Ради этого давиться в ночи пустыми слипшимися макаронами? Увольте! Как бы я не любил эту женщину, как бы она не заводила меня в постели, любви и страсти недостаточно, чтобы продолжать тянуть на горбу ярмо брака. Я бы свернул ради неё горы, лишь бы знать, что ей это надо. Как оказалось, мои стремления ею не оценены. А раз так, зачем насиловать себя?
Взбегаю по лестнице, чтобы проверить Ритку, но та крепко спит. Некстати вспоминаю о пакетах с вещами, которые оставил в машине. Лишние секунды, на которые мне бы не хотелось оставлять Гельку без присмотра в своём доме. Но я же и не могу просто заняться распаковкой при ней. Дилемма.
На свой страх и риск, взглянув на Ангелину, которая продолжает топить одиночество в бокале, я быстро освобождаю от покупок салон, сгружая всё в одну кучу в гараже, выгоняю машину и возвращаюсь в дом.
Но в кухне не обнаруживаю Ангелину. Шестым чувством ощущаю, что внизу её искать бесполезно, и быстро мчу по лестнице на второй этаж.
Там, у дверей моей спальни, стоит бывшая жена. Её рука взмывает в воздух и не сразу, но ложится на блестящую ручку. Секунда, и мой секрет будет раскрыт.
Я не знаю, чего можно ожидать от Власовой. Мы практически не общались вот уже семь месяцев. У нас и раньше были проблемы с пониманием друг друга, а теперь и подавно.
Изящные пальцы с маникюром обхватывают дверную ручку, мягко продавливая блестящий хром вниз. Тихо скрипнув язычком замка, дверь приоткрывается, образуя в темноте спальни дорожку тусклого света, льющегося из коридора.
– Геля, – хриплый шёпот на выдохе прорезает пронзительную тишину, и в два размашистых шага я подхожу к женщине.
Сжимаю её талию руками, тяну на себя, различая за оглушительным биением собственного сердца шорохи и возню со стороны кровати, и впиваюсь в её губы поцелуем, плотно закрывая дверь за её спиной.
Я не чувствую ничего. Да, каждое движение губ и языка знакомы до чёртиков, да, пальцы, цепляющиеся за одежду, я смогу воспроизвести карандашом с закрытыми глазами и в малейших деталях. Но я не чувствую внезапного прилива нежности. Да даже чёртового возбуждения не чувствую! Ни единого шевеления в штанах. Напротив, такое чувство, словно совершаю долбанную ошибку, словно творю немыслимую глупость. Словно целую очень дальнюю родственницу. Вроде и не совсем запрещёнка, но внутри гадко и мерзко.
Я оттесняю Ангелину к лестнице, пару раз врезаясь в стены, подхватываю на руки, спуская вниз. Бухаюсь на диван в гостиной, подминая под себя податливое тело бывшей жены. Думаю, что произойдёт раньше: я взорвусь или она отрубится? Смотрит уже осоловело, но активно принимает участие в нашем поцелуе.
Геля забрасывает ноги мне на поясницу, прижимается своей сердцевиной к моему паху и разочарованно стонет. И тут же со всей дури лупит меня по лицу.
– Ненавижу тебя, Власов! Просто ненавижу! – Она отпихивает меня от себя, и я мгновенно отскакиваю. – Мне твоя жалость не нужна, придурок! Ты понял меня?
Она кое-как поднимается на ноги, но снова падает на диван и начинает плакать. Так горько и отчаянно, что мне просто не хватает духу ни утешить её, ни предложить отвезти домой. Так и стою истуканом, глядя на бывшую жену.
Пока она сама не просит:
– Вызови мне такси, Власов.
– Я отвезу тебя, – киваю я.
Полминуты на сборы, и я помогаю Ангелине обуться и накинуть пальто. Мне буквально приходится тащить её до тачки, но лучше так, чем она заснёт у меня и обнаружит Ритку. Всё, что угодно, лучше обнаружения Ритки.
Мы уже почти доезжаем до нового адреса Ангелины, когда она вдруг хрипит:
– Останови, Власов, – и я резко бью по тормозам.
Она едва успевает открыть дверцу и свесится, как все её возлияния с шумом покидают желудок. Постукивая по рулю, я дожидаюсь, пока Геля не закончит, протягиваю ей влажные салфетки и бутылочку минеральной воды и продолжаю движение.
– Вот мы и приехали, – я паркуюсь у подъезда и поворачиваюсь к жене.
Она слабо кивает, снова распахивая дверь, а я протяжно выдыхаю. Как бы то ни было, я не могу оставить её одну в таком состоянии.
– Ну, Гелька, зови в гости, – потираю руки, игнорируя её протест.
Привычный бардак – первое, что бросается в глаза. И вместе с ним знакомый запах повсюду. Аромат некогда родной женщины ударяет в голову, словно я вернулся наконец домой после долгого отсутствия. Это довольно-таки странное чувство. Мне некомфортно находиться здесь, на её территории, но я гоню прочь воспоминания и концентрирую внимание на причине, которая меня сюда привела.
– Давай, Гелька, раздеваться, – приговариваю, помогая бывшей, – сейчас в душик, крепкий чай и баиньки.
– Я не хочу в душик, – капризно протягивает она, – и чай не хочу! Спать хочу, Власов!
– Знаю, но так надо.
– Почему ты всегда такой правильный, Ярик? Аж до тошноты… Буэ! Сам ещё от себя не устал? Ты вообще хоть раз отступился от правил? Пробовал просто жить? Да ты же безвкусный чёрствый… сухарь!
Удивилась бы она, знай наверняка, как сильно я отступился от правил! Я усмехаюсь, продолжая её раздевать, и веду в ванную.
Настраиваю воду, и Геля спрашивает:
– Ты пойдёшь со мной?
– Нет, я только присмотрю, чтобы ты была в порядке.
Она вскидывает брови и стягивает нижнее бельё. А потом, нагло улыбаясь и всячески подсовывая мне под нос свои прелести, просит:
– Помоги в ванну забраться, Власов, шатает, боюсь упаду.
И я, стиснув зубы, снова обхватываю её уже обнажённое тело ручищами и быстро опускаю женские ступни на глянцевую поверхность белоснежного цвета.
– Присоединяйся, Власов, – льнёт она ко мне всем телом, резко подаваясь вперёд.
Я – кремень. Твёрдость моей воли не отнять, нет такой силы, которая заставит меня делать то, чего я не хочу, и я убираю от себя её руки.
– Душ, чай, сон, – строго говорю ей, глядя прямо в глаза. – Я побуду рядом на случай, если тебе будет плохо, но всё остальное сразу нет. Ты больше не привлекаешь меня как женщина, Ангелин, а спать с той, кого считаешь чуть ли не сестрой… Полное кощунство.
10. Маргарита
Какое-то неясное предчувствие будит меня. Сердце колотится на разрыв. Как у загнанного в ловушку животного. Это последствия сна, или..?
Прислушиваюсь к тихим, едва различимым звукам, доносящимся из-за двери. Я в спальне. В его спальне. Значит, Ярослав вернулся домой.
Я хочу спуститься вниз и поужинать, потому что живот сводит судорогой. Мой малыш беспокойно крутится и никак не может улечься, подхватывая моё волнение и чувствуя тот же голод.
Неожиданно дверь приоткрывается. В полоске яркого света, что слепит меня резкой вспышкой, я различаю смутные очертания двух фигур, мужской и женской. Чуть подаюсь вперёд, скрываясь в темноте, но не перестаю наблюдать за ними.
И вот, мужчина… целует женщину.
Дверь закрывается. В коридоре слышится возня, глухие удары о стену. Словно в порыве страсти пара не может различить дорогу. Или им требуется упор для… Своих игрищ.
Желчь подкатывает к самому горлу, а низ живота каменеет, и я тихонько, на цыпочках, пробираюсь в уборную и склоняюсь над раковиной.
Пробую отдышаться, но страх сковывает своими цепкими лапами. Я просто поверить не могу, что Ярослав, рискуя нами обоими, притащил в дом какую-то бабу!
Я действительно считала, что он осознаёт всю степень серьёзности своего поступка, что понимает, чем мне грозит встреча с кем-либо. Чем она грозит ему самому, в конце концов!
Но его беспечность вызывает во мне волну горького разочарования. Кому я доверилась? Мужчине, который меняет баб по дням недели и не может удержаться от ночных визитёрш?
Я с осторожностью выглядываю в коридор и слышу скрип дивана в гостиной. Какая мерзость! На том же самом месте, где он… трогал меня, сейчас он трахает какую-то другую женщину… И меня невероятно злит этот факт.
Нет, конечно, я знала, что мужчины врут. Но чтобы вот так, нагло и беспринципно, для меня полное откровение. Я упрямо сжимаю губы и снова прячусь в спасительной темноте спальни, плотно закрывая дверь.
Расхаживаю из угла в угол, чтобы успокоиться, но лишь больше завожусь. Дура! Какая же я дура! На кого понадеялась? Очевидно, он за секс кого угодно продаст, не то что меня. И как бы мне ни было горько осознавать, мне всё же придётся, по всей видимости, выкарабкиваться из проблем самостоятельно.
Когда возня внизу затихает, как и голоса, и хлопает входная дверь, я спускаюсь на первый этаж, оглядываю беспорядок, учинённый мужчиной и его ночной гостьей, делаю себе несколько бутербродов и чай. Не буду убирать его дом! И готовить больше не стану! Вот дождусь, когда он вернётся, и потребую вывезти из города, а там… Продам кольца, обустроюсь где-нибудь на первое время. Тихо досижу до родов… Мне бы только продержаться месяцев пять! Хорошо, хотя бы четыре.
Подаваться в бега по стране с новорождённым ребёнком – смертоубийство. Но выбора у меня нет. В тюрьме мою кроху заберут. Отправят в детский дом или вообще отдадут чужим людям. А этого никак нельзя допускать! Если моего малыша у меня заберут… разве будет мне ради чего жить? Ради чего бороться?
Поэтому мне просто необходимо притаиться на как можно долгий срок. Зря я понадеялась на этого незнакомца. Абсолютно зря. Нужно было бежать, когда он вывез меня из города. Сейчас я была бы уже далеко-далеко от всех проблем и от него самого.
Я брезгаю садиться на диван, где хозяин этого дома забавлялся со своей гостьей, но устраиваюсь в глубоком кресле и включаю телевизор.
Надеюсь, Ярослав вернётся один, а не с этой женщиной, но сил подниматься обратно на второй этаж у меня уже нет. Я пристраиваюсь поудобнее в кресле и засыпаю, а просыпаюсь снова в спальне хозяина.
Здесь же, на полу, с удивлением обнаруживаю горы пакетов с одеждой. Это что, какая-то альтернативная реальность? Разглядываю шмотки и изумляюсь: ну надо же, Ярослав купил мне даже больше того, что я просила!