– Дим, – я постаралась говорить как можно мягче и с легкой иронией. – Замечаешь, ты очень часто оперируешь недоказуемыми домыслами? Но, видимо, себя уже убедил. Интересно, а что бы случилось с девушкой, если бы ее приняли за меня случайно? Отпустили бы или убрали как ненужного свидетеля?
Он все-таки улыбнулся – точнее растянул губы, но улыбка не затронула глаз, он все еще ловил на моем лице любые признаки фальши.
– Егор бы некоторое время мучился, а потом предложил бы отпустить. Купить очень приличной суммой твое молчание.
– Ее молчание – не мое, – поправила я. – Мы ведь говорим о гипотетической девушке. Подозреваю, что тебя этот вариант бы не устроил?
– Нет. Все беды в нашей жизни случились только из-за того, что мы или наши родители слишком доверяли другим людям, по умолчанию считали их порядочными или хотя бы такими, с кем можно договориться. Но жизнь строится по другим правилам. Отпусти мы тебя с круглой суммой, то через год или два – как раз тогда, когда сумма закончится, мы вновь увидим тебя на пороге. Дело даже не в том, что ты сейчас способна на шантаж – как раз нет. Ты станешь на него способна через год или два очень приятной и нетрудозатратной жизни, но к тому времени все эти стрессы сильно забудутся. И в том, что Егор скорее заплатит, чем убьет, ты уже будешь уверена. В итоге ты и станешь проблемой. Ой, извини, она, а не ты. Та самая гипотетическая девушка.
Он издевался, а я покрылась холодным потом. Надеялась только, что голос мой волнения не выдает:
– И что, ты убил бы человека? Просто чтобы решить одну свою проблему, к которой тот человек не имеет отношения? Неужели затянувшаяся война с моим отцом сделала из тебя его?
Дмитрий встал, подошел почти вплотную, насладился моим напряжением и махнул рукой в сторону коридора – мол, иди, провожу. И продолжил уже на ходу:
– Скорее всего. Но только в том случае, если бы другие варианты не сработали. Например, если нет никакого способа сделать тебя своей союзницей… Я даже не знаю. Сложно придумать выход, в котором лично я был бы уверен, что ты не воткнешь нож в спину.
– Как же хорошо, что я Ангелина! – искренне выдохнула я.
– Просто великолепно. Я, знаешь ли, тоже не горю желанием кого-то убивать. Особенно тех, на ком футболки сидят лучше, чем на манекене.
Я с мысли не сбилась, пытаясь выкроить из этого важного разговора еще хоть каплю пользы:
– Еще один вопрос напоследок. Если у тебя и Егора расходятся мнения по какому-то пункту, то чья точка зрения обычно побеждает?
Он рассмеялся, прекрасно понимая причину моего интереса, но скрыть ее совсем я была не в силах.
– По-разному бывает. Но в твоем случае я уступать не намерен. Мы давно с ним стали союзниками и друзьями, ближе у нас никого нет. И именно ради него я обязан довести дело до конца – с тобой, с твоей помощью или без тебя, это уже не так важно.
– Понятно. И все-таки принеси книг, буду благодарна.
Когда он запер дверь и, насвистывая, пошел от моей комнаты, я сползла по стене на пол. Вывод оставался тем же, но решимости его реализовать только прибавилось. Сегодня же вечером надо говорить с Егором, наедине, без этого ужасного «союзника». Пусть Егор разозлится и проорется. А потом я стану взывать к его разумной стороне. Если и есть шанс, то только такой.
Вот только вечером разразилось нечто совсем непредвиденное. Дмитрий днем вместе с обедом молча принес стопку книг: какие-то дамские романы, детективы и потрепанную Кама-сутру. Подмигнул и молча удалился. Больше я его не видела. А вот во время ужина он зашел в комнату без подноса и осмотрел меня очень внимательно.
– Что происходит? – я испугалась, хотя этот страх назревал еще с самого утра.
– Надо было тебе хоть фингал залепить… Взлохмать волосы, Ангелина. Нет, еще сильнее. Давай же, если не хочешь, чтобы это сделал я. Хорошо, что ты в пижаме, от этого выглядишь немного жалкой. Кстати, удивлен, что ошибся. Но так лучше.
– Что происходит?! – еще настороженнее возопила я.
– Идем в подвал. Да идем же, – он схватил меня за запястье и потащил за собой. – Твой отец на связи. До мудака наконец-то дошли новости… или он просто очень долго размышлял, что делать, вместо этого звонка, но так и не придумал.
Я видела спину Егора, а еще несколько мужчин стояли полукругом в разных частях затемненного помещения. Дмитрий подтолкнул меня в центр, Егор схватил почему-то за волосы и с силой оттянул, заставляя меня поморщиться. Я на ногах от волнения устоять не могла, но его руки удерживали меня крепко – неудобно, почти больно сжимая. Через пару секунд я поняла смысл: на экране сотового телефона я увидела лицо Камелина. Егор изображает, что я здесь измучена донельзя. И до меня не сразу дошло, что Виктор говорит. А когда дошло, то ноги начали подкашиваться еще сильнее:
– Дочка, ты в порядке? Они мучают тебя? Бьют?
– Я… нет, меня не бьют…
Единственное, что я понимала, – Камелин видит мое лицо. Видит, но продолжает этот театр:
– Дочка, ты главное не бойся. Я сделаю все возможное, чтобы тебя вытащить. Слышишь меня? Слышишь?
– Да… пап…
– Не волнуйся! В моей жизни есть только одна ценность – ты это знаешь. А я умею быть и жестоким, и благодарным. Ангелина, они ничего серьезного тебе не сделают, понятно? Они прекрасно знают все мои подвязки – и если они только посмеют… я плюну на всё, я все силы пущу на то, чтобы их стереть с лица земли. Перевод активов займет какое-то время, даже в неделю с такими капиталами не уложишься. Но важно, чтобы ты сама продержалась и не провоцировала их, а для того помни – они ничего серьезного тебе не сделают. Услышала меня?
– Ну, все, – Егор перебил дальнейшие излияния Виктора, и передал меня в руки одного из охранников, чтобы тот увел обратно наверх.
Вероятно, дальше они будут уже обсуждать условия сделки. Я же вообще долго не могла понять, что сейчас произошло. Виктор Камелин только что на самом официальном уровне подтвердил похитителям, что я Ангелина. Зачем? Чтобы прикрыть настоящую дочь? Теперь ее легче спрятать или вывезти заграницу! Или чтобы выиграть время, но притом не рисковать жизнью Ангелины? Такая хитрость приходила в голову первой, но против этой версии играл лихорадочный блеск в его глазах – Камелин был на нервах, он едва держался, чтобы не начать орать, он каждое слово мне говорил с нажимом, будто подсознательно вкладывая вес. «Я умею быть благодарным» – не это ли самое важное было в его речи? В его любви к Ангелине я никогда не сомневалась, она доходила у него до паранойи, и он действительно забыл бы обо всем, если бы ей навредили. Но вдруг это же и означает, что он благодарен той, которая спасла его Ангелину? Но никакая благодарность не заставит его отказаться ото всех активов в пользу старых врагов. Тогда что, черт возьми, происходит?
Глава 10
В первые несколько минут я ничего не понимала, но безотчетно радовалась новым обстоятельствам. Показалось, что теперь выход уж наверняка найдется. Камелин видел мое лицо, теперь нельзя сказать, что я просто исчезла в неизвестном направлении. Или можно? Или мое новое положение еще выйдет мне боком? Он что-то еще говорил и об умении быть жестоким, это должно быть адресовано похитителям, а не мне… Или мне, на случай, если что-то сделаю не так и нарушу какие-то его планы? От последней мысли я старалась отгородиться, ведь пессимизм совершенно не нужен, особенно в пессимистичных ситуациях.
Вот бы была возможность связаться с Камелиными и выяснить, что там происходит. Хоть пару намеков получить, тогда определенно стало бы легче. А может, попросить звонок наедине любимому папочке? Если он уже обсудил с ними условия сделки и не открещивается от них, то такая просьба не прозвучит странно: он якобы моя родня, я вся из себя тут настрадалась и хочу убедиться, что он сделает всё возможное для моего освобождения. Надо самой стать вежливей и изобразить полное смирение, а когда похитители размягчатся еще сильнее, спросить о звонке. В теории выглядит вполне выполнимо.
Первым я увидела Дмитрия, который забежал ко мне, когда я уже улеглась спать. Я узнала его по силуэту в открывшейся двери и не стала притворяться спящей, но согласно своей последней настройке, заговорила спокойно и вежливо:
– От меня требуется что-то еще?
– Нет, – он упал мне в ноги и облокотился на стену. – Твой отец согласился на перевод части паев, но Егор не согласен – он хочет всё, а не только то, что твой отец украл пятнадцать лет назад. Я не вмешиваюсь, все равно из всех этих операций понимаю только то, что если Камелин решит переводить такие финансы, то это займет уйму времени. Точнее, это понимают все. Твой отец просит, чтобы мы отпустили тебя раньше, а не держали все это время в заложницах. Но на подобное не пойду уже я – прекрасно понимаю, что таким людям доверять нельзя.
Я вздохнула:
– Как решите, так и будет. От моего мнения все равно ничего не зависит. Что-то еще?
Он перевел взгляд на меня, в полутьме я лишь видела очертания его лица, но внимание ощутила, как иглы. Пожалела, что не села сразу, а теперь просто поежилась от ощущения уязвимости. Голос Дмитрия тоже изменился:
– Я уже говорил, что рад своей ошибке. Хуже всего тебе бы пришлось, узнай мы, что ты всех водила за нос. Тогда даже Егор бы психанул. Он не то чтобы совсем псих, но в такой ситуации – святое дело.
Не дожидаясь ответа, он встал и вышел из спальни. Меня еще долго колотило от непонятного страха и будто бы какого-то намека в его словах. Или он все еще сомневается, и наблюдал за моей реакцией на угрозу?
Итак, надо изображать спокойствие и смирение, быть вежливой и ничем их не провоцировать… но делать это перед Егором! С этим скользким типом лучше ничего не изображать и отделываться односложными ответами, чтобы не давать лишней пищи для размышлений.
Утром меня снова пригласили на завтрак – на этот раз зашел Егор. Я успела умыться и переодеться в единственный комплект одежды, а при его появлении выдавила самую честную и открытую улыбку, на которую мужчина отреагировал приподнятой бровью.