Когда мне было семь, они даже развелись, но, ко всеобщему изумлению окружающих, не разъехались, а продолжали жить вместе. Ненавидеть друг друга и жить вместе. Как в коммуналке, с замками на дверях комнат. В моей голове два этих кадра не монтируются. Возникает титр с надписью «зачем?» и разбивает вдребезги логику.
Удивительно, но когда отец умер, самым безутешным страдальцем по этому поводу стала мама. Я недоумевала: она все годы мечтала о его смерти, каждую ссору кричала, подвывая, в его одутловатое лицо: «Когда уже ты освободишь меня?!» — подразумевая именно смерть как избавление, и вот пожалуйста. Он фактически выполнил просьбу, а она рыдает.
И это тоже созависимость, но замешенная не на любви и настоянная не на осознании ценности партнера. Наоборот, это патологическое состояние огромной разрушающей силы, цунами в рамках отдельной семьи. Нездоровая глубокая поглощенность партнером, разрушающая его по кирпичику и мазохистски уничтожающая собственную личность.
Вы становитесь фанатами скандалов и поклонниками истерик, жизнь без которых уже кажется пресной и недостаточной. Ненависть — личный наркотик, год за годом требующий увеличения дозы.
Я, впитав опыт родителей, выросла в тетеньку, активно диагностирующую подобную деструктивную созависимость в других семьях. Потому что я до дрожи в коленях боюсь повторить сценарий родителей.
Многие люди вокруг живут годами, окольцованные гирляндами обид. Одна цепляется за другую, та за третью, и так далее, пока грузило неподъемной ненависти не утопит их брак в пучине претензий. Они начинают синхронно ненавидеть, но не расходятся, висят, как варежки на веревочке, вместо того чтобы бежать в разные стороны или двигаться друг к другу. Но висят. Чего ждут? Следующей жизни?
Мой рентген запрограммирован на чужие цунами, я их вижу и хочу помочь.
Говорят, чужую беду рукой разведу. Это потому что со стороны решения чужих проблем кажутся очевидными.
Мне хочется подойти и со всей откровенностью произнести: «Если вы потеряете кошелек, вы расстроитесь, потому что потеряете кучу денег. Так почему вы не расстраиваетесь, теряя кучу времени? Ведь время такой же ресурс, только невосполнимый. И вы безбожно теряете кошельки со временем, но не замечаете этого, в то время как вирус патологичной созависимости пожирает ваши личности. И уже скоро наступит крайняя стадия, когда будет поздно, больно и ни к чему что-то менять. Поэтому или срочно чините семью, или бегите в разные стороны. Не миритесь с этим, не терпите, не ждите, что все изменится само собой. Вытаскивайте себя сами, как барон Мюнхаузен, за волосы из тягучего липкого болота взаимной ненависти, а иначе это не семья, это болезнь».
Не болейте своими партнерами по жизни, а просто любите их. Замечали, как много дополнительной смысловой нагрузки в строчках Марины Цветаевой: «Мне нравится, что вы больны не мной, мне нравится, что я больна не вами»?
Молодец
Всем важна похвала. Когда мой сын восьми лет лезет на дерево, он кричит: «Мам, смотри!» И я смотрю. И он лезет туда, на самый верх, и машет мне оттуда рукой.
— Молодец! — кричу я, задрав голову. — Я так тобой горжусь!
А если я не смотрю, он не полезет. Ему неинтересно покорять мир, если это некому оценить. Моя кошка Ладошка, живя на даче, работала охотницей. Я вставала утром раньше всех, варила кофе и выходила на крыльцо с дымящейся чашкой, желая насладиться пробуждением природы. На крыльце красиво лежали задушенные мыши. Это Ладоня работала ночью и хвасталась: смотри, хозяйка, как я умею. Я орала, расплескивая кофе на крыльцо. Из комнаты выбегал взлохмаченный разбуженный муж, его выдернул из сна мой крик о помощи.
— Убери! Убериии их! — орала я.
— Это же инстинкт. Похвали кошку, она молодец, охотница.
У кошки инстинкт ловить мышей, у меня инстинкт орать при виде мертвых мышей. И живых тоже, кстати. Однажды Ладошка жила на даче без нас целую неделю и не ловила никаких мышей. Прилежно ела корм, который ей насыпали проинструктированные соседи. А потом приехали мы — и снова мыши. Даже кошке важна похвала.
Ната ушла от мужа. Муж у Наты денег не носил, комплименты не говорил, отцом-образцом для детей не был. Зачем такой? А Ната успешна, открывает третий салон. Она скинула балласт и взмыла ввысь. И вроде все хорошо, парит.
— Знаешь, а я ведь поняла, в чем была ценность моего мужа, — говорит Ната.
— В чем?
— Я прихожу домой после удачного дня. Меня заметили, оценили, признали, а рассказать некому. Дети маленькие, им пока сказочки. А так хочется рассказать кому-то!
— А мама? — Я вспоминаю, что у Наты есть мама, красивая, холеная женщина с модной стрижкой. — А мама что, не хвалит?
— Хвалит, но мама хвалит за все. И это как-то обнуляет эффект. Во вторник хвалила за то, что терплю мужа. В среду — за то, что ушла. В четверг — за то, что живу без мужика и не жалуюсь. Мама просто любит.
Я понимаю, о чем Ната. Нужен заслуженный «молодец» от того, кто полюбил тебя вот такую, со всеми недостатками. Не мама. Не дети. Именно он.
— Ната, ну, ты же знаешь, что ты молодец, ну объективно. Сильная, крутая, самодостаточная.
Я понимаю. Хочется лезть на дерево, чтобы кто-то оценил, и ловить мышей хочется для кого-то. Конечно, есть дети. Это глубинный глобальный смысл жизни, и все ради них. А хочется мужских восхищенных глаз. Хочется покорять Олимп и бежать домой с медалькой, потому что дома скажут: «Ну ты крута!» — и восхищенно покачают головой.
— Знаю. А ночью плачу, как слабая и закомплексованная. Знаешь, мой бывший любил лежать на диване и ковырять пятку. У него там сухая кожа. Я прям бесилась. Звук еще такой противный, брр. И всегда оставлял открытой зубную пасту, всегда. Бесил прямо. Ведь сохнет! Ну что за проблема? Закрой, а? Придурок! И вот его нет, все хорошо. Знаешь, что я делаю? Не поверишь.
— Ковыряешь пятку?
— Оля, да!
— И пасту не закрываешь?
— Не закрываю.
— Ну подожди, время должно пройти.
— Понимаю я. Главное, чтобы мотивации хватило совершать эти подвиги в обмен на драную пятку.
Я смеюсь. Я люблю Нату, она самокритична и не врет себе. Это важное условие успеха, к которому многие идут по ступенькам чужих «молодцов». А если они заканчиваются, нужно не останавливаться. Идти дальше на ощупь вверх. Твой собственный «молодец» ничуть не хуже. За него хотя бы не надо платить разбитыми надеждами.
Сегодня подарила Нате зубную пасту и сертификат на педикюр. Она хохотала. Люблю своих подруг.
Море внутри
Мой муж всегда нес ответственность за свою жизнь, это было одной из сильнейших черт его характера. За 15 лет брака он научил этому и меня.
Однажды я чуть не попала в аварию, но не попала — вырулила за секунду до. Я, еще не отдышавшись от пережитого ужаса, позвонила мужу и прорыдала ему ситуацию.
— Меня Бог спас! — закончила я.
— Ты сама себя спасла, — сказал Миша. — Ты, твой опыт, твоя внимательность, твоя реакция. Не отдавай лавры своих заслуг другим. Ты сама молодец.
Спустя неделю я ехала с дачи и узнала, что в Москве прямо сейчас проходит важное статусное мероприятие, а я как-то пропустила анонс. Я была в шортиках и маечке. Для дачи отлично, но не для конференции. Переодеться я не успевала. Решила рискнуть, развернулась и поехала на мероприятие. Меня не пустили. Сказали: у нас дресс-код. Я расстроилась. Позвонила мужу.
— Представляешь, какие сволочи, Миш, — сказала я обиженно. — А я столько времени потратила!
— Оля, ситуация предсказуема. Уровень мероприятия ты знала. Могла бы позвонить и уточнить перед поездкой, пустят ли тебя в шортах. Ты сама виновата.
В августе прошлого года в наш дом постучала беда. Заболела маленькая дочка и потеряла слух. Мы с Мишей сплотились в этой сложной ситуации, стали одной командой, действовали сообща. За два месяца глухоты у ребенка распалась речь. Вместо первых слов появилось глухое мычание. У меня рвалось сердце, я немного умирала каждый день. Не могла смириться, не могла это слышать.
— Иди собирай документы, я с ней посижу, — сказал муж.
С дочкой он был нежен, ему не мешало то, что она его не слышит. Они играли и смеялись как ни в чем не бывало. Мы ждали операцию по восстановлению слуха. Последняя неделя перед ней была особенно мучительна. Это очень страшно — ждать операцию. Операция — это наркоз, большой риск. Но зато потом — слух, полноценная жизнь.
С другой стороны, если вдруг заболеть и пропустить операцию, то другого шанса на восстановление слуха уже не будет. Время работает против нас. А значит, надо бояться каждого чиха и сквозняка. Я пугливо отпускала старшего сына в школу: а вдруг принесет оттуда какую-нибудь заразу. Я боялась выходить из дома, боялась гулять с дочкой. Меня трясло, я не могла спать, не могла есть, не могла жить. Муж подходил и прижимал меня к себе, напитывал верой. Дрожь проходила.
О! ответственность. Если твой жизненный результат тебя устраивает — то в зеркале тот, кого стоит похвалить. А если не устраивает — то в зеркале тот, кого стоит винить. И, кстати, там же тот, кому все исправлять.
Операция дочери прошла успешно. Муж приезжал к нам в больницу каждый день, обуючивал больничную палату, привозил нам фрукты и деликатесы, хотя во всем этом не было необходимости. Он как мог участвовал в спасении дочери, я это понимала. Поэтому говорила: «Конечно, приезжай. Спасибо за подушки. Да, привези ягод».
Наконец мы вернулись домой. У дочери на ушках теперь специальные процессоры, она слышит. Началась реабилитация по возвращению речевой деятельности. Я была очень рада, что все позади. «Вот теперь заживем!» — думала я.
Первую неделю после операции я пролежала, впечатав лицо в подушку. Из меня выходили страх и усталость. Рядом лежал муж в таком же состоянии.
Через неделю я вскочила, обновленная. Мне захотелось бежать в разные стороны, чтобы нагнать все упущенное за время болезни время.