ятиями, приуроченными к 70‑й годовщине катынского преступления, а потом после смоленской катастрофы много говорилось о шансах на сближение. С сегодняшней перспективы эти идеи кажутся лишь благими намерениями.
– Польша для россиян всегда была врагом, потому что поляки – католики. А россияне считают, что все славянские народы должны быть православными, и значит, как они мыслят, поляки предали православие. Тем не менее, подход к Польше отличается от подхода к Украине. Польша (при этом не все ее земли) была частью России лишь полтора века. Поэтому они признают за ней право на суверенное государство.
– Значит ли это, что опасения поляков по поводу сегодняшней России и ее имперских заявлений преувеличены? Российские войска могут пойти на Киев, но не на Варшаву?
– Нападение на Польшу в планы не входит. Польша – член НАТО. Атака означала бы развязывание третьей мировой войны.
– А на страны Балтии, которые были раньше советскими республиками?
– Им тоже – как членам Альянса – российская военная агрессия не угрожает. Россияне могут оказывать давление и на них, и на Польшу, но не вынашивают планов присоединить их к своей территории.
– Но в Латвии и Эстонии есть большое русское меньшинство…
– Но это еще не повод, чтобы предпринимать попытку аннексии этих стран. Гипотетически может рассматриваться вариант их экономической зависимости от Москвы.
– Есть ли у Белого дома какие-нибудь идеи по поводу жесткого курса Кремля во внешней политике? Инициированная Бараком Обамой перезагрузка окончилась провалом.
– Перезагрузка была хорошей, но нереалистичной идеей. Россиянам крайне важно иметь мощную державу, это важнее экономического развития или свободы. Они не могут соперничать с Америкой ни в экономике, ни в сфере вооружений. Что остается? Говорить американцам «нет». Это придает ощущение великодержавности.
– Кажется, что Обама и демократы проснулись. После того, как Россия заняла Крым, они ввели санкции…
– Они продолжают заблуждаться в отношении Москвы. Когда к власти придут республиканцы, внешняя политика США изменится. Демократы меньше занимаются внешнеполитическими вопросами: они мешают им реформировать Америку. Их интересует только внутренняя политика. А республиканцам очень важно укрепить позицию США в мире.
– Откуда берутся эти различия между демократами и республиканцами?
– Демократы – левая партия. Они хотят улучшить положение неимущих слоев населения в Америке, а участие в стычках между США и Россией отвлекает внимание этих политиков, по их ощущениям, от внутренних тем. Кроме того, демократов поддерживают этнические меньшинства – афро– и латиноамериканцы, а республиканцев – население с европейскими корнями. Это два разных менталитета.
– В ходе президентства Обамы мы наблюдаем возрождение изоляционистских тенденций?
– В определенной степени да. Обама был бы счастлив, если бы он мог вообще не заниматься внешней политикой. Для Америки это опасно, так как, будучи огромным государством, она не может замыкаться на себе.
– Линия Обамы ведет в итоге к левой культурной революции, связанной с экспансией политкорректности?
– Я не вижу, чем можно было бы заменить европейскую культуру. Она лежит в основе Америки. Демократы и поддерживающие их интеллектуалы могут выдвигать всевозможные лозунги, в которых ставится знак равенства между европейской и другими культурами, но действительность не изменить, потому что никакой реальной альтернативы нет.
– Может быть, демократы ищут источник средств для проведения необходимых социальных реформ: вместо того, чтобы тратить деньги на вооружение, они хотят финансировать программы помощи своим необеспеченным соотечественникам?
– Отказаться от поддержания обороноспособности они все равно не могут. Кроме того, они не могут выйти из глобальной игры. Ведь американцы присутствуют в разных уголках мира, например, на Ближнем Востоке.
– Но из Европы американцы все же хотят уйти?
– Потому что отношения с Россией, которая в период «холодной войны» угрожала Западу, уже не играют в политике Белого дома и сознании американцев такой роли, как раньше. Сейчас Вашингтон видит вызовы в Ближнем Востоке и Пекине. Китай становится мощной политической и экономической державой, так что американским политикам приходится посвящать ему все больше времени. Кто бы ни руководил Америкой, ему придется интересоваться Китаем. В любом случае – больше, чем Европой.
– В этом году Москва и Пекин заключили газовый договор. Некоторые комментаторы говорят, что из-за напряженных отношений России с Западом, она обречена на сближение с Китаем. Оба государства движутся в этом направлении?
– Я так не думаю. Россияне не любят китайцев, а китайцы не верят россиянам. Мне вспоминается моя поездка в Китай в 1978 году. Я был там по приглашению китайского правительства. В аэропорт меня провожал человек, который сказал мне: «Запомните, пожалуйста, господин Пайпс, что русские всегда обманывают». Сейчас мы, конечно, наблюдаем российско-китайское сотрудничество, но более тесных отношений здесь не будет. Трагедия России состоит в том, что она не принадлежит ни к Востоку, ни к Западу. Это произошло из-за религии. Долгие века Россия была единственным большим православным государством. Сейчас это ощущение своеобразия дает о себе знать. Россиян – всего 140 миллионов. Для сравнения: население ЕС составляет более 700 миллионов, США – 300 миллионов, а Китая – 1,3 миллиарда человек.
– Вы не преувеличивает значение религиозного фактора? Греция, Румыния, Болгария – тоже православные страны, но их европейская идентичность очевидна.
– Это маленькие страны. В случае России важно сочетание религии с огромным пространством. Россияне чувствуют себя (и всегда чувствовали) изолированными.
– Что это значит сегодня для российской элиты? В ходе украинского конфликта стали много говорить о прокремлевском политическом мыслителе Александре Дугине, который утверждает, что Россия – это отличная от Востока и Запада евразийская цивилизация.
– Это концепция родом из XX века. Она родилась в среде российской эмиграции в межвоенный период. Сейчас она не находит для себя фундамента и мало влияет на сознание россиян. Российскую элиту больше всего огорчает то, что у ее страны нет сил для равного соперничества с Америкой. Это пессимистическая позиция. И в этом смысле у современной элиты возникают проблемы с идентичностью. Она отличается от советской: та ощущала собственную значимость, так как ее страна победила Германию, которая раньше захватила почти всю Европу. Сейчас российские политики много говорят о великодержавности, но не верят в нее.
– Они не обращаются в поисках идентичности к царским временам?
– Нет. Впрочем, я считаю, что советское правление было в каком-то смысле продолжением царизма, но сами российские политики так не думают, полагая, что коммунизм был чем-то новым. Они не знают, как интерпретировать прошлое.
– Официально они действуют иначе, демонстрируя в выступлениях гордость за Россию и ее историю.
– Но в личных беседах говорят нечто противоположное.
– Значит, сегодня Россия просто слаба. Почему тогда Вашингтон, осуждая Москву за аннексию Крыма, не предпринял никаких действенных шагов, чтобы не допустить такого развития событий?
– За это отвечает Обама, а не Америка. Он считает, что отношения между Россией и Украиной – дело двух государств, и не хочет вмешиваться в эти отношения.
– Но могло сложиться впечатление, что мы столкнулись с двойными стандартами. Когда нужно было освободить Кувейт из-под иракской оккупации или помочь косовским албанцам, которых убивали сербы, США использовали военное вмешательство. А с Путиным ссориться они не хотят.
– Если бы президентом США был какой-нибудь другой политик, например, Митт Ромни, операция на Украине была бы вероятной. Администрация республиканцев отреагировала бы на аннексию Крыма более решительно. При чтении американской прессы можно почувствовать антироссийские настроения, и это говорит о настрое американской общественности.
– В завершение я хочу еще спросить вас об отношениях Америки с Европейским союзом. Вы замечаете расхождения в подходе членов ЕС к политике в отношении США? Не служат ли демонстрировавшиеся даже в этом году дружественные жесты Берлина в адрес России проявлением того, что Германия придерживается иной концепции отношений с Москвой, чем Вашингтон?
– Я бы не стал переоценивать эти жесты. Российско-немецкое сотрудничество происходит в основном на экономической почве. Я не думаю, что оно будет иметь политические или военные последствия или отразится на американо-немецких контактах. Берлин останется лояльным союзником Вашингтона. У немцев есть опыт двух мировых войн, в которых они потерпели поражение, и повторения такого сценария они не хотят.
– Политику балансирования между Западом и Россией, которая отличается от польского подхода, ведут Венгрия, Чехия и Словакия, чьи лидеры подчеркивают, что санкции ЕС в отношении Москвы расходятся с интересами их государств.
– Россия сохраняет сильные влияния в странах бывшего Восточного блока, но в дальнейшем они будут уменьшаться. Польша ведет иную политику, чем Венгрия, Чехия и Словакия, но эта политика перспективна. НАТО кажется до сих пор жизнеспособной организацией, которая гарантирует Восточной Европе безопасность. Однако если Альянс распадется, тогда Россия сможет войти в эту часть Европы.
Россия уйдет из Украины
(из интервью Р. Пайпса для «Радио Свобода»,
США, 24 января 2015 г.)
– Профессор Пайпс, во время слушаний в Сенате бывшие советники по национальной безопасности двух президентов США Брент Скоукрофт и Збигнев Бжезинский заявили, что Вашингтону крайне важно сотрудничество с Москвой в том, что касается ядерной безопасности, нейтрализации исламского экстремизма. Это заметная позиция среди американских сторонников «реал политик». Насколько, с вашей точки зрения, вероятно, что такие соображения могут перевесить намерение поддержать Украину?