- Думаю, что можно отключать машину, - сказал Ласкар.
- Можно, - согласился Карел.
Вошли ассистенты, сняли крышку «купели», уложили Сарджи на тележку и увезли. Полина пошла за ними. Теперь ей предстояло срочно поднять тонус оживающего человека, подкрепить его. Он еще долго будет спать, потом наступит томительное безразличие, нечто вроде полусна, его придется искусственно кормить, проверять, как действуют различные органы, и постепенно подводить больного к тому торжественному часу, когда он откроет глаза и заговорит.
А потом…
- Первый же анализ крови покажет, чего мы достигли, - сказал Карел брату, когда они вышли из комнаты.
- Это когда произойдет?
- Через три-пять дней.
- А какой случится темп у второй жизни?
- Вот о чем сказать я затрудняюсь. Вероятно, опять слишком быстрый.
- Сарджи останется довольным, даже если один к семи.
- Ну, этого не будет! У животных мы уже добились темпа один к пяти, а сейчас мы снова кое-что изменили.
- Я буду доволен, если даже в пять раз скорее. Все-таки десять лет нормальной жизни. Не умирания, а расцвета. Ах, Карел, ты даже не представляешь всей прелести и красоты содеянного! Избавиться от возрастных и прочих болезней, чувствовать себя бодрым, здоровым - какое это счастье!
- Не преувеличивай…
- Да, да, ты не можешь понять хотя бы потому, что не испытал ужаса старения, безысходности, мучительности болезней, которые сыплются на стареющее тело, как из рога изобилия. Ты пе знаешь, как страшно бывает думать о каждом дне, уходящем в прошлое. Каждая секунда уносит кусочек твоей жизни! И вот только теперь появляется надежда…
- Не надежда. Уверенность.
- Не будем спешить с выводами. Пока только надежда. Вот когда увидим Сарджи, поговорим с ним, убедимся в успехе, тогда уже поверим накрепко.
Карел засмеялся.
- Вечный спор оптимиста и пессимиста. Ладно, оставим этот разговор. Ты куда теперь?
- Домой. Провожать меня не надо.
- Хорошо, я останусь. Пойду к Сарджи.
- Когда он очнется?
- Через час-другой.
Ласкар вышел из лаборатории и не стал ждать машины. Он пошел пешком.
Город переживал лучшее время года. Буйно разрослись цветы и деревья, улицы превратились в зеленые тоннели, скверы благоухали ароматом роз, теплый ветер перебирал листву, кроны каштанов и платана глухо шумели, в зеленых объятиях лета даже жалкие хижины бедняков выглядели дворцами. А за городом ласкалось к берегу зеленоватое, теплое море. Оно нежилось под солнцем, играло с его лучами, манило к себе людей. Бухта пестрела цветными лодочками, ласковый ветер надувал белые треугольники парусов. Люди медленно шли по улице, они выглядели счастливыми, добрыми и красивыми в своих летних, ярких одеждах. Всюду слышался смех и веселый разговор.
Одинокий Ласкар проходил по улицам города, вдыхал залах цветов и думал о том, как бесконечно хорош и заманчив мир, в котором мы живем, как обаятельно-красива Земля, выхоженная тысячами людских поколений, разукрасивших ее городами и садами, возделанными полями и укрощенными реками. Только бы жить да жить, наслаждаться любимым трудом, работой, красотой мира, любить, чувствовать тепло, смеяться и слушать смех детей. Увы! Слишком короток осмысленный человеческий век, безрассудно короток, да к тому же еще осложнен нелепыми столкновениями, всяческой бедой, мыслями о войне и самой войной, обманом, глупостью, совсем не совместимыми с гармонией природы и красотой Человека, Земли и Солнца.
Может быть, теперь удастся что-нибудь сделать для человечества. Подарив людям еще одну жизнь, не помогут ли они долголетним счастливцам по-новому оценить свое время на Земле, не откроют ли им глаза на Прекрасное, мимо которого многие проходят безучастно, одолеваемые своими мелкими горестями и обидами? И век коммунизма, к речам о котором так благосклонно прислушивался Ласкар, - не есть ли это тот самый век Прекрасного? Если это так, то долгая жизнь явится полноценным вкладом в это светлое будущее человечества.
Он шел и мечтал. Лицо его разгладилось, глаза сняли, и никто бы сейчас не узнал в нем того хмурого, задавленного грузом забот физика Ласкара Долли, который делал когда-то самую страшную работу на земле - своими руками охаживал почву, на которой уже другие физики выращивали адские бомбы.
Незаметно для себя он начал думать о Памеле и, в который раз! - вспоминать только хорошее, связанное с ней. Он видел перед собой ее лицо, слышал ее глубокий, убедительный голос, чувствовал в своей руке ее горячую руку, и боль утраты опять сдавила ему сердце. Если бы она была здесь, рядом с ним в такой серьезный момент его жизни! Увы! Она далеко и, конечно, потеряна… Когда удастся эксперимент и он начнет вторую жизнь, будет ли эта жизнь счастливой для него, утратившего самое дорогое - любовь? Вот этого он не знал.
Ласкар пришел домой, снял плащ, походил по пустым комнатам, в которых уже установился запах нежилого, отпустил прислугу и остался один.
Он спустился в сад, посидел над обрывом, прислушиваясь к далекому гулу на главных улицах города, и закрыл глаза. Покой, о котором он с таким вожделением думал несчетное число раз, сейчас не принес ему ни малейшего удовольствия. Какой же это покой, если щемящее чувство заброшенности не покидает тебя? Покой без любви, без участия - это уже не покой, а скорее тихая беда.
Ласкар поднялся и вошел в комнаты. Нет, и здесь то же самое. Тогда он оделся и снова вышел на улицу в сумерки раннего вечера, когда еще не зажигались огни и под навесом из потемневших платанов только начал скапливаться сиреневый туман - разведчик ночи. Здесь хоть люди, голоса, смех.
Карел звонил брату раз, другой, третий. Телефон молчал. Обеспокоенный, он помчался к нему, но нашел дверь запертой. Не зная, что и думать, Карел постоял у дома, пытаясь погасить тревогу, царапавшую по сердцу, потом, махнув рукой, перелез на виду у прохожих изгородь сада и, увидев незапертое окно, прыгнул внутрь дома.
Никого… Где он? Куда ушел? Искать бессмысленно, город велик. Карел позвонил в лабораторию и сказал Полине, что задержится. А потом забрался на подоконник и, спустив ноги в сад, уселся, как мальчишка, с сигаретой в зубах, решив про себя, что будет сидеть так хоть всю ночь.
Вернувшись, Ласкар увидел: в доме у него горел свет. Он быстро вошел. Карел…
- Это ты? - в его голосе явственно прозвучало разочарование.
- А ты думал кто?
Ласкар не ответил, но Карел уже понял, кто был бы самым желанным гостем для брата.
- Я рад, что ты пришел, - сказал Ласкар, справившись с собой. - Давай вместе ужинать. Что там нового?
- Сарджи спит, словно новорожденный младенец. Я уже подумывал, а не разбудить ли его раньше срока. Судя по всему, опасность позади. Он начал жить. Девять шансов из десяти - жить назад!
- Слушай, - сказал вдруг Ласкар, не гася улыбки на своем лице. - Если все пойдет нормально, повторятся ли у него разные неприятности, связанные с изменением в организме?
- Не понимаю.
- Ну, вот, скажем, месяц назад он болел гриппом.
- Заболеет ли снова? Не думаю. Это же инфекция. Ее ведь может и не случиться через месяц.
- Инфекция всегда есть. Вирусы вокруг нас. Но болезнь захватывает организм лишь тогда, когда в нем что-то не так. Я правильно рассуждаю?
- В общем, да. Существует временное состояние ослабленности, когда возбудители болезнен размножаются с особой быстротой.
- А если Сарджи снова пройдет через ото состояние, тогда как? Заболеет?
Карел рассмеялся.
- Не знаю, не могу сказать. Это уже теория предположений. Возможно, что и заболеет. Помнишь, он ходил с завязанной рукой, порезал на работе? Не думаешь ли ты, что ровно через столько же дней он снова порежет себе этот палец? Повторение этапов и событий…
Ласкар окончательно развеселился. Хорошо, что Карел пришел. Что бы он делал один сейчас!
- А вот насчет гриппа ты, пожалуй, прав, - продолжал Карел, подумав. - Состояние ослабленности способно повториться, если организм движется назад по уже пройденному пути. Об этом нам следует помнить и заранее принимать меры.
- Около года назад у меня был плеврит. Честно тебе скажу, перспектива болеть снова меня никак не прельщает.
- А твой радикулит?
- О, я и забыл! Ну, знаешь, ведь этак придется переносить все болезни еще раз!
- Это все предположения, Ласкар. Стоит ли думать о них, когда главное так заманчиво.
- Я иногда задумаюсь, и, право же, кажется, что все это игра.
- Увидишь Аптона Сарджи и наваждение пройдет. Ничто так не убеждает, как реальные факты. А если ты думаешь о прошлых болезнях, советую тебе составить календарь и вручить его Полине. Чтобы предупреждала.
В этот вечер у них так и не состоялось никакого серьезного разговора. Настроившись на шутливый тон, они болтали, пили кофе и снова болтали, стараясь даже то сложное и беспокоившее их обоих, что было впереди, воспринимать, как смешное и легкое.
Прощаясь, Карел сказал:
- Когда можно будет говорить с Антоном Сарджи, я позвоню тебе.
Ласкар кивнул. В словах брата он прочел и другое, не высказанное: «Готовься, дружище. Твоя очередь…»
Полина хлопнула дверью, быстро побежала по лестнице. Лицо ее сняло. Она то и дело заглядывала в листки.
- Карел! - закричала она, распахнув дверь кабинета. - Полная удача. Ты только взгляни на этот листок!
Сжав брови, Карел прочел первую колонку цифр.
- Ну? - нетерпеливо спросила она, заглядывая ему в глаза.
Биолог посмотрел на нее, на Данца и ассистентов, пришедших вместе с ним, и очень серьезно сказал:
- Это наш первый большой успех, друзья. Не знаю, что и сказать… Древние открыватели и ученые выкрикивали в таких случаях одно очень выразительное слово: «Эврика!» А мы…
- Подражая древним, крикнем это же слово, - Данц поднял руки. - Ну, раз - два - три!
- Эврика! - раздалось в комнате.
- Поздравляю вас, друзья, - взволнованно сказал Карел. - Эксперимент проведен отлично. Дни нашего труда не пропали даром. Это победа разума.