шел в себе силы встать, победить болезнь и пойти вперед.
Статистика говорит, что это удается совсем маленькому проценту людей. Я верю, что, публикуя этот рассказ, мы не просто делимся нашим опытом, мы вместе спасаем тысячи людей, мы дарим веру заблудившимся во мгле людям и тем, кто давно потерял в беспросветности свои маяки.
Сальвадор
Я главная женщина в твоей жизни, и с этим уже ничего не поделаешь. У тебя, конечно, будут другие, уже есть. Разные: сладкие, терпкие, капризные, красивые, значительно красивее меня. И ты будешь мстить мне через них, будешь смаковать их тела и думать: «Видишь, я забыл тебя!»
Ты будешь яростно мстить мне за то, что я не вписалась в намечтанный тобой женский силуэт, за низкую степень покорности, за высокую концентрацию страсти, за мою личную территорию, яростно защищаемую паролями, за смех, рожденный не тобой, за право делиться сокровенным по настроению, за то, что для других у меня тоже есть запас ласковых слов, за ревность, которая живет в тебе и унижает твое достоинство, за побег из подконтрольной тебе тюрьмы, оккупированной твоими ожиданиями.
Ничего такого в моем личном пространстве нет, так, девичьи ментальные побрякушки, но мне нужен этот оазис, этот мираж, свободный от твоей власти, чтобы не забывать о себе и иногда, растворившись в твоем мире, вновь обретать себя там, в этой личностной автономии. Но ты домыслил частокол измен и предательств, ты так неистово мне не доверял, что все остальное теряло смысл. Зачем тебе женщина, в которую и которой ты не умеешь верить?
Твой внутренний мир слеплен Сальвадором, притягивает и завораживает, но все намешано и перевернуто, его трудно расшифровывать. А я не хочу трудно — хочу легко. С тобой так не бывает.
Теперь ты будешь отдавать другим женщинам то, что предназначено мне. Но они не почуют подвоха в твоей оголтелой страсти, не унюхают запаха мести, не заподозрят тени моего присутствия, спишут все на отражение своей собственной неподражаемой индивидуальности и красоты.
Женщины глупы, правда? Особенно когда дело касается их социальной оценки в глазах окружающих. Цену себе знают, понимают, что она завышена, но ни копейки не уступят.
А ты, обесточенный, будешь курить на чужой кухне, смотреть в чужое окно, транслирующее чужой двор, в чужом халате, пахнуть чужой женщиной и думать обо мне.
Я все делала по-другому, может, не так искусно и темпераментно, как она, но я была насквозь в тему, ни одного фальшивого аккорда, зеркально отражала тебя, вся настолько твоя, что даже страшно.
У нас с тобой получалось. Мы хорошо звучали вместе: чисто, виртуозно. А сейчас ты куришь, непроизвольно морщишься и хочешь в душ, потому что пережил бездарное треньканье невпопад, надрывное жужжание вместо музыки, несмотря на подозрительное соотношение бальзаковской опытности, лолитной молодости твоей партнерши и твои старания.
В сексе ничего уметь не нужно, кроме одного: чувствовать мелодию партнера и звучать ему в унисон. И тогда ты богиня независимо от опыта и стажа. Мужчина должен просто включить свою женщину, задать музыкальный ритм, провести рукой по натянутым вожделением струнам и наслаждаться совместной симфонией.
Ты готовился, надел новое, надушился сладкой хвоей, проявил чудеса выносливости, растянул прелюдию, искал губами оттенки ее звучания, пытался ненавязчиво вплести свою музыкальную партию в ее дребезжание. Технически все получилось, но ты подавлен. Ты куришь, потому что концерт провален. Хочется разбить инструмент о стену и уйти в дождливую мглу без зонта — наказать себя холодом, отмыть себя дождем.
Ты надеваешь свою помятую одежду, не выпуская сигареты изо рта, вежливо и принужденно целуешь ее, сонную, на прощание в макушку, обещаешь позвонить и торопливо уходишь в ночную промозглость, потому что точно знаешь, что больше никогда не будешь пахнуть этой женщиной.
И на замызганном крыльце потерянной во дворах многоэтажки ты стоишь и жалобно кутаешься в не спасающий от одиночества пиджак, потерянный человек, без координат и ориентиров.
Откуда я знаю, что все так? Потому что у меня то же самое. Я ищу забвения от твоей любви, целую других мужчин. Они по-другому говорят, пахнут по-другому.
От тебя пахло сладкой хвоей, ты любил гладить мое лицо, будто старался запомнить его на ощупь. Никто из других так не делает, и хорошо. Я боюсь, что ударю его, того, другого, кто будет плагиатить твой неповторимый стиль. Я трепетно берегу неприкасаемую территорию памяти о тебе и твоих повадках.
Психологи говорят, что развод по уровню стресса равен смерти любимого человека. Чушь какая. Смерть — это понятный и предсказуемый конец ожиданий и надежд, обрубленная культя будущего.
Память небыстро меняет глаголы после твоего имени на прошедшее время. Все закрыто наглухо, заколочено, все расплывчато тонет в сознании. А знать, что ты жив-здоров, что кому-то улыбаешься, берешь за руку, целуешь своими вечно обветренными губами, даришь цветы, — это пытка, растянутая во времени, безжалостная инквизиция.
Я тоже устала играть соло. Хочу закутать твою мелодию в свою и укачивать ее в ритме, понятном лишь нам двоим, хочу надеть твою рубашку и тоже пахнуть сладкой хвоей. Но ты же гордый.
Ты считаешь, что мужественность — это отсутствие мягкости. Сказал как отрезал, но ты отрезал свой кусок нашей общей мелодии. А мужественность — в способности быть мягким только с той, без которой ты не звучишь. А иначе зачерствеешь, покроешься коростой циничности и разучишься верить в чудеса.
Но это мое мнение, его можно смахнуть из памяти и, маскируя злость похотью, набрать номер другой многообещающей женщины, чтобы уже этой ночью вдохнуть ее запах.
А я сегодня иду на свидание с бородатым и колючим мужчиной. У него есть музыкальный вкус, и это обнадеживает, наделяет перспективами наш будущий вечер. А могла бы идти в твою рубашку, щекотать твою шею своим дыханием и, дурачась, ласково кусать за мочку уха. Много чего еще могла бы, если бы ты разблокировал свою чертову территорию запретов.
Но каменная гордость и свод выдуманных принципов важнее моей мелодии в твоем сердце, поэтому я ухожу к бородачу, который уже в машине начнет трогать мою коленку и сально шутить про планы на вечер.
Не делай вид, что тебе все равно. Ты слишком долго учишься компромиссам, так долго, что мне стали нравиться бородачи. Любовь не должна быть жертвоприношением гордости.
Теперь вся территория — моя, и никому не интересны ни зашифрованные паролем мессенджеры, ни во сколько я буду дома, ни чьи голоса там, на втором плане, смеются, царапая тебе душу. А мне не нужно столько автономности, хочется в оккупацию, в плен твоей смирительной рубашки, которая на четыре размера больше.
Слышишь, главный мужчина моей жизни? Я говорю с тобой каждый день и каждую ночь. И пишу тебе письма, которые ты никогда не прочтешь.
Потому что не сможешь, разбив липовую гордость, подобрать пароль, простой и очевидный, как прямая последовательность цифр: Саль-ва-дор.
Салют
Мой муж продумáн и оптимизатор. Продумáн — это существительное. Оно означает, что если мы, например, идем гулять, то я одеваю детей, одеваю себя и выхожу из дома. На улице через десять минут сын хочет пить.
— Ой, я забыла, — говорю я.
— А я взял, — говорит муж.
Дочка хочет рисовать, ищет мелки.
— Ой, я забыла, — говорю я.
— А я взял, — говорит муж.
Налетает сильный ветер, дети мерзнут, надо бы кофты.
— Ой, я забыла.
— А я взял.
Начинается дождь. Мы всей семьей прячемся под зонт, который взял муж, а я забыла. Вот это и есть продумáн.
А оптимизатор — это другое. Вот, например, мы оба любим пить кофе с молоком. Если я открываю холодильник и вижу, что нет молока, я тут же одеваюсь и, несмотря на наличие других планов, иду за молоком. И уже через полчаса пью кофе с молоком. А если муж открывает холодильник и видит, что нет молока, он начинает думать, как вмонтировать покупку молока в список дел так, чтобы она не стала автономной потерей времени. В итоге он идет за молоком вечером, по пути из химчистки в школу, где он должен забрать сына, и весь день пьет кофе без молока. Вот это оптимизатор.
Однажды друзья пригласили нас вместе с ними посмотреть салют в день города с шикарной набережной. Мы радостно согласились и прыгнули в машину. Если доедем без пробок за час, впереди нас ждут зажигательные три часа веселья, радостного общения, детского смеха и вкусной еды, а потом красивый салют на десерт.
Я была в предвкушении встречи с друзьями, замирала от восторга. Хотелось беззаботности, хохота и завораживающей красоты салюта. Муж посмотрел по навигатору, что там с пробками. Помимо пробок он заметил, что у нас по пути большой магазин стройматериалов, а там точно есть все необходимое для ремонта дачи.
— Заскочим на 20 минут, — сказал муж.
В нем ликовал оптимизатор. Мы заскочили. Но на 20 минут не получилось — получилось на полтора часа. Пока муж ходил по магазину, я ждала его с детьми у входа и переписывалась с друзьями, которые нас очень ждали.
— Мы скоро! — пообещала я.
Потом мы снова выехали, но увидели пустой шиномонтаж, а мужу надо было что-то выяснить про балансировку. И мы заскочили на 20 минут. Но задержались, пока что-то там подтягивали и подкручивали. Пока муж был в шиномонтаже, я ждала его с детьми у входа и переписывалась с друзьями.
— Мы скоро! — пообещала я и стерла сообщение. Черт его знает, скоро мы или не скоро.
В итоге мы снова выехали, превысили скорость, спешили, пропустили поворот и прибыли на место за 20 минут до салюта, голодные и поникшие. Друзья устали нас ждать, встретили саркастическими упреками, ресторан был переполнен, еды дождаться нереально, я заказала кофе, который пообещали сварить минут за 30. Я уже не хотела никакого салюта, я хотела домой. И даже кофе уже не надо — настроения нет.
Одну и ту же историю можно рассказать по-разному. Можно сделать протокол и расписать тайминг, а можно написать целый яркий рассказ про события и участников, интересный и смешной. Вот муж по жизни пишет протокол, информативный и достоверный, а я — художественную миниатюру, образную и забавную.