случае не голосовать за Миттерана, а в остальном действовать по усмотрению, как им рассудок и совесть подскажут; то есть, либо голосовать за Ширака, либо воздержаться. Как он справедливо указывает, он не мог, без потери собственного достоинства, сделать больше и пойти дальше навстречу людям, подчеркнуто от него отмежевавшимся и оскорбительно его отталкивающим.

Надо еще отметить, что возглавитель «Национального Фронта» еще задолго до президентских выборов предлагал партизанам Ширака и Барра составить с ним вместе антисоциалистический блок и взаимно один другого поддерживать; но встретил с их стороны надменный отказ.

Теперь же, очевидно, большинство лепенистов предпочло выйти из игры, уязвленное вызывающим поведением Ширака (на которого, в свою очередь, давили центристы).

Плохая арифметика умеренно правых группировок окончилась печально: Миттеран восторжествовал, получив 54 процента голосов. Опять-таки, Ле Пен вернее других оценил происшедшее, сказав: «Правые сами организовали свое самоубийство!»

Вопрос, однако, как будет Миттеран управлять, когда половина Франции решительно против него (а считая воздержавшихся, еще и много больше).

Наоборот, партии Ле Пена, можно предсказать, ветер дует в паруса. Разочарование, которое охватит круги, поддерживающие Ширака (а отчасти даже и Барра) многих заставит примкнуть теперь к «Национальному Фронту», явно представляющему собою единственную твердую оппозицию социалистам.

Надо сказать, что обвинение в антисемитизме и в ксенофобии, бросаемые врагами против Ле Пена, лишены всякого основания; он сам их многократно и категорически опровергал. Для него дело сводится к патриотизму и к защите подлинных интересов Франции.

Что, похоже, особенно злит его противников, это непреклонное отрицание коммунизма, которое не стесняется выражать упрямый бретонец; как и его откровенно неприязненное отношение к СССР. Конечно, такие взгляды плохо согласуются со стандартными позициями левой французской интеллигенции. Но мы-то, русские антикоммунисты, можем им только сочувствовать.

Так или иначе, «Le Front National», за несколько последних лет удвоил число своих сторонников. Он уже превратился в политическую силу, с которою нельзя не считаться. А если так пойдет и дальше…

Со своей стороны, – пожелаем ему успеха!

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 28 мая 1988 года, № 1974, с. 1

Забытый эпизод (из истории парижской эмиграции)

Случилось, еще в самые мои первые годы в Париже, что меня привлекли ко сбору пожертвований в пользу Богословского Института. Что же, дело вроде бы было хорошее; хотя насчет юрисдикции, к которой Академия имени святого Сергия принадлежала, у меня и тогда копошились в голове кое-какие сомнения.

Отвели нам, сборщикам, каждому определенный участок (мой, помнится, был в 7-м округе города, в районе станции метро Эколь Милитер, Латур Мобург и Шам де Марс) и вручили список лиц, каковые были известны, как сочувствующие и способные откликнуться. Действительно, почти никто не отказывался, хотя размер взноса зависел от возможностей.

У меня в бумажке значился, в числе прочих, некто полковник М. Войдя в богатую квартиру, встретил я молодящуюся женщину лет за 40, и с ней у меня произошел такой диалог:

– Да, конечно… Но только, вы знаете, у вас там, в Институте, все очень правые, а я – советская дама.

– Мы пожертвования принимаем ото всех, вне зависимости от политических взглядов. Но всё же вы меня несколько удивляете. Ведь там, в СССР, происходят, похоже, довольно страшные вещи.

– Ах, это вы совсем ошибаетесь! Это потому, что вы, наверное, уже и родились-то за границей, воспитаны в эмиграции, и вот совсем оторвались от родины.

– Я-то, – думаю, – вчерашний выпускник Ленинградского университета! В эмиграции можно сказать, без году неделя…

– Да, да, вы оторвались от родины и не знаете, что там происходит! Были когда-то эксцессы, но теперь, уже давно, идет мирная, счастливая жизнь и совершается великое строительство.

Тут наш разговор прервался. Вернулся откуда-то хозяин, муж моей собеседницы, стройный, очень моложавый, элегантно одетый и гладко выбритый мужчина с выправкой военного и манерами светского человека.

Сразу поняв ситуацию, он стремительно подписал мне чек на крупную сумму, с любезной улыбкой проводил до выхода и закрыл за мною дверь. На этом всё могло бы и кончится.

Но нет. Было продолжение. Вскоре после того французское правительство решилось, наконец, на давно назревшую энергичную меру: расправиться с эмигрантскими совпатриотами. Те было уж с