– Пока ничего, – прокомментировал увиденное Ефимов, несколько раз переключив на мониторе изображение.
– Володя, дистанция? – обратился к Грачеву Никольский.
– Одиннадцать… уже десять километров, – живо отреагировал тот, сверившись с данными на своем мониторе.
– Вот он! – напряженно выдохнул Ефимов, увидев на собственном экране проблеск солнечного света, отразившегося от зеркальной поверхности солнечных батарей дрейфующего спутника.
Через двадцать минут Никольский, регулируя тягу корректирующих двигателей, подвел корабль к обнаруженному спутнику. Переключив изображение внешних телекамер на собственный терминал, он увидел выплывшую из черного мрака серебристую громаду с направленными во все стороны, словно крылья гигантской ветряной мельницы, плоскостями солнечных батарей. Несколько секунд он и Ефимов не могли отвести взгляд от своих экранов, завороженные этим зрелищем. Потом Никольский вновь связался с Центром управления полетами и, доложив, что визуальный контакт с обнаруженным объектом установлен, передал полученное изображение на Землю.
Когда первое изображение «Зодиака» появилось на экранах Центра управления, у десятков людей, напряженно следящих за ходом космического полета, вырвался вздох облегчения. Но теперь следовало выяснить, в каком состоянии находится его передающая антенна. Следуя указаниям из Центра управления, Никольский виртуозно уравнял скорости космического корабля и летящего в космосе неуправляемого спутника и начал его облет. На экранах мониторов в кабине космического корабля и в подмосковном ЦУПе, сменяя друг друга, медленно проплывали детали корпуса «Зодиака»: участки солнечных батарей с выбитыми микрометеоритами фотоэлементами, кольца внешней обшивки, сопла дви-гателей, предназначенных для коррекции орбиты, и фрагменты мозаичного теплозащитного покрытия. Но троих космонавтов и десятки следящих за их работой людей в Центре управления полетами в первую очередь интересовал один элемент: приемопередающая антенна, расположенная в обращенной к Земле части исследуемого космического аппарата.
– Ну, давай же, – прошептал Никольский, направляя космический корабль в нужную сторону.
Пилотируемый модуль сместился по отношению к осматриваемому спутнику еще на несколько метров, и на экраны мониторов выплыл опорный штырь передающей антенны с нераскрывшимися лепестками.
– Есть! – непроизвольно вырвалось у Никольского.
– Не раскрылась, – констатировал Ефимов.
Докладывать о сделанных наблюдениях не было необходимости. Операторы Центра управления полетами на своих мониторах видели ту же картину. Никольский ободряюще взглянул на членов своего экипажа.
– Ну что, парни… готовимся к выходу? – механически закончил он, вновь прочитав на лице Ефимова мрачное выражение, как в момент старта.
Тогда он решил, что это обычный предстартовый мандраж, возникающий обычно у менее опытных космонавтов, чем Костя Ефимов. Но оказалось, что старого товарища беспокоит что-то другое.
Приподнявшись из кресла, Никольский заглянул в глаза своему другу:
– Что с тобой, Костя?
– Все нормально, – попробовал отпереться тот.
– Брось. Я же вижу.
Ефимов напряженно вздохнул:
– Плохие предчувствия… да и приметы.
– Какие приметы? – удивился Никольский.
– Помнишь журналиста, которого убили сразу после нашей пресс-конференции в авиакосмосе? Это ведь был тот журналист, который спросил, не связан ли наш полет с потерпевшим аварию спутником. Я его фамилию потом в криминальных новостях по телевизору слышал. – Ефимов покосился на экран, где медленно вращался «Зодиак». – Не нравится мне этот спутник, раз из-за него людей на Земле убивают.
– Брось, – попытался успокоить его Никольский. – Мы-то здесь одни.
– Вот именно, что одни, – хмуро ответил Ефимов. – Помощи ждать не от кого. А кто знает, что произошло с этим чертовым спутником за те годы, что он висел на орбите. И что творится у него внутри.
Из всего сказанного другом Никольский понял одно: в таком состоянии Ефимову нельзя выходить в открытый космос. Но обязанности всех членов экипажа строго распределены. Заменить Костю некем, а без него Грачев просто не справится.
Никольский приблизил свое лицо к Ефимову и быстро заговорил:
– Послушай, Костя, у нас конкретная задача: развернуть нераскрывшуюся антенну. И это все! Выяснять, что произошло с «Зодиаком», будут другие, не мы! Наше дело – антенна. Только антенна! – дважды повторил он.
Как командир корабля он сделал все, что мог. Теперь уже от самого Ефимова зависело, как он воспримет его слова.
Тот кивнул:
– Я знаю. Развернуть антенну. Только это.
Никольский улыбнулся:
– Все верно.
Потом он помог товарищам надеть скафандры, предназначенные для работы в открытом космосе, и, прежде чем закрыть за ними люк шлюзовой камеры, сказал в микрофон индивидуальной связи:
– Я знаю, вы справитесь.
В штабе космических войск Егорову пришлось довольно долго ждать, пока сотрудник управления кадров, с которым он разговаривал по внутреннему телефону, спустился к нему. Наконец в просторном и пустующем, несмотря на середину дня, вестибюле появился коренастый подполковник с коротким ежиком волос на крупной голове и пухлым органайзером в руках. Махнув служебным пропуском дежурному, он подошел к ожидающему за барьером Егорову.
– У меня очень мало времени, – первым делом предупредил он оперативника, после чего все-таки снизошел до него. – Слушаю вас?
Легче всего выяснить интересующий вопрос было бы через обслуживающего штаб представителя военной контрразведки. Но того не оказалось на месте, и Егоров решил обратиться к кадровикам напрямую.
– Полагаю, вам, как сотруднику управления кадров, известна организационно-штатная структура штаба? – спросил он.
Несмотря на совершенно рядовой вопрос, подполковник сразу насторожился.
– Разумеется, – подозрительно взглянув на Егорова, ответил он.
– Меня интересует: есть ли у вас в штабе отдел или иное аналитическое подразделение?
Кадровик хмуро сдвинул брови:
– Без разрешения командования я не могу сообщить вам такую информацию.
Столь категоричный ответ удивил Егорова.
– Постойте. Ведь это самые общие сведения. Разве они являются тайной?
Но подполковник оказался непреклонен.
– Посторонним любая информация о структуре части и подразделений выдается только по согласованию с командованием, – еще раз повторил он.
Употребленное по отношению к нему определение «посторонний» задело самолюбие Егорова.
– Хорошо. Свяжите меня с вашим руководством! – сдерживая нарастающее раздражение, потребовал он.
– Ничего не получится, – с явным удовлетворением ответил кадровик. – Все руководство сегодня на Командно-измерительном комплексе.
– В связи со стартом сегодняшней космической экспедиции? – проявил осведомленность Егоров. – Оперуполномоченный контрразведки тоже там?
– Да… – растерянно произнес подполковник. – И он тоже.
– Я еду на Командно-измерительный комплекс, – объявил ему Егоров. – Как туда добраться?
На этот раз кадровик не решился ответить ему отказом.
Вернувшись, Хасан не стал звонить в квартиру и открыл дверь своим ключом. Но оказалось, что Эльза уже поднялась с постели, оделась и даже успела накраситься. Выглядела она бодрой и посвежевшей, чего, очевидно, нельзя было сказать о нем. Так как, взглянув ему в лицо, она обеспокоенно спросила:
– Что-то случилось?
Не ответив ей, он прошел к своему ноутбуку, включил его и проверил содержимое почтового ящика. Хозяин действовал оперативно – его сообщение уже поступило. Хасан расшифровал полученный файл и вывел его на экран.
«Егоров Андрей Геннадьевич… В 1985 году лейтенантом в составе пополнения отряда особого назначения КГБ СССР прибыл в Афганистан. Назначен на должность командира разведвзвода. Принимал участие в боевых операциях советских оккупационных сил в окрестностях Кандагара, Газни и Урузгана. Участник штурма укрепрайона Тора-Бора. В период с 1985 по 1989 год подразделение Егорова совершило более десятка диверсионно-разведывательных рейдов в районы сосредоточения отрядов моджахедов. При этом спецназовцами КГБ было уничтожено несколько десятков моджахедов, включая трех полевых командиров, взорваны шесть замаскированных складов с оружием, обнаружены, а после нанесения вызванной авиацией ракетно-бомбового удара полностью уничтожены два высокогорных лагеря подготовки бойцов-моджахедов. В 1986 году Егорову досрочно присвоено звание старшего лейтенанта. В 1987 г. он назначен на должность заместителя командира разведроты. В 1988 г. переведен в оперативный отдел отряда особого назначения КГБ СССР. За успешное выполнение заданий советского командования награжден двумя орденами Красной Звезды, а также орденом прокремлевского правительства ДРА.
В 1988 г. военным меджлисом моджахедов старший лейтенант КГБ Егоров объявлен врагом воинов Аллаха и всех правоверных мусульман, подлежащим беспощадному уничтожению, и приговорен к смерти. В результате тщательно спланированной операции, внедренному в Царандой тайному агенту, осуществляющему связь с командованием отряда особого назначения КГБ СССР, удалось в марте 1989 года направить разведгруппу Егорова в заранее подготовленную засаду. Однако подразделение Егорова вырвалось из засады с минимальными потерями. Организовав круговую оборону, Егоров под перекрестным огнем эвакуировал всех своих людей, включая убитых и раненых, на вызванном им по рации десантно-штурмовом вертолете.
После вывода из Афганистана советских войск Егоров переведен на работу в центральный аппарат российской службы безопасности. Начиная с 2000 года неоднократно выезжал в командировки на Северный Кавказ для организации контрдиверсионной борьбы с отрядами моджахедов. В 2004 году спецподразделением ФСБ под командованием полковника Егорова уничтожен укрепленный ядерный центр, где шла реализация проекта «Кара Аллаха».